Эдуардо встал со своего места и некоторое время молча наблюдал за ними. Затем подошел и присел на корточки рядом со Стефани.
— Ты ведь любишь его, да? — тихо спросил он. Стефани медленно повернула голову к нему.
— Забавно, правда, — прошептала она, — что мне пришлось пройти такие испытания, чтобы осознать это.
— Почему же забавно? Пережитая трагедия многих заставляет все увидеть иначе.
Она кивнула.
— Я даже не знаю, почему я связалась с ним. — Она повернула голову в сторону Джонни. — Джонни Стоун — нахальный, самоуверенный, самовлюбленный, несносный, шовинист… — Она тихо рассмеялась. — Господи, что я говорю! Совсем как…
— Жена? — тихо спросил Эдуардо.
Она резко повернула голову в его сторону.
— По-моему, — продолжал Эдуардо, — он очень счастливый человек. Я бы должен ревновать…
Она посмотрела ему прямо в лицо: он был слишком горд, чтобы выдать свою боль.
— А ты ревнуешь? — спросила она.
— Да, — признался Эдуардо, — А как же иначе? — Он вымученно улыбнулся. — Но, надеюсь, я в состоянии себя контролировать.
Сердце Стефани болезненно сжалось. Она всегда знала, что когда-нибудь, рано или поздно, этот момент наступит. И все-таки она не была к нему готова. Меньше всего в жизни ей хотелось бы причинить Эдуардо боль.
— Мне жаль, что так получилось, Эдуардо, — хрипло проговорила она. Слезы наполнили глаза, но она не дала себе заплакать.
— И мне жаль, — тихо ответил он. Он тоже подозрительно мигал глазами.
Она дотронулась до его руки.
— Ты поверишь мне, если я скажу, что действительно считала, что полюбила тебя?
Он улыбнулся и кивнул.
— Да. Я верю.
Поднявшись, он еще раз взглянул на нее, потом наклонился и нежно поцеловал в щеку. Ей не удалось сдержать слезы.
Остаток пути они летели молча. А на «Хризалиде» их ожидали новые испытания.
— Заза! — Эдуардо стучал в каюту бабушки. Они слышали, что там звучала музыка — ария из «Кавалера роз» в исполнении Лили.
Он постучал еще раз. Дверь никто не открывал. Эдуардо посмотрел на стоявших рядом Стефани и Джонни и подергал дверную ручку. Дверь была заперта. Он забарабанил кулаком.
— По-моему, идет, — сказал он. Они прислушались. Из-за двери донеслось тихое урчание мотора. Замки щелкнули, и старушка приоткрыла дверь. Она сидела, наклонившись вперед, на своем кресле и подозрительно выглядывала в коридор. Ее лицо было красным, веки опухли.
— Кто с тобой? — спросила она резко.
— Моника Уилльямс, которая на самом деле вовсе не Моника Уилльямс, и ее друг, которого ранил полковник Валерио.
Старушка всматривалась в лицо внука.
— Полковник мертв, — ответил он на ее невысказанный вопрос. — Он пытался убить Монику, то есть Стефани. Но ей удалось убить его первой.
Заза вовсе не выглядела удивленной.
— Сильная девушка, — одобрительно кивнула она. — Слушай, дорогой. Я отодвину слегка кресло, и вы трое проходите сюда. Но чтобы больше никто не проник. Понятно?
— Понятно, — озадаченно ответил Эдуардо. — Конечно.
Она откатилась назад. Первым вошел Эдуардо, за ним Джонни, потом Стефани. Когда Стефани захлопнула за собой дверь, Заза, подкатившись поближе, повернула ключ.
И тут раздался страшный крик Эдуардо. Все повернулись к нему.
— Боже мой! — Эдуардо рванулся к столу.
Он стоял около стола, с ужасом озираясь, а потом медленно повалился на колени рядом с матерью.
— Мама! — всхлипывал он, целуя ледяные руки Зары. — Боже, мама!
Стефани зажала рот рукой.
— Боже мой!
Закрыв глаза, она вжалась лицом в здоровое плечо Джонни. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что трое за столом мертвы.
Глубоко вздохнув, Стефани оторвалась от Джонни, подошла к Эдуардо, опустилась на колени и обняла его.
— Эдуардо, — простонала она. — Это ужасно.
Положив голову на колени матери, он застыл. Его печаль отозвалась болью в душе Стефани. Но сквозь его горькие рыдания ей слышался смех богов — торжествующий, раскатистый смех. Они смеялись над смертными, которые вздумали отпить из чаши вечности.
Эдуардо поднял голову. Его лицо, искаженное болью, вздрагивало, оно было мокрым от слез. Он отвернулся и постарался взять себя в руки, затем, повернувшись к Стефани, слегка кивнул, как бы благодаря ее.
Она поднялась, сжала его плечо и снова подошла к Джонни, который обнял ее здоровой рукой. Когда Эдуардо тоже поднялся, это был уже другой человек. Теперь он вопрошающе смотрел на Зазу.
— Что произошло? — спросил он ровным голосом. Подъехав к внуку, Заза снизу вверх посмотрела ему в лицо.
— Они мертвы, — просто ответила она.
— Да. Но каким образом? Почему?
— Почему? — Водянистые глаза уставились на внука. Беззвучно текли секунды. Время замедлилось. Казалось, она никогда не заговорит. Затем она выпрямилась и покачала головой. — Эдуардо, мальчик мой, — проговорила она с мягким укором. — Как же ты можешь быть таким наивным, ничего не видеть и даже не подозревать?
Заза сидела прямо, уверенная в своей силе. Она уже выплакалась, пока была одна, и, если бы Стефани не знала раньше эту старую леди, она ни за что бы не догадалась, что в душе ее была скорбь.
По предложению Зазы все четверо перешли из комнаты, где стоял мрачный стол мертвых, в прилегающую к ней спальню.
Эдуардо сидел на диване. Голова его поникла, руки зажаты между вытянутыми ногами. Джонни прилег на кровать, на ее краешек присела Стефани. Через полуприкрытую дверь ей был виден профиль Лили, ее выгнутая в предсмертном удушье шея.
Подняв свой тонкий бокал, Стефани отпила глоток ликера цвета жидкого золота, и внутри у нее потеплело.
— Монахи-цистерцианцы, между прочим, изготавливали лучшие в мире ликеры. Их обет молчания, безбрачия и воздержания не оставлял им никакой радости, кроме наслаждения вкусом. Удивительно ли, что они с таким вниманием относились к процессу брожения? — Заза улыбнулась. — Я знаю, вы сейчас думаете, что я сошла с ума.
За последние два часа Заза рассказала им так много всего, что Стефани могла теперь восстановить почти все недостающие эпизоды из истории семьи Шнайдер. Как Лили во время турне по Южной Америке в 1948 году встретила магната Эрнесто де Вейгу и страстно влюбилась в него — и он в нее. Что сама Заза была на самом деле сестрой Лили, Луизетт, а «мамой» Лили она стала после того, как категорически отказалась участвовать в омоложении, проводимом доктором Васильчиковой. Заза рассказала и о том, как Гитлер во время визита Лили в его логово в Оберзальцберге лично представил певице Васильчикову.
— Я вовсе не думаю, что вы сошли с ума, — тихо ответила Стефани.
Заза печально улыбнулась.
— Может, ты и не думаешь. Но твой друг мистер Стоун, по-моему, не знает, что и думать. А глаза Эдуардо! Какой в них скептицизм! Но я тебя не корю, мальчик.
Эдуардо вскочил на ноги и стал вышагивать по комнате. И вдруг повернувшись к стене, яростно ударил в нее кулаком.
— Черт возьми, бабушка! — пробежав рукой по волосам, он обернулся. — Неужели ты считаешь меня таким идиотом, который может поверить этим… этим сказкам?
В глазах Зазы вспыхнул гнев нетерпения.
— Опомнись, подумай, что происходило вокруг тебя, — холодно проговорила она. — Да, Эрнесто и Лили в уме не откажешь, надо отдать им должное. Но неужели ты никогда не задумывался, почему твои отец и мать даже внешне не изменились за почти три десятилетия?
Эдуардо пытался найти какое-нибудь разумное объяснение.
— Они… они следили за собой. Диета, массаж, физические упражнения. Косметическая хирургия…
Заза вздохнула.
— Ты хватаешься за соломинку. У Лили было всего две операции за всю жизнь. Удаление аппендикса в двадцать втором году и пластическая операция для изменения внешности в пятидесятом. Да, Эдуардо: в пятидесятом. Сорок три года назад!
Эдуардо ошарашенно молчал. Старуха продолжала — тихо, спокойно и безжалостно:
