Подписи не было, а вместо адреса стояла кличка отправителя: «Шакал».

– Ты болван, Карузо! Не она, а ты давал обет целомудрия. Она делает только то, что велит природа… – Так ругал себя Рик.

Он стоял у себя в офисе босиком на деревянном полу. Посмотрев на свой заваленный бумагами письменный стол, он испытал жгучее желание разом очистить стол, одним махом сбросив все на пол. Наверное, он так бы и поступил, если бы знал, что это поможет. Но чтобы он ни сделал, что бы ни сказал, он был не в состоянии обуздать душившую его ярость.

Библия лежала открытой на тех страницах, где он надеялся найти слова утешения. На экране монитора как в калейдоскопе мелькали образы какой-то популярной видеоигры. Ничто не приносило Рику успокоения, все раздражало.

– Неверный шаг, – с горечью проговорил он вслух. – Это был неверный шаг, а значит, ты – всего лишь человек.

Да, он всего лишь человек, и время от времени иметь право на ошибку, даже с женщиной. Он может сознаться в этом грехе на исповеди, искупить его и с утроенным рвением вернуться к работе. К обычной жизни, к свои прихожанам, многим из которых он так нужен.

– Нет ничего, что бы ты не преодолел, – сказал он себе, повторяя совет, который часто давал другим, всегда можно начать сначала, заново. – Он сделал глубокий вдох, решительно подавляя в себе зов плоти, используя для этого все средства, имеющиеся в его распоряжении.

Немного веры, брат, – сказал он себе с полустоном-полуугрозой. – Ты справишься. Ты сможешь.

Но отчаяние в груди свидетельствовало о противоположном. В его голове проносились извращенные фантазии, много более страстные, чем то, что случилось на самом деле между ним и Блю. Фантазии начинались с того места, на котором он прогнал Блю. В своем воображении он остановил ее у двери, и они проделали все, чего так отчаянно жаждала его плоть, и даже больше. Для них не было ничего невозможного, ничего постыдного. Они не могли насытиться друг другом, их желание было очищающим, как пламя.

Рик запрокинул голову, подавляя рыдания. Его тело превратилось в поле битвы, и эта битва в конце концов – уничтожит его. Первые признаки разрушения уже очевидны. Губы его все никак не могли забыть ее вкус. Он хотел Блю больше всего на свете, больше, чем сдержать все данные обеты. Он пропал.

Чувство, которое он старался всеми силами подавить, вырвалось из-под контроля. Рик ударил по краю стола так, что тот перевернулся. Стекло разбилось, бумаги рассыпались по полу. Карандаши, как стрелы, полетели В разные стороны.

Он дал выход своим чувствам, но почему-то легче не стало. На стенах висели благодарности и фотографии, каждая из которых олицетворяла его преданность делу и его маленькие победы. Это была часть его жизни, кусочек сердца.

Он срывал их со стен и разбивал одну за другой, а когда все, что можно, было разбито и разломано, обессилено рухнул на руины своей жизни и зарыдал.

У Алехандро Кордеса было лицо ангела и душа чудовища из фильма ужасов. Женщин влекло к нему неодолимо, они были не в силах устоять перед его смуглым обаянием, не замечая расставленных ловушек О его доблестях ходили легенды. В постели ему не было равных. Он покорял женщин, предупреждая их тайные желания. И хотя он был не прочь время от времени Воспользоваться услугами шлюх, все же предпочитал женщин вполне целомудренных. Кордес находил удовлетворение в том, чтобы заставить их порвать с условностями и полюбить Плотские удовольствия, которые их приучали всю жизнь считать постыдными, ввергая бедняжек в состояние полнейшего хаоса, чтобы вскоре покинуть.

Достаточно было женщине однажды оказаться в его власти, и она уже не принадлежала себе, так, во всяком случае, говорили.

