Глубокий грубый смешок вырывается из его груди и то, как он улыбается мне, что-то делает со мной, заставляя чувствовать себя грязной.

— Не совсем так, — его глаза горят, и он облизывает нижнюю губу, когда добавляет: — С тобой — да.

Я тяжело вздыхаю и смотрю на свой почти доеденный ужин.

— Я хочу забрать тебя, привезти домой и трахнуть.

Он смотрит мне в глаза, очень спокойно произнося эти слова. Я борюсь с желанием осмотреть зал, заполненный гостями и парочками, чтобы убедиться, что нас никто не слышал. Тело горит от мысли, что он будет делать это снова и снова. Но из-за его слов, что он заберет меня… Кажется, что все это серьезно.

— Я чувствую … Я не знаю, что чувствую.

— Что случилось? — спрашивает он.

— Мне больше не нравится выходить на улицу, — Я выпаливаю эти слова и ощущаю подступающую тошноту.

— Тебе не нравится выходить?

— Я начинаю беспокоиться из-за того, что случилось, о чем