Он увлек меня в тупик темного коридора и телом заблокировал мне выход. Увидев его в тени, я снова ощутила себя идиоткой, так как не раскусила его раньше.

— Почему ты не хочешь поговорить со мной? — потребовал он ответа, его голос прозвучал так, будто мой отказ разговаривать с ним причинил ему боль. Этот парень профи. Он умеет так изобразить чувства, словно они настоящие. Плохо то, что я понятия не имею, искренен ли он сейчас.

— А что тут можно сказать? — спросила я устало, пытаясь пройти мимо него. Макс сместился в сторону, по-прежнему сжимая мое предплечье, его грудь коснулась моей. Макс значительно выше меня и было бы так легко обнять его, прижаться, спрятав голову под его подбородком.

Мое тело слишком хорошо помнит, каково это, касаться его. Оно кричало, требуя прекратить упрямиться и сдаться. Но я не стала слушать его — не теперь, когда знаю правду.

— Я думаю, мы многое должны сказать друг другу. Я хочу провести с тобой больше времени, Обри. Пожалуйста, — умолял и уговаривал он низким голосом. Его голос действует, как успокаивающее. Так легко было бы согласиться на его предложение.

Я покачала головой и попыталась отстраниться, но Макс крепко удерживал меня, не позволяя двигаться.

— Отпусти меня, Макс, — уверенно потребовала я, борясь с его хваткой.

— Почему ты так себя ведешь? Я думал, прошлая суббота что-то значила. Для меня так и было, — пробормотал он, ослабив хватку, а затем и вовсе убрал руки. Он опустил голову, и, черт побери, прекрасно сыграл убитого горем.

Я фыркнула, и он с удивлением посмотрел на меня. Я закатила глаза и ухмыльнулась, хотя мое сердце болезненно пульсировало в груди.

— Ты хорош, надо отдать тебе должное, — выговорила я холодно.

Что-то в глазах Макса надломилось, затем исчезло, и он отвернулся, будто не в состоянии смотреть на меня.

— Вау, это больно, — сказал он тихо, снимая шапочку и проводя руками по волосам.

— Если бы я считала, что хоть что-то из того, что ты говоришь, правда, тогда я, может быть, поверила бы тебе, — парировала я.

Макс поднял голову и нахмурился.

— Что это должно означать? — спросил он и в его голосе прорезались нотки раздражения.

Я снова закатила глаза и попыталась отстраниться, но Макс не позволил. Он снова схватил меня.

— Перестань отстраняться от меня. Я думал, между нами что-то начинается. Что изменилось? Это потому, что я бросил тебя у кинотеатра? Я уже понял, что поступил как мудак. Мне просто надо было кое-где быть…

— Например, в «Мании»? — спросила я, прерывая его. Лицо Макса мгновенно стало непроницаемым.

Это было настолько нейтральное выражение, что если бы тогда в клубе я не видела его своими собственными глазами, я бы поверила, что он ни в чем не виноват, когда он спросил:

— Что ты имеешь в виду?

Я наклонилась к нему и понизила голос до шепота, хотя в темном коридоре кроме нас никого не было.

— Я видела тебя там. После того как ты бросил меня у кинотеатра. Ты был в «Мании», но вовсе не для того, чтобы продавать печенье, — прошипела я ему, приподняв брови и чувствуя, как во мне снова поднимается гнев.

На этот раз Макс сам отступил назад. Он убрал руки, как будто прикосновения ко мне обжигали его. Засунул шапочку в карман, а затем запустил руки в волосы и потянул их назад.

— Не понимаю, о чем ты говоришь, — отрицал он, хотя мое заявление, совершенно очевидно, заставило его запаниковать.

Что мы за парочка — оба все отрицаем, даже когда сталкиваемся лицом к лицу с правдой.

Я горько рассмеялась.

— Я была там, Макс. Видела, как ты продавал эти крошечные таблетки, которых людям всегда мало. Видела, как ты сам принимал эти самые таблетки, и уверена, что это был не Тайленол, — обвинила его я, скрестив руки на груди. — Я следила за тобой какое-то время и все видела, — призналась я, и наблюдала, как на его лице одна за другой сменяют друг друга эмоции.

Удивление. Гнев. Возмущение. А потом в нем что-то словно сломалось. Он закрыл лицо руками и опустился на пол.