Еще одним подтверждением обаяния Кордеса служило то, что пристрастие к половым извращениям ничуть не замутило блеска его репутации. В отличие от отца ему удавалось ловко избегать разоблачительных публикаций. Кордес-младший постоянно подчеркивал, что не согласен с отцом в вопросе о гражданских свободах, правах рабочих и политических реформах. Столь либеральная позиция свидетельствовала о его политической корректности и делала привлекательным в глазах общественности.

Бульварные газетенки связывали его имя с именами фотомоделей и голливудских звезд. Он постоянно сопровождал именитых дам в благотворительные собрания и получал столько приглашений на приемы, что при всем желании был не в состоянии принять их все. Обычно доступ к нему имели только богатые и пользующиеся дурной славой люди, но этим утром В библиотеке роскошного номера отеля «Билтмор» Алекс принял неожиданную посетительницу, которая заинтриговала его своей изобретательностью.

По ее утверждению, она убила У эбба Кальдерона.

– Это была смертельная доза, – сказала она, будто в молитве сложив руки над красным кожаным рюкзачком у нее на коленях. – Китайское растение называется «Цин Куэй»… Я хотела только, чтобы он потерял сознание.

Она сидела у двери в кресле с веерообразной спинкой. Алекс признал рюкзачок – такие были у всех сопровождающих из агентства «Вишенки», но саму женщину он не узнавал. Если ее вообще можно было назвать женщиной. Черная мини-юбка, коротенький верх, высоченные тонкие шпильки должны были бы придать ей необычайно сексуальный вид, однако она больше напоминала младшую сестру, которая позаимствовала вещи старшей.

От веснушек, усеявших ее нос, кожа, казалось, светилась изнутри, а взгляд изумрудно-зеленых глаз, напоминающих цветом папоротники, в изобилии растущие в лесах его страны, поражал своей силой. Она оставлял впечатление ребенка, которому поручили выполнить опасное задание.

Алекс не знал, верить ей или нет. Он не мог представить, что она в состоянии убить букашку, не говоря уже о таком хладнокровном негодяе, как Кальдерон. Тем не менее он порадовался, что предварительно избавился от присутствия помощника и личного секретаря.

Он хотел говорить с ней свободно. В помощниках у него был назойливый молодой человек, выпускник Принстона Луис Перес. Однако вредила ему в глазах Кордеса не степень. Алекс подозревал, что Переса подослал к нему отец – с единственной целью: шпионить за собственным сыном. Но помощник оказался весьма педантичным и собранным, а это было очень важно, поскольку организацией поездки по Соединенным Штатам занимался именно он.

У Кармен, его личного секретаря, такого оправдания не было. Это была двадцатипятилетняя стройная, страстная и невероятно капризная аргентинка. Алекс нанял ее в том числе и для обслуживания собственной персоны, но в последнее время она стала относиться к своим обязанностям слишком серьезно. У нее появились собственнические замашки, она вечно ждала от него комплиментов и похвал по поводу своей внешности, стала ненадежной. Происшествие на приеме у Кальдерона только лишний раз подтвердило все это, хотя справедливости ради надо признать, не она одна была виновата в случившемся.

Ее поведение все больше действовало Алексу на нервы. Оно отдавало подхалимством и напоминало ему об отношениях с собственным отцом. Еще в недалеком прошлом Алексу приходилось постоянно лицемерить.

Он ни за что не простил бы Кармен этот грех, не будь она так искусна в своем подхалимаже.

Интересно, а эта тоже начнет претендовать на него, как только раздвинет ноги? – подумал он, глядя, с какой суровостью его гостья откинула назад роскошные черные волосы и скрепила их нефритовой заколкой, которая явно проигрывала в сравнении с ее глазами. Своим измученным видом гостья напоминала юную красавицу плакальщицу, застывшую у могилы усопшего. Но в грациозной неподвижности ее позы он неожиданно ощутил страстность, жаждущую освобождения.

– Я защищалась, – заговорила она, словно почувствовав его недоверие. – Кальдерон обвинил меня в том, что я пыталась похитить секретные материалы из его компьютера. Он применил ко мне сыворотку правды. – Она поднесла руку к горлу, будто ожидала найти там что-то.