— Черт, — ругается Артем, — у меня нет презервативов…

— Я предохраняюсь, — сообщаю я.

И пусть это может показаться неправильным и неразумным. Но я бы и сама не хотела сейчас использовать презерватив. Я хочу почувствовать все естество Артема.

Максимально прямо вытягиваюсь в спине и медленно опускаюсь на член.

По-немногу, буквально по сантиметру, позволяю проникать в меня. И чем глубже, чем сильнее становится чувство наполненности, кажется даже, что во мне слишком тесно. Хотя я такая влажная, как никогда. Готовая.

Наконец он полностью во мне. Прогибаюсь, кладу руки на плечи Артема. Тянусь за поцелуем. Дерзким, ненасытным. Даже кусаюсь, слегка, вовремя вспоминая его разбитую губу. А затем снова ощущаю вкус крови. Сладкий такой, чуть-чуть солёный.

Поднимаюсь и снова опускаюсь, на этот раз быстрее. Как будто самой не терпится. Начать. Любить… да, любить. Очень хочется заняться именно любовью. С тем кто нравится. По-настоящему.

Снова поднимаюсь и опускаюсь, потом еще и еще, ускоряясь, тихонько постанывая. Потому что хорошо. Даже слишком хорошо.

Артем горячими ладонями сжимает мои ягодицы, помогает двигаться, держать темп. А затем и сам подстраивается, двигается со мной. Участвует в процессе. И целует, коротко и жадно.

Вцепившись сильней в плечи Артема, запрокидываю голову назад, сдавливаю в себе рвущийся стон, я обычно молчалива во время секса, а тут не могу. Хочется кричать как мне хорошо, стонать в такт своим движениям.

Мне жарко. Я вся горю, сердце бьется как сумасшедшее — вот-вот и выпрыгнет. Но я не останавливаюсь ни на секунду, мышцы в приятном спазме. Сжимаются до предела, умоляют и просто заставляют ловить наслаждение.

Резко опускаю голову и, прикусив губу, смотрю в карие, немного опьяненные, глаза Артема. Он следит за моими эмоциями. И кайфует от того, что видит.

Я уже готова, почти… царапаю Артема ногтями. И чувствую в эту секунду, как Артем кончает. Эти порывистые содрагания внутри меня помогают и мне получить оргазм. Такой долгожданный и даже немного нереальный. Я как в тумане, ничего не вижу, не различаю, и я как птица, только бьюсь не в клетке, а в удовольствии.

И так сижу на Артеме еще несколько секунд, тяжело дыша, но с блаженой улыбкой на губах, подняться не то что нет сил, просто все мышцы скованы. А голова немного кружится.

— Бэлла, — ласково произносит Артем и гладит меня по груди. Вижу, понимаю — он хочет мне что-то для него важное сказать.

И я очень боюсь, что он сейчас в чем-то признается. Например в любви. Так когда-то сделал мой первый парень и Слава.

Не надо признаний. Не хочу слышать. Я чувствую — этого достаточно.

Затыкаю Артема поцелуем. Кажется он помогает отвлечься, целуемся мы уже не так страстно, но до покалывания в сердце нежно. Трепетно. Как будто оба говорим друг другу "спасибо" за только что произошедшее.

Останавливаю поцелуй, встаю, чуть покачиваясь, и тихо спрашиваю:

— В душ проводишь?

— Могу даже присоединиться, — кивает он и тоже поднимается. Подходит к шкафу, достаёт из него два полотенца.

Безшумно выходим в коридор, Артем первым, проверяя где находится сосед. Судя по храпу, который доносится из приоткрытой двери соседней комнаты, мужчина спит.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ В душе моемся молча. Я не стесняюсь своей наготы, Артем тоже. И позволяем друг друга ласкать, намыливаясь мылом. Как будто случайно.

— Ты уйдёшь сейчас? — спрашивает Артем аккуратно, передавая мне полотенце.

А я не знаю что мне делать.

Уходить не хочу. Хочу уснуть и проснуться в объятиях Артема. Тем более вижу, что и он не против. Он хочет, чтобы я осталась.

Артем

Несмотря на боль и ломоту в теле, я с улыбкой просыпаюсь.

Бэлла спит рядом, уткнувшись носом в мое плече. Ее рука мирно лежит на моем животе, нога на моей ноге, а длинные, тёмные волосы девушки захватили большую часть подушки.

А я ловлю себя на том, что жутко доволен.

Мне нравится это утро.

Бэлла вчера не долго сомневалась. Да и остаться решила не она, а ее тело. Которое после душа просто решило прилечь. И уснуло.

Я смотрел на нее. На мирно сопящий носик, на губы, которые она забавно надувала и на реснички, которые подрагивали во сне. Я любовался. И тому, чего видел, не до конца верил. А как она пахла! Нет, не совсем духами и прочими средствами. Она пахла женщиной. Страстью. Запах чуть сладковатый и молочный.

Лег с ней рядом, едва касаясь телом, и вскоре тоже уснул.

И вот проснулся. И не я один. Стоит мне только начать рассматривать ее обнаженное и красивое тело, округлое там где надо, но при этом изящное, как член тоже просыпается.

Спящее тело трогать я не собираюсь. Чтобы не пристать, сдерживаюсь. Аккуратно вылезаю из-под руки и ноги Бэллы и с дивана сползаю. Надев шорты, комнату беззвучно покидаю.

ИМне хочется Бэлле завтрак приготовить. Пусть всего лишь яичница, но моя фирменная. Да с любовью приготовленная…

Стоп!

С любовью?

Не рано ли я начинаю оговариваться? По Фрейду?

Улыбаюсь своим мыслям, на кухню иду. Сковороду на плиту, четыре яйца, кстати последние, промываю, и жду когда масло разогреется.

То ли на запах, то ли по велению своего организма на кухне Петрович появляется. Сонный ещё, но одетый. Так-то он всегда из комнаты в труселях своих семейных выходит, а сегодня в спортивках и майке. Понял, видимо, что гостья до утра осталась.

— Утро доброе, сосед, — произношу я.

— Для тебя-то уж точно, — фыркает он.

— Что, плохо спалось?

— С завистью спалось, Тема, — на выдохе отвечает и к своему холодильнику подходит. Открывает, смотрит, затылок чешет и закрывает. Так как пустой у соседа холодильник. — Понял я, что бабы мне не хватает. Организм требует.

— Так его в чем проблема? Вон Люська из углового магазина вроде как глазки тебе строит.

— Тьфу на тебя, — улыбается Петрович и на табурет садится, — не строит она ничего. Косая от рождения.

Собираюсь начать смеяться, но тут в дверь звонят. Иду, стараясь особо не шаркать. Уже берусь за замок, чтобы открыть, но все-таки в глазок дверной смотрю.

Твою мать!

Лёшка!

За секунду прокручиваю все, блядь, в голове. Кроссовки Бэллы замечаю и, схватив их, несусь на кухню.

— Петрович, спасай! Гостью мою у себя спрячь, — сосед не понимает, но ничего не спрашивает и кивает. А я спешу в свою комнату. Петрович за мной. Только вот на пороге комнаты он замирает.

Тормошу ещё спящую Бэллу.

— Вставай, гости у нас, — она глаза неохотно открывает и сонно на меня смотрит. — Леха пришёл.

Вот эта фраза заставляет Бэллу моментально проснуться. Она вскакивает, вещи свои собирает и натягивает их невпопад.

— Что делать? — шепотом спрашивает.

— К соседу.

Бэлла из комнаты выбегает, чуть в Петровича не врезается.

— Доброе утро, — кивает она ему, в дверь снова звонят и сосед, схватив девушку за руку, к себе в комнату тащит. Да, тут уж не до любезностей.

Кроссовки Бэллы я все ещё в руках держу. Швыряю их в соседскую комнату и говорю вполголоса:

— Запритесь и сидите тихо, как будто здесь никого нет.

Как только Петрович ключ в своей двери поворачивает, иду к входной.

Открываю и, скроив страдальческую мину, на друга смотрю.

— Привет, брат, — произносит Леха и в квартиру бочком заходит. В его руках два больших пакета, — вот, проведать тебя пришёл. Узнать как ты.

— Сам видишь, — отвечаю и демонстрирую синяки после вчерашнего.

— Ну, ничего, не так страшно, — улыбается Леха и, разувшись, без разрешения на кухню проходит. — Ты один? — интересуется, озираясь. Яичница уже скворчит и запах свой распространяет.

— Один.

— А соседи где?

Под ложечкой сосёт. Знаю же, что если друг мой увидит Бэллу — сдаст нас Лейтовичу. Сдаст, не моргнет. И детская дружба не поможет.