В голове у Кальдерона зазвучал застывший во времени нежный голос, певший церковный гимн. Это был чистый, чуть дрожащий голос его восьмилетней сестренки. Она пела этот выученный в воскресной школе гимн перед тем, как бунтовщики перерезали ей горло мачете. Его самого пощадили только потому, что любовница новоиспеченного президента испытывала извращенное влечение к белокурым мальчикам.

В то лето она сделала Уэбба своей живой игрушкой, увезла вместе с президентской свитой на виллу «КэпФеррэт» и никак не могла насытиться им. Но уничтожили Уэбба не ее извращения, не единственное доступное ему болезненное удовольствие, смешанное с чувством вины, которое он получал в то время от нее. И даже не пытки, которым подвергли его позже, когда вернули в Сан-Карлос и бросили в тюрьму, хотя электрический ток, пропущенный через воду, довел его до полу животного состояния. Самой страшной пыткой, уничтожившей его, было воспоминание о маленькой девочке, которая все пела и пела. Сила ее веры была невыносима. Он должен найти способ разрушить эту веру, даже через собственное уничтожение…

И вот теперь – только теперь ярость и ненависть, многие годы спавшие в нем ледяным сном, начали пробуждаться. Ледник тронулся.

Дрожащей рукой он прикоснулся к поддельной фигурки майя, которая чудесным образом появилась из ниоткуда. Техника сработала. Он готов. Без сомнения.

Мэри Фрэнсис уставилась на экран своего миникомпьютера, не веря своим глазам. Под «хозяином» Весельчак мог подразумевать только Уэбба Кальдерона. Она понятия не имела, кто такой Весельчак и почему в агентстве хотят, чтобы она разделалась с таким важным клиентом, но нутром чувствовала, что происходит здесь что-то гораздо более важное, чем то, что было обещано ей Блю. Нечто ужасное.

Она задала волновавший ее вопрос: «Как быть с видеокамерами слежения?» Ответ пришел незамедлительно: «Выходите через галерею. Об этой камере позаботились. Избегайте видеокамер в Офисе и мастерской. Избегайте их, и все будет хорошо».

Она набрала сообщение о конце связи, выключила компьютер и бесшумно засунула его вместе с сотовым телефоном В красный рюкзачок. Она была одна в кромешной тьме, рядом с огромным шкафом, стараясь не попадать в зону обзора видеокамеры. Решила немного посидеть. Голова у нее шла кругом, а сердце было готово выскочить из груди. Откуда им известны такие подробности о Кальдероне? Похоже, в агентстве очень хорошо знакомы с системой наблюдения и потайных ходов в его доме.

Она нащупала медальон на груди и крепко сжала в руке. Опередить Кальдерона? Но она даже на миг не способна допустить мысль об убийстве ради спасения собственной жизни. Нет, надо бежать, и не тогда, когда советует Весельчак, а немедленно!

Через открытую дверь мастерской Уэбба Кальдерона доносилось женское хихиканье.

– Ну так как же, Алехандро! – раздался грудной женский голос с сильным латиноамериканским акцентом. – Что сказала одна лягушка лесбиянка другой, после того как они кончили заниматься любовью Ты знаешь, дорогой?

Ответом послужило молчание.

Мэри Фрэнсис кралась вдоль коридора, внимательно осматривая стены, чтобы не попасть в видеокамеру Она знала, что придется пройти мимо открытых дверей только так можно было добраться до лестницы, ведущей в подвал. Со времен монастыря у нее была легкая походка – иначе на натертых до блеска деревянных полах, монастыря оставались следы от резиновых подошв тяжелых черных ботинок для непосвященных скользящая походка монахинь – признак их высокой духовности, тогда как на самом деле – это всего лишь жизненная необходимость.

Прием в честь Алехандро Кордеса был в самом разгаре. Мэри Фрэнсис решила выбираться через черный ход, надеясь, что все гости собрались на веранде бассейна, где подавали напитки и угощение и откуда доносились музыка и шутки, но, к несчастью, мастерская тоже не пустовала.

– Лягушка облизнула губы и сказала: «Они правы, по вкусу мы действительно похожи на курятину!» – Женщина захихикала от удовольствия. – Что с тобой, Алекс? До тебя не дошло, что ли? Лягушачьи ножки? Куриные?

Услышав натянутый мужской смех, Мэри Фрэнсис замерла у самых дверей и осторожно заглянула внутрь. В комнате находилось несколько человек, включая Уэбба Кальдерона, который сидел за рабочим столом и, не обращая внимания на гостей, внимательно рассматривал небольшую глиняную фигурку женщины в ритуальном платье и с музыкальным инструментом в руках.

Мэри Фрэнсис решила, что фигурка представляет большую художественную ценность, и все же не фигурка интересовала девушку, а Уэбб. Игра света и тени на его подвижном лице придавала Уэббу какой-то таинственно-зловещий вид. И только небрежный наряд в стиле банановой республики не давал окончательно поверить, что перед вами средневековый маг. Он был одет в рубашку цвета индиго и легкие брюки, настолько обтягивающие, что Мэри Фрэнсис даже издали различила сквозь ткань мощные мускулы бедер.

– Потанцуем потом? Да, Алехандро?

В комнате были трое мужчин и одна женщина. Она непрерывно потягивала маленькими глотками шампанское из огромного фужера и выглядела порядком опьяневшей, что, однако, не мешало ей прижиматься к мужчине, в котором Мэри Фрэнсис признала почетного гостя Кальдерона Алехандро Кордеса. Женщина держала его под руку, изо всех сил стараясь при влечь к себе внимание.

Кордес, казалось, испытывал неловкость от ее ужимок, но при этом изо всех сил старался сохранить невозмутимый вид. Его черные волнистые волосы, на первый взгляд небрежно взъерошенные, были подстрижены и уложены виртуозом парикмахером, работавшим со звездами. И «заломы» на модно помятых льняных пиджаке и брюках были тщательно заутюжены.

Мэри Фрэнсис узнала его по многочисленным фотографиям в газетах и журналах, которые подробно освещали его кочевую жизнь. Создавалось впечатление, что он проводит больше времени на борту «Конкорда», чем на земле. Пресса обожала его не меньше, чем женщины. Если верить журналистам, он был единственным наследником состояния и титулов своего больного отца, и мысль об этом не давала ему спокойно жить. Что касается обаяния и развращенности Рубена Кордеса, то сын унаследовал их от рождения. Похоже, пристрастие Мэри Фрэнсис к телевизору и «Одиннадцатичасовым подробностям» опять обернулось благом. В свое время она на одном дыхании посмотрела программу «Твердая обложка», где был сюжет об Алехандро Кордесе и его любовницах.

Третий человек, стоявший поодаль от остальных, внимательно наблюдал за происходящим сквозь очки В тонкой металлической оправе. Мэри Фрэнсис дала бы ему лет тридцать. Его-то и следовало опасаться. У него был взгляд ястреба. Ничто не могло укрыться от этого взгляда. К счастью, в это самое мгновение внимание его было поглощено женщиной и Кордесом.

– Я сделала эту прическу сегодня утром, но Алексу она не понравилась. Да, Алекс? – промурлыкала женщина, желая запечатлеть поцелуй у него на щеке, но ему было не до нежностей. Кордес попытался отобрать у нее фужер, но женщина выронила его, облив и себя, и Кордеса; и пол шампанским.

Мэри Фрэнсис подумала, что его грубость ничем не оправдана. Похоже, дама, судя по поведению, никак не тянувшая на сотрудницу агентства «Вишенки», придерживалась такого же мнения. Пол, выложенный керамической плиткой, стал скользким, как каток.

– Черт! – воскликнула женщина, покачнувшись на каблуках такой высоты, что Мэри Фрэнсис И на сухом полу вряд ли устояла бы на них.

Кордес попытался было подхватить женщину, но не удержал. Звук падения приглушил женский визг – она приземлилась в лужу шампанского, увлекая за собой своего кавалера. Зрелище было впечатляющее. Алехандро Кордес в секунду утратил свой лоск.

Забыв об осторожности, Мэри Фрэнсис вытянула шею, чтобы получше разглядеть все, что происходило в комнате. В этот миг Кальдерон встал из-за стола. Короткая вспышка света заставила Мэри Фрэнсис отпрянуть назад. Но то, что произошло затем, привело ее в совершенное изумление. Уэбб Кальдерон не бросился на помощь барахтающимся в шампанском гостям, как можно было ожидать. Он шагнул в сторону, подставляя ногу под невидимый луч лазера. Мэри Фрэнсис ни за что бЫ не заметила этот луч, если бы не быстрое движение ноги Кальдерона.