У меня рот приоткрылся от удивления, и я не знала, что делать. Такой реакции я не ожидала. Предвкушала отрицание, остроумные возражения, что я все неправильно поняла, возможно, даже высокомерное признание. Пожалуй, я ожидала даже извинений. Но я совершенно не рассчитывала, что Макс сломается.

Я ужаснулась, что довела его до такого состояния. Куда пропала моя деликатность? Где женщина, которая хочет помогать людям? И разве Макс, который сидит здесь и выглядит таким потерянным не тот, кому нужна моя поддержка?

Я вела себя как глумящаяся девушка, а не консультант, на которого учусь. Зависимость Макса оказывает на него очень сильное влияние, это совершенно очевидно. Но меня беспокоит, не то, что он принимает наркотики, хотя это тоже очень плохо.

Меня волнует продажа. Распространение этого отвратительного дерьма среди людей. Конечно, он не стоит на углу улицы и не распространяет их, завернутыми в обертку от жевательной резинки, среди школьников, но мне кажется, что он пользуется уязвимостью людей, таких, как например, моя сестра.

Вот от чего мне плохо.

Я злюсь в основном, потому что начала видеть мужчину под этой его маской. И в этом парне скрыто гораздо больше, он ведь намного лучше того парня, который распространяет наркотики в толпе озабоченных студентов. Я сделала шаг к нему, затем еще один, пока не оказалась рядом, возвышаясь над ним. Он не взглянул на меня. Не знаю из-за чувства вины или стыда, или ему просто не хотелось, чтобы я видела, какой он на самом деле. Но я уже видела.

Я опустилась перед ним на колени.

— Ты приходишь в группу поддержки каждую неделю, рассказываешь одну и ту же грустную историю. Ты ищешь спасение, — сурово сказала я, потеряв контроль над своими мыслями, эмоции взяли верх надо мной. — Кого ты пытаешься обмануть? Кристи? Других членов группы? Меня? — пытала его я. — Или, может быть, себя. Потому что тебе не может нравиться человек, которого ты видишь в зеркале. Ты не можешь наслаждаться продажей наркотиков ради пагубного пристрастия, которое, в конечном счете, убьет тебя. Очнись, Макс! — призывала я, мой голос зазвучал громче.

Голова Макса дернулась.

— Ты не знаешь меня, Обри! Понятия не имеешь, черт возьми! — его лицо раскраснелось, в глазах пылал огонь. Я никогда не видела Макса таким взвинченным, и мне стало страшно.

Но я не пошла на попятную.

— О, перестань. Думаешь, раз тебе тяжело, это дает тебе право продавать это дерьмо? Тянусь всех за собой на дно? Ты врешь каждый раз, когда приходишь сюда! Ты не пытаешься стать лучше! Ты не стараешься избавиться от своей привычки! Просто будь честен с собой и со всеми остальными, — выпалила я.

Макс наклонился вперед, приблизив свое лицо к моему, пока между нами не осталось пары сантиметров.

— Если ты и правда, так думаешь, если веришь, что я такой, то почему ты, черт подери, все еще здесь? — требовал он ответа с потемневшим лицом.

Я сглотнула и встала, пытаясь отойти от него, но теперь уже Макс перешел в наступление.

— Ты так чертовски наивна, Обри. Так эгоцентрична. Думаешь, можешь стоять здесь и выдвигать свои дерьмовые обвинения. Я знаю, что ты не понимаешь. Что чувствуешь себя преданной, — прошипел он. — Но чего ты не понимаешь, так это того, что, по крайней мере, когда я, по крайней мере, пытаюсь быть кем-то другим, когда становлюсь пристрастившимся к наркотикам парнем из клуба, тогда мне нет нужды быть собой! — рявкнул Макс.

— А чем плохо быть Максом Демело? — поинтересовалась я, желая, чтобы он хотя бы раз ответил честно. Я ждала этого переломного момента, чтобы он смог показать, что является причиной всего этого.

— Потому что я чертов неудачник! — выкрикнул он. Он потер руками лицо, и затем сжал руку в кулак и въехал им в стену с такой силой, что я не удержалась и вскрикнула.

По его щекам потекли слезы, и он снова ударил кулаком в стену. Закрыв руками лицо, он заорал, но свитер приглушил его крик. Я почувствовала, что мое отношение к нему смягчилось; угрызения совести, которые только он умеет вызывать во мне, медленно сменили злость. Я посмотрела по сторонам, и с облегчением поняла, что мы все еще одни.