Когда она привязалась к Канги? Сначала эта идея казалась ей глупой, одной из тех сумасбродных родительских идей, которые никогда не исполнялись. Иногда отец на кухне откладывал в сторону газету и говорил что-нибудь вроде... "А давайте махнем в горы? В Хаш, посмотрим знаменитые пещеры, и поднимемся на Айдан-гору, и, может, награбим в шахтах золотишка, э?" И мама соглашалась, и несколько месяцев все грезили поездкой в Хаш. А потом зажимали тринадцатую зарплату, или заболевала единственная тетка, которая до сих пор поддерживала с Фанками контакт и вообще была единственной свидетельницей на их свадьбе, или еще что-нибудь случалось, и горы так и оставались еще одной недостижимой мечтой.

Лиль очень быстро разочаровалась в этих мечтаниях. Она только рассеянно кивнула, когда мама спросила, кого бы она хотела, братика или сестренку; она и представить себе не могла, что мама возьмет и выберет себе вторую дочь. Просто пойдет - и выберет.

Влюбится с первого взгляда в маленькую хмурую Белку, а та нежданно-негаданно ответит ей взаимностью. Замкнутая девчонка, до того не подпускавшая к себе взрослых, доверчиво задремлет на коленях у незнакомой женщины.

Лиль всегда знала, что у мамы большое сердце. И как-то сразу поняла, что Канги это тоже знает. А еще - что в этот раз никакие болезни тетки и тринадцатая зарплата уже не помешают маме добиться своего.

Папа, конечно, поддерживал маму. Он всегда поддерживал маму; они так любили друг друга, что иногда Лиль чувствовала себя третьей лишней. А когда маленькие ручки Канги ярмом обвились вокруг ее шеи, вдруг поняла, что она не только дочь своих родителей, но теперь еще и старшая сестра. Уже не лишняя.

Канги была как последний кусочек паззла. Никто другой, будь он сколько угодно здоровый, не хвостатый, умный, общительный симпатичный и весь из себя прекрасный, не подошел бы Фанкам. А Канги нашла свое место, и только поганая бюрократия не давала ей занять его на законных основаниях. Вот уже четыре года инстанции пили из Фанков все соки; их передавали туда-сюда, теряли документы, требовали взяток и поручительств и никогда не говорили ничего конкретного. Это выматывало.

Амме показался Лиль уставшим. Слезы усталости - нет, это не позорно. Иногда кроме слез ничего не остается. Не остается сил, не остается надежды - и приходят слезы.

Иногда мама плакала, когда думала, что никто не слышит. Она заходила в ванну и включала воду...

Амме помог Пииту спуститься с высокой ступеньки вагона. Слишком мелкий для своих лет мальчишка двигался скованно, затравленно озирался по сторонам. Половина лица была скрыта за врачебной маской: Морда.

Лиль дружелюбно улыбнулась, и Пиит тут же уцепился за ее локоть, совсем как недавно Амме: семейное сходство. Он боялся всего на свете, шарахался от кустов, запинался о коряги; идти по темноте было не лучшим решением, но проведи он день в лагере, кто-то мог и снять маску.

- Ты такой смелый, - сказала Лиль, - ты хочешь прыгать попрыгушки. Так почему кустиков боишься?

- Я боюсь прыгать, - ответил Пиит, чуть шепелявя, - очень боюсь. Но я же должен переступить через себя, чтобы вырасти. Иначе не выйдет. Я допрыгаю и вывернусь наизнанку, как в сказке. Хочу человеческое лицо. Если я заплачу достаточно, я же смогу вырасти? Правильным?

Почему-то он казался ей одновременно и младше и старше, чем Данга или Умарс. В чем-то слишком взрослый, в чем-то совсем малыш. Он вдыхал лесной воздух, как будто хотел надышаться на годы вперед. При каждом шорохе норовил скукожиться так, будто в чем-то виноват. Его хотелось защищать.

Поэтому она не позволила Герке отказать.

И даже его выговор задел ее лишь по касательной. В чем-то он, конечно, был прав; но помогая Пииту, она помогала и Канги. Помогая маме Пиита, она помогала своей маме.

Но после она все равно догнала рассерженного Герку в ночном лесу. Она не чувствовала себя виноватой, но не хотелось, чтобы он считал ее виноватой. Это было странным желанием, но она слишком устала, чтобы анализировать.

Она могла бы сказать что-то вроде: "Я очень уважаю то, что ты решился на такое".

А он бы, наверное, сказал что-то вроде: "пошла к Окосу!" - ускорил бы шаг... А ему больно ускорять шаг.

Поэтому до лагеря они дошли молча. Оба - уверенные в своей правоте. Слишком уставшие, чтобы спорить. Слишком уставшие, чтобы молчание стало чем-то неловким. Вместо этого оно стало лучшим выходом. Диалогом без диалога, примирением без извинений.

Восстановлением статуса кво.

У них и раньше не было никаких отношений. И вот - их все еще ничего не связывает.

Идеальное окончание дня.

Просыпаться во второй раз во все той же берлоге было... привычно.

- Знаешь, - сказала Жаннэй философски, разглядывая склонившегося над ней Герку, - а ведь Лиль тебя потом убьет.

- Это почему? - нахмурился Герка.

- Ешь жирное и не ухаживаешь за кожей. Умывался бы хоть почаще... Эх ты. Знаешь, сколько ей потом всю эту красоту, - она вяло махнула рукой, указывая на россыпь мелких прыщиков на нежных девичьих щеках, - сводить?

Она попыталась встать, но, похоже, переоценила свои силы. Несмотря на то, что ей казалось, что сил у нее теперь предостаточно, энергия вот-вот полезет из ушей, тело слушалось ее неохотно. Она пошатнулась, и, если бы не протянутая Кимом рука, точно упала бы обратно.

- Спасибо, - рассеянно кивнула Жаннэй, - так у кого еще такой дар, Герка?

Она не без помощи Кима пошла до стеночки и к ней прислонилась. Сидеть совершенно не хотелось, хотелось бегать, прыгать и отжиматься, и сложно было убедить себя, что это всего лишь иллюзорный прилив сил.

Ким прислонился рядом: видимо, на случай, если Жаннэй опять начнет куда-нибудь заваливаться.

- У Пиита. Это племянник Амме. Амме - тот паренек, который работает в кафе у дядь Кееха. Живет в Доме Хвостатых. Амме привез его на попрыгушки, и...

- Амме - это тот официант, который нас обслуживал, верно? - Жаннэй дождалась от Герки кивка и продолжила допрос, - но что такое попрыгушки?

Она наконец высвободила свою руку и на всякий случай сунула ее в карман длинной юбки. Ким только ухмыльнулся.

Почему-то вспомнилось, что юбку Жаннэй одолжила у Юлги, специально выбирала теплую и неброскую - что было не слишком сложно, после замужества сестра вечно подбирала себе гардероб коричневых и грязно-зеленых цветов... Она и до замужества к ним тяготела, но все равно выглядела как-то... ярче, что ли.

Мысли вертелись, разбегались, Жаннэй никак не могла сосредоточиться: идет ли ей юбка? Конечно нет. Когда ей стало все равно?

Всегда так было.

А когда - не все равно?

- Инициация, - чуть замешкавшись, наконец ответил Герка, - для тех, кто не хищник. Нужен всплеск адреналина, вот мы и устраиваем... Осенние и весенние.

- И что, Хвосты допускаются? Это же... - Она чуть замялась, стараясь подобрать определение помягче, но не вышло, - инвалиды...

- Я сделал исключение. Амме сказал, что у него есть согласие Ведомства и согласие матери, и у меня не было причин отказать. Ну, кроме собственных соображений, но тогда меня... переубедили, - Герка замешкался, - Лиль переубедила. Канги... Из-за нее Лиль очень сочувствует Хвостам. А так как мальчишка застрял в половинной трансформации, была вероятность, что попрыгушки помогут. Дело во всплеске адреналина, который стимулирует... - Герка замялся, - ну, инициация на то и нужна, короче.

- И получилось?

Герка пожал плечами.

- Отпрыгал нормально, а что уж там потом было... как-то не успел узнать.

- Ясно. То есть он тебе не враг?

Она спросила об этом просто чтобы удостовериться, что Герка щеголяет сейчас в девичьем теле благодаря собственным усилиям, а не из-за хитроумной ловушки более сильного или опытного владельца такого же дара. Вероятность была маленькая, но, все-таки...