Пусть я прошла тернистым путем ошибок, но они исключительно мои, и в будущем я собиралась жить самостоятельно. В общем, мне казалось, что всё складывается неплохо, и мне не нужен контрольный выстрел в голову Суворова.

Александр сочился досадой и даже гневом, изрыгал проклятия и пугал меня таким поведением. Наверное, он бы кричал, если бы позволял голос, а так всего лишь сипел.

— Я спросил у Коли, должен ли его сын быть наказан, и он сказал «да», — проговорил он глухо, подхватывая с журнального столика ключи, документы и облачаясь в длинное элегантное пальто. — Ты поедешь со мной и посмотришь на крах этого зарвавшегося щенка!

— На крах? Какой еще крах? — испуганно спросила я, семеня следом в сопровождении двух мужчин-охранников с моими вещами в руках. Пока я спала, они купили мне всё самое необходимое для поездки и привезли паспорт на новое имя.

Суворов, если будет искать Таисию Вознесенскую, украденную неизвестным клиентом, никогда не узнает, что она пересекла границу. Потому что пересечет ее по документам совсем другой человек.

Он никогда меня не найдет и не догадается искать рядом со своим отцом, потому что тот решил раз и навсегда порвать отношения с сыном. Об этом мне сообщил Александр. А теперь с разрешения друга он собирается как-то навредить Максу.

Неужели убьет? Что он задумал?

Страх сдавил горло ледяной рукой. И я, рванувшись к идущему впереди мужчине, потребовала ответа:

— Что вы сделаете с Максимом? Я не буду участвовать в убийстве. Так и знайте! Это слишком!

— Девочка… — вздохнул Александр, будто я спросила о погоде. — Ты передала бразды правления в мои руки, так что…

Меня такой ответ не удовлетворил, и я наступала снова:

— Я не выйду отсюда, пока вы не скажете правду!

— Не выйдешь? — усмехнулся он со стальным блеском в глазах. — А зачем тебе оставаться? Поедем со мной, и, может, ты сама подольешь масла в огонь, когда поймешь, что я приготовил для Макса.

Я не сдалась, а поехала по той причине, что надеялась помешать Александру. Думала, что любой его план можно предотвратить или как-то еще исправить сиуацию. Но оказалась неготовой к тому, что фигура речи про огонь воплотится в реальность…

Мы стояли на пригорке, предоставляющем отличный вид на пылающий клуб «Инферно» с облепившими его по периметру людьми. Сначала я выдохнула с облегчением, поняв, что Александр просто стирает с лица земли заведение, в котором я покрыла себя несмываемым позором. Стало ли мне легче от увиденной картины? Не знаю… Задуматься я не успела, потому что безошибочно, может, даже шестым чувством, узнала человека, метнувшегося в горящее здание.

Максим… Но зачем ему бросаться в огонь? Неужели кто-то остался внутри? Работники клуба? Кто-то из партнеров? Мне показалось, что воздух вокруг исчез, стало невозможно дышать, и с отчаянным криком я дернулась, чтобы побежать вниз.

Но не смогла. Меня остановили, схватили за руки и заставили стоять на месте. Как обычно, бессильная перед чужой волей, вынужденная принимать удары судьбы.

— Прекрати истерику, — холодно оборвал мои попытки вырваться Александр, со спокойствием айсберга взирающий на разыгравшееся внизу представление. — Он ищет там тебя. Так и было задумано. Но не найдет. Вообще никогда не найдет. Потеряет свой клуб, друзей, когда они узнают, что здание сгорело по его вине…

— Но как вы можете! Он же там погибнет!

— Максим? Ничего с ним не случится. Как-то нас душманы окружили и закрыли все отступы, подпалили хибару, в которой мы прятались и не выпускали, обстреливая со всех сторон. Вот это я называю безвыходным положением, а то, что сейчас Колькин сын побегает по задымленному зданию, ничем ему не грозит. Ну, может, чутка покоцает его пламя, но и не с таким люди выживают. Я вот выжил. Жена, дети, деньги — всё при мне. Одного не терплю — когда невинных обижают. Я этого на войне насмотрелся и не желаю видеть в мирное время!

— Неужели Николай Дмитриевич позволил вам погубить собственного сына? — прошептала тихо, ужасаясь отблескам пламени в глазах этого словно неживого человека, способного на такие жестокие уроки.

— А ты — его дочь. Поняла? И нечего тут слезы лить по гниде, которая тебя, как шлюху, за бабки продала. Вытащат его, не трясись. Я на себя чужую смерть брать не собираюсь. А мальчишке урок не помешает. Может, хоть башка на место встанет после такого. А Колька… Он от сына отрекся и ничего не сказал, когда я пообещал отомстить за тебя. Дал мне карт-бланш.

— Как вы, мужчины, можете быть такими жестокими? — пораженно спросила я, продолжая гипнотизировать открытую дверь «Инферно», из которой валили клубы дыма. Думать было сложно, разговаривать — тоже, потому что телом я находилась здесь, а душой — там, где Максим сражался с пламенем.

— Жестокость — это обижать женщин. А мстить — это справедливость. Ну вот, смотри, живой он. И даже сам на ногах стоит, — кивнул он головой в сторону левого торца, где двое мужчин волокли Суворова, выбравшегося из здания.

Живой… Он не знал, не видел меня, но я точно так же, как и он, повисла сейчас между двумя мужчинами, безмолвно радуясь, что он жив и, кажется, невредим, а также спрашивая себя, почему мне это так бесконечно важно.

Мы уезжали от сгоревшего клуба под зазывания сирен. Я не стала оборачиваться, хотя ощущала дикую незавершенность оттого, что не могу оказаться рядом с Максимом, узнать, как он, утишить его боль. Но я не должна быть рядом. Я ему никто. Он скоро забудет меня, а я попробую забыть его. Между нами всё кончилось, так толком и начавшись. В моей новой жизни, построенной на руинах прошлой, никогда уже не будет его.

Мужчины, который меня сломал.

И который создал новую меня.

— Здравствуйте, Таисия. Очень рада вас видеть.

— Здравствуйте, Марина. Это взаимно.

— Сегодня год, как мы проводим терапию по скайпу, и мне бы хотелось подвести некоторые итоги. Вы не против?

— Нет, конечно.

— Хорошо. Хочу вас похвалить. В первую очередь за откровенность. Мы к этому долго шли, но я никогда не сомневалась, что мы с вами добьемся успеха. Значит, наше совместное время потрачено не зря. Вы согласны?

— Пожалуй, да.

— Мне кажется, или я слышу в вашем голосе сомнение? Я ошибаюсь? Вы собой недовольны?

— Нет… Не знаю. Просто мне сложно судить, а вам со стороны виднее.

— Я сужу только по тем словам, что слышу от вас. Вы же не обманываете меня, Таисия? Ваши кошмары прекратились? Или, может, трансформировались? В вашем новом доме, где вы живете отдельно от матери и отчима, как вам спится?

— Я не помню своих снов. Вообще. Если что-то и снится, то наутро в голове сумбур. Но кошмаров точно не вижу.

— Это меня радует. Как один из важных итогов наших сеансов. Ваш сон улучшился. По вашим словам. Вы же не стали бы от меня скрывать свои кошмары?

— Нет. Не стала бы, ведь для этого мы и общаемся. Чтобы я могла рассказывать о своих страхах, проблемах, желаниях.

— Именно, Таисия. Главное, чтобы вы не закрывались и не хранили в себе эмоции. Если их не выплескивать, они будут разрушать изнутри. Вы продолжаете рисовать? Я была рада услышать, что вашими эскизами ювелирных изделий вдохновился известный модельер и хочет использовать в своей новой коллекции.

— Да. Витторио очень быстро работает, и уже буквально через два месяца новая коллекция будет представлена публике. Кстати, об этом. Я бы хотела пригласить вас и Аллу к нам сюда, в Сан-Ремо.

— С удовольствием увижусь с вами лично, Таисия. Ваше приглашение очень меня тронуло. Смею надеяться, что за время наших бесед мы сблизились.

— Да, я тоже это чувствую.

— Хорошо. Вы каждый раз показываете мне свои эскизы, но мне было бы гораздо интереснее увидеть их вживую, всю коллекцию. Насколько я поняла, лейтмотивами стали балет «Лебединое озеро» и огонь. Необычное и очень красивое сочетание. Понимаю, почему ваш Витторио вдохновился. Я бы и сама приобрела парочку украшений.