Переводчик: Галя Раецкая

Редактор: Александрина Царёва

Вычитка: Юлия Цветкова

Оформление: Юлия Цветкова

Обложка: Екатерина Белобородова

Для всех, кто потерялся и надеется быть найденным…

Макс

Впервые, клянусь, я ощущаю, как игла соприкасается с кожей. Я морщусь, когда острый кончик проникает под кожный покров и вонзается в жаждущую вену. Острая боль пронзает меня. От этого ощущения меня начинает мутить.

Я так сильно жажду освобождения, что почти смешно, каким слабым я становлюсь от методов, выбранных мной, чтобы привести себя в порядок.

Я не хочу этого.

Если бы только это было правдой. Плохо, что «хотеть» и «нуждаться» совершенно разные вещи.

Конечно, я не хочу этого. Но мое тело, уверен, нуждается в этом. Мои вены горят, когда я ввожу наркотик в свое тело. Я обдираю кожу вокруг ногтей, ожидая кайфа.

Раньше я никогда не решался на такую крайность. Я всегда балансировал на краю, но никогда не пересекал черту.

В этот раз все по-другому.

Я другой.

Потребность заглушить хаос в голове оказалась выше боязни игл, которую на данный момент я бессильно сжимаю между пальцев.

Я чертов придурок. Сижу на корточках в кабинке самого грязного общественного туалета, в котором я когда-либо был, когда мог бы быть снаружи, занимаясь чем угодно, но не этим.

Что, черт возьми, со мной не так?

В кармане завибрировал телефон, но я даже не потрудился посмотреть, кто звонит. Потому что уже знаю, что это она.

Обри.

Я позвонил ей по глупости. Позволил своей одержимости ею руководить мной. И теперь она беспокоится.

Жаль, что она никак, черт ее возьми, не прекратит беспокоиться.

Боже, теперь я чувствую себя виноватым. Я должен чувствовать себя виноватым за то, что делаю с ней.

Я сжимаю руку в кулак напротив сердца, ожидая, когда поселившаяся там боль пройдет. Проверяю время на часах. Пять минут.

Пять чертовых минут, а тянутся, как пять чертовых лет.

Еще секунда, другая, и я забуду обо всем этом.

Мой телефон завибрировал снова, в этот раз я вытаскиваю его и смотрю на экран. Имя Обри ярко светится в полумраке.

Как маяк.

Или мое спасение.

Пока кайф и безразличие не овладели мной, я чувствую страх.

Глубоко во мне засела паника, которую не поможет рассеять даже героин. И все это из-за нее.

Обри.

И из-за последствий моего эгоистичного выбора, сделанного за нас обоих.

В моменты просветления, я прошу у Господа, чтобы я мог вернуться назад — в тот момент, когда постыдный вкус забытья стал значить для меня больше, чем покой, который я нашел в ее объятьях. Мне хочется высосать яд из своих вен и вернуться к тому времени, когда я еще не принес в жертву свою жизнь ради наркотического блаженства.

Потому что она мое блаженство. Моя гавань во время шторма. И мои чувства к ней чертовски более реальные, чем все, что я испытываю, уколовшись или наглотавшись таблеток с привкусом мела.

Но уже слишком поздно, очень скоро мне будет плевать на все. Впервые я ненавижу это. Я ненавижу кайф. Ненавижу чувство облегчения. Ненавижу себя.

И тогда, наконец, мои конечности тяжелеют. Сердце замедляет ритм. Мысли путаются, хотя всего секунду назад я размышлял, стоит ли позволить ей спасти меня?

Кому нужно спасение, когда у меня есть… это?

Телефон снова вибрирует, и в порыве злости, я швыряю его в стену туалетной кабинки, с возрастающим безразличием наблюдая, как он разбивается и обломки падают на пол.

Веки слипаются, колени подгибаются. Я соскальзываю вниз по стене и сажусь на обоссаный пол. Воздух вокруг меня вибрирует от басов музыки, которая играет в клубе, прямо за дверью.

Мой рот приоткрывается, я погружаюсь в эйфорию. Заваливаюсь набок, прижимаюсь щекой к грязному полу, поранив лицо об обломки своего телефона.

Вина. Страх. Паника. Даже любовь… все исчезло.

Но у меня было… это.

И сейчас, этого вполне достаточно.

Обри

— Вот расписание группы поддержки наркозависимых в кампусе. Все наши действия касательно организации двенадцатинедельной программы реабилитации мы согласовываем с местным центром лечения от наркотической зависимости. Бакалавру психологии в Университете Лонгвуда полагается отрабатывать волонтером пятьдесят часов по сертифицированной программе. Это обеспечит тебе право на получение диплома. — Доктор Лоуэлл протянула мне лист и я, улыбнувшись, взяла его.

Доктор Лоуэлл улыбнулась в ответ. Она невысокая, у нее короткие каштановые волосы, за очками в проволочной оправе прячется серьезный взгляд. Чувствуется, что она человек деловой и именно поэтому она мне нравилась с первых дней моего появления в университете Лонгвуда. Ее строгий нрав помогал нейтрализовать мое смятение.

— Обри, знаю, что тебе будет непросто. Но считаю, что с твоей стороны будет очень смело и очень поучительно использовать свою историю, чтобы помочь другим. Группе повезло, что у них будешь ты.

Я покраснела от комплимента и засунула расписание в сумку. От комплиментов я всегда чувствую себя неуютно, потому что уверена, что я их не заслуживаю.

— Спасибо, Доктор Лоуэлл. Я просмотрю время занятий и сверюсь со своим расписанием. Дам Вам знать, в какие дни смогу присутствовать. — Я встала и закинула рюкзак на плечо. Доктор Лоуэлл обошла вокруг своего стола и проводила меня до дверей кабинета.

— Я уже сообщила Кристи, что ты будешь помогать с группой. Отправлю тебе по почте ее контактные данные; так ты сможешь общаться напрямую с ней, — сказала она, придерживая для меня дверь. — Теперь, от тебя потребуется гораздо больше, чем просто посещать группу, слушать и делать записи. Ты будешь активным участником. Будешь работать с Кристи в подготовке к сеансам. Она хочет, чтобы ты участвовала в беседах. Уверена, что готова к этому?

Мне было понятно, почему она задала этот вопрос. Несмотря на то, что в настоящее время мой средний балл успеваемости составлял 4.0 и я надрывала задницу, чтобы сохранить свою стипендию в университете Лонгвуда, доктор Лоуэлл была одной из немногих в университете, кто был в курсе моей мрачной и излишне удручающей истории.

И только она не делала мне поблажек из-за этого. И за это я ценила ее больше, чем она могла себе представить. Так что ее вопрос не разозлил меня так, как если бы его задал кто-то другой.

— Я полностью к этому готова, Доктор Лоуэлл, — ответила я, вкладывая в свой голос максимум уверенности. Если Доктор Лоуэлл верит в меня, может быть, смогу поверить и я.

Доктора Лоуэлл слабо улыбнулась, и я почти поверила, что эта крошечная женщина умеет читать мысли — что она каким-то образом оказалась у меня в голове и узнала о моей неуверенности.

Потому что изучение психологических эффектов последствий злоупотребления наркотиками это просто. Я могу проштудировать учебники от корки до корки. Могу найти связь между фактами. Могу читать исследования на эту тему, притворяясь, что этих людей просто не существует.

А вот садиться в кружок и слушать рассказы из первых уст, выслушивать, как незнакомцы обнажают душу, рассказывая, как близки они были к тому, чтобы потерять все — это совсем другое. Я знала, что это будет реальным, чересчур реальным.

Для моей психики, все еще неустойчивой после травмы трехлетней давности, это чересчур реалистично и страшно.

— Хорошего вечера, Обри, — сказала Доктор Лоуэлл, пока я шла по коридору факультета психологии. Когда я вышла на улицу и шла по двору, уже начало темнеть. Январский воздух был холодным, и я была уверена, что пойдет снег.