- Да.

Сложно забыть.

Древние.

И башня. Как рассказать о том, чего сам не понимаешь. Гладкий металл… сколько времени прошло? А он все одно гладкий, словно и не металл – стекло. Ни пятнышка ржавчины. Да что там о ржавчине говорить, когда самый острый нож не оставляет на этом металле следа.

И не только нож.

Огонь.

Кислоты. И даже желчь пустынного змея, который песок переваривает. Башня оставалась сияющей и недоступной.

Не слишком высокая. Широкая снизу, кверху она сужалась, выпуская короткие то ли крылья, то ли сети, правда, сплетенные из того же металла. Порой в сетях появлялись шары. Сперва крохотные, словно капли, они имели обыкновение расти, пока не становились величиною с голову человека. А после этого просто исчезали.

В башню пытались заглянуть многие.

Но только Алефу она открылась.

И он вошел.

Не один, отнюдь. Отец тоже присутствовал. И Винченцо. Великая честь. Или скорее уж необходимость. Отец не мог не приглядывать за Алефом, как не мог и позволить Теону оказаться там же, где и он. Кто знает, что ждало их в башне?

Род не должен осиротеть.

- Я открыл её на месяц раньше, чем сказал отцу, - признался Алеф. И узкие тонкие руки его дернулись. – Я знал, что он не позволит мне войти самому. А затем просто уничтожит все, что там отыщет.

- Он…

- Он полагал, что хранилище рода Ульграх – самое надежное место для сокровищ. А все ведь рассчитывали, что в башне найдутся сокровища.

К слову, отец тоже не сказал остальным, что был там.

О да, он устроил очередное великое представление, собрав членов Совета. И Алеф показательно отворил дверь в башню, после чего её официально объявили вскрытой.

- Мне нужно было увидеть то, что находится там, в естественных условиях. Я хотел понять, как оно работает. Она, - уточнил Алеф. – Мы мало знаем о Древних.

И он хотел узнать больше.

Любопытный.

Всегда любопытный. Болезненно. И порой это любопытство превращалось в одержимость.

- И я склонен полагать, что это не случайность. Совет приложил много усилий, чтобы до нас дошли лишь жалкие обрывки тех знаний, - это уже было сказано с раздражением. – Я не понимаю, для чего это было сделано. Вероятно, из страха. Даже те крохи, которыми мы ныне располагаем, позволяют создавать воистину разрушительные заклятья. Хотя да, они сложны. Но опять же, мне кажется, что эта сложность – искусственного происхождения, что она идет от нашего непонимания. Мы подобны дикарям, которые пытаются сотворить чудо из говна и палок.

Резковато.

Но ведь похоже на правду. Этак еще немного и Винченцо проникнется. Особенно, если второй глаз видеть начнет. И ноги не отрежут. Отрезанные ноги как-то плохо способствуют взаимопониманию.

- Ч-што… т-там… бло?

Тряпка вновь коснулась губ, и капли проскользнули в горло. Ирграм держался в стороне, но о деле не забывал. Что-то с ним не то.

Впрочем, тут со всеми что-то и не то.

- Самое интересное, что ничего-то, кроме того, что ты видел. Я оставил её в том виде, в котором башня предстала передо мной.

Пролеты.

Узкая лестница из того же металла. Металл казался тонким и ненадежным. И лестница, подвешенная на нитях из него, казалось, парила в воздухе. Она походила на гигантскую серебряную змею.

А внутреннюю поверхность башни покрывала чешуя серебристых пластин.

Их оказалось много.

Настолько много, что потом, позже, их вывозили почти год, честно разделив между родами. Хотя, кажется, никто не обрадовался.

Все-таки пластины – это не то, на что отец надеялся.

- Помнишь, мы вынесли шар?

Стеклянный на подставке из проволоки. Из той же, что держала лестницу. Шар был крупным, с голову человека, а проволока почти невесомой.

И нести пришлось осторожно. А Винченцо не отпускала мысль, что шар вот-вот выскользнет.

- Это устройство для чтения. Вернее не совсем. Пластины – источник информации. Их нужно расположить определенным образом, активировать, и тогда шар покажет.

- Ч-што?

- А вот тут как повезет. Честно говоря, я так и не понял, каким образом они различали их. Иногда открываются какие-то знаки. Чертежи. Иногда – картинки. Некоторые даже двигались. Это завораживало. Порой ничего не происходило, возможно, пластины были повреждены. Я увидел наш город с высоты птичьего полета. И даже не понял, что это другой город, такой, каковым он был около двадцати лет тому. Около сотни. И двух сотен. Картинки менялись. Пусть не сразу, но я разобрался, научился не то, чтобы управлять этим аппаратом полностью. Ты знаешь, что за две сотни лет очертания города почти не изменились?

Неужели он выбрался из своих лабораторий только для того, чтобы поделиться этим чудесным открытием? Хотя… говоря по правде, и сам Винченцо не отказался бы посмотреть.

Если это возможно.

Возможно ли?

Но Алеф не лжет. Он никогда прежде не лгал. И сейчас зачем?

- Правда, часть башен, которые принадлежали молодым Мастерам, как я понял, пришли в запустение и были разрушены. Трущобы разрослись. И количество нищих значительно увеличилось.

Его беспокоит это?

- На первый взгляд, это ничего не значит. Но именно на первый. Город умирает.

И это не та причина.

Недостаточная.

- Не только город, - Алеф пошевелил бледными пальцами. – То, что я говорил отцу об источнике, правда.

- М…мш…

- Мешеки? Да, тоже. Высока вероятность, что новый источник откроется именно на их территории.

- Вр-нсть? – язык прилипал к нёбу. И отклеивать его приходилось усилием. Всякий раз создавалось ощущение, что с ним отдерется и кусок мяса.

- Вероятность. Когда я научился читать пластины, изрядную долю времени я потратил на то, чтобы рассортировать их. Да и… отец… я не спешил показывать ему. Пришлось… заниматься в свободное от дел рода время. Так вот, те пластины, что не открывались, я откладывал отдельно. Как и те, что содержали мало полезную информацию. Схемы. Графики. Знаки какие-то. Некоторые я узнавал, но большая часть была не понятна. Пока я не наткнулся на то, что можно назвать детской книгой. Символ и картинка. Ничего не напоминает?

- Гхрам..та?

- Именно. Это был своего рода учебник. Грамоты. Чтения. У них другой принцип, знаешь? Хотя откуда тебе, - он поднялся. Общая привычка. Винченцо тоже легче думалось в движении. Или скорее Алеф возбужден? Ему не с кем было поделиться открытием? Это объяснило бы необычайную нынешнюю говорливость. – Символ не равен букве. Нет. Символ может обозначать слог. Или даже слово. Но тогда нужно уточнения. Я долго сидел. Пытался понять. Разобраться. То, что мы полагаем языком Древних, по сути – лишь примитивная его вариация. И создавалась она явно искусственно. Для кого? Для слуг? Рабов?

Он замер и чуть дернул плечом.

- Не важно. Главное, что мне повезло. Много раз повезло. Найти ключ к башне. Войти. Забрать по-настоящему ценную вещь… эти идиоты её распилили бы. Наткнуться на книги. Воспользоваться этими книгами. Да… пожалуй, да… так вот, мир стоит на краю гибели.

- Чшто?

Щека Алефа дернулась. И глаза сузились. Нехорошо так. Предупреждающе.

- К-к-ак? Ты. Узс-нал.

Говорить все еще тяжело.

- Книга. Та самая. Сначала язык. Слова. Учился, как ребенок. Их ребенок. Потом… что идет после того, как дети постигнут буквы?

- Ткст.

- Именно. Сперва это были простые фразы. Причем та вещь, она произносила их. И я следом. И раз за разом. Пока не скажу правильно, дальше не пускала.

Это должно было изрядно злить Алефа.

- Потом рассказы. Небольшие. Про мир. Про мир, которого не стало.

И вот теперь он подобрался к по-настоящему важному.

- Сперва это походило на сказку. Древние полагали, что наша земля, что она круглая. И висит в бездне. Эта бездна необъятна. Солнце – суть пылающая звезда. И мир наш вращается вокруг неё.

Голова заболела. То ли от излишка знаний, то ли сама по себе.

Алеф же очертил полукруг.

- В бездне находятся и другие тела. К примеру, они считали, что звезды подобны нашему Солнцу. Но они находятся далеко, поэтому и представляются нам маленькими. А еще есть миры. Разные. Одни изо льда сотворены, другие из пламени. Есть те, что лишь камень. А есть и мертвые. Эти миры сталкиваются и плодят осколки, а те разлетаются в великой пустоте. Но все следует своим незримым путям.