Закончив тираду, он подобострастно улыбнулся Максиму и стал ждать чего-то с видом собаки, обожающей своего хозяина и желающей получить у него лакомства за старания.

— Оставляю на вас Таисию, Альберт Романович. Не забудьте, что я просил позаниматься с ней индивидуально.

— Конечно-конечно, — добросовестно закивал тот и остановил на мне изучающий взгляд, потом опомнился, притащил стул, поставив его с левого края колонны таких же, и наскоро представил мне всю команду. Естественно, я опять никого не запомнила. Только обратила внимание на то, что Алина с Максимом спустились со сцены, а на меня продолжают пялиться девицы-бездельницы.

Взяв же в руки скрипку, я почувствовал себя в своей стихии. Подобранные для музыкального оформления клуба композиции были мне в основном знакомы, привычная обстановка и родные термины, звучащие со всех сторон, позволили мне по полной погрузиться в рабочую атмосферу. И лишь изредка я поглядывала на статную фигуру Суворова, не покидавшего общество Алины. А иногда ловила заинтересованные взгляды обоих, понимая, что говорят обо мне. Но оставалось только догадываться, о чем они беседовали.

Присутствие Суворова нервировало меня, но я понимала, что он имеет полное право здесь находиться. Находиться постоянно и следить за своими подопечными и тем, как они готовятся к открытию его детища. Не представляю, какой силой духа нужно обладать, чтобы затеять и развить свое дело. Я могла быть только винтиком в системе, тогда как этот человек запускал маховик, что меня невольно восхищало.

По окончании репетиции полный недовольства худрук скатился со сцены и подлетел к первому попавшемуся на пути подносу. Не брезгуя остатками чьего-то пиршества, схватил бутерброд и начал увлеченно его жевать, громогласно требуя у официантки кофе. Неприятный тип. Интересно, где Суворов раскопал этого увальня?

— Такие люди и без охраны, — раздался противный женский голос за спиной. Я обернулась и увидела, что три знакомых мне девушки с четвертого курса окружили меня и бесцеремонно разглядывают. Говорила одна из них — та самая обруганная худруком альтистка Света Семенова. Я догадалась, что они имеют в виду.

Один из водителей, выделенных любовником мамы, испытывал ко мне романтические чувства. Даже я со своим отстраненным взглядом на жизнь это поняла. Слава частенько поджидал меня у выхода из консерватории, чтобы проводить в машину, особенно когда на улице было скользко.

И стоящие на крыльце часто становились свидетелями того, как мы идем с ним под руку, а потом он галантно сажает меня в машину. Тогда я мало волновалась о том, что обо мне думают, да и теперь я не собиралась объяснять никому увиденное. Собственно, какая разница, какого они мнения о моей персоне? Или разница есть и мне лучше с ними подружиться? Коллеги все-таки.

— Не ожидала вас тут увидеть, — призналась я честно, дружелюбно улыбаясь трем грациям. Или, точнее сказать, фуриям? Только сейчас поняла, что в их группе было немало талантливых студенток, но сюда приглашены самые красивые, словно отбирали их по внешним данным, а не за талант. Одетые в короткие нарядные платья, две длинноволосые брюнетки, Света и Оля, а также рыжая Диана казались моделями, а не профессиональными исполнительницами.

— А уж как мы-то тебя не ожидали увидеть, — не осталась внакладе Света, многозначительно переглядываясь с подругами.

— Вознесенская, ты как попала сюда? — фыркнула Оля, пренебрежительно оглядев меня.

Сказать, что лично пригласил хозяин, значит явно нажить себе врагов. Поэтому я брякнула наугад:

— По объявлению.

— Ну-ну, — рассмеялись девицы, очевидно мне не поверив, а потом Оля неожиданно предложила:

— Поедем с нами в какую-нибудь кафешку? Расскажешь, что да как.

— Я бы с радостью, но Максим… э-э-э… Николаевич что-то говорил про индивидуальные репетиции. Наверное, мне придется задержаться.

Заминка при упоминании хозяина клуба не осталась незамеченной всей троицей, очередное их переглядывание напрягло. Мне совсем не нравилось быть в центре внимания и вызывать беспочвенные подозрения.

Пожав плечами, Диана поторопила подруг:

— Пойдемте, девочки, оставим нашу местную звезду репетировать.

— Вознесенская, не подскажешь своего модельера? — съехидничала Света, дергая меня за край рукава. — Давно к тебе приглядываюсь, к твоим нарядам от лучших кутюрье. Я тоже хочу в звезды, да, видно, платье не то, надо как у тебя, чтобы всё закрытое было и по земле волочилось.

Подружки Светы глупо захихикали, поддерживая издевательства.

— И парикмахера с визажистом посоветуй, — продолжала глумиться Света, — а то я сама такие дульки на голове крутить не умею.

Покрутив пальцем позади своей головы, изображая собранные в пучок волосы, Света с вызовом посмотрела на меня, ожидая ответной реплики. Вот только я не сильна была в отбивании чужих нападок. Не приходилось еще сталкиваться с прямыми оскорблениями и глупыми намеками. Поэтому я растерялась и не нашлась, что ответить.

— Думаю, вы и без меня обойдетесь, — пробормотала я первое, что пришло в голову, отчаянно желая провалиться сквозь землю и чувствуя, как румянец покрывает щеки.

— Не хочет делиться секретом успеха, — притворно вздохнула Света, покачав головой. — Ладно, пошли, девочки. А то ослепну еще от неземного сияния.

Уходя, рыжеволосая Диана сочувственно мне улыбнулась. Наверное, понимала, что подруги перегнули палку, но пойти против них не могла, даже если не хотела поддерживать издевательства.

— Ну что? — на сцену вскочил Альберт, потирая толстые ручки. — Максим Николаевич сообщил, в чем твоя задача?

Находясь во власти переживаний из-за грубости коллег, я молча помотала головой.

— Только вкратце.

— Вот держи ноты, изучай. Попробуй изобразить.

Всё еще не отойдя от произошедшей стычки, я вяло обхватила смычок и попыталась сыграть первые аккорды, но сразу же споткнулась. Начала заново, и вроде бы шло неплохо, даже удалось отвлечься, и тут я увидела нахмуренные брови худрука и сморщенный, словно от вони, нос.

— Так плохо?

— Да ты себя, деточка, совсем не слышишь. Говоришь в нос. Что у тебя? Насморк? Когда так забит нос, невозможно нормально музицировать. Разве ты этого не знаешь? Очень непрофессионально. Разболеться в самый ответственный момент! На генеральной репетиции. Можно же, в конце концов, меры принять!

Раздухарившись, престарелый Альберт продолжал поносить безалаберную молодежь и вспоминать, какими прилежными были его современники.

— Что тут происходит? — на сцену бодро вскочил Максим, видимо, уловив царившее на ней напряжение.

— Ваша девочка не готова и вряд ли сможет осилить программу в таком состоянии, — пожаловался Альберт, нисколько не стесняясь говорить при мне. Волна стыда окатила все тело с ног до головы, хотя я не понимала, почему так важно угодить Максиму. Ведь сутки назад я отчаянно сопротивлялась самой идее мамы вступить с ним в контакт. Поймав настороженный взгляд Суворова, я молча ждала приговора, а Альберт продолжал:

— Ее нужно заменить, есть множество талантливых девочек. Я могу посоветовать парочку… Вот тут у меня…

— Будет выступать она. В чем, собственно, дело? Она не справляется или что-то другое? Что с ней?

— Таисия болеет, у нее насморк, может, отит. Она себя совершенно не слышит, жутко фальшивит. Любой профессионал это понимает.

— У нас тут не консерватория, гости вряд ли заметят фальшь, даже если им сыграют прямо в ухо. Так что не волнуйтесь. Дайте ей ноты или что там у вас. Она будет здорова к открытию «Инферно» и отлично всё отыграет. Возражения не принимаются, — отрезал Максим и рубанул ладонью в воздухе, увидев, что Альберт бросается на амбразуру с таким рвением, словно от этого зависит его жизнь.

Потом Суворов схватил с пюпитра ноты, грубо скатал их в рулон и кивнул мне, чтобы убиралась со сцены. Не оставалось ничего иного, кроме как подчиниться, после чего мы под глухие причитания пухляша спустились вниз и пошли по направлению к выходу. Я не решалась беспокоить Суворова, лишь быстро семенила следом, обещая себе репетировать до самой глубокой ночи, только бы не упасть в грязь лицом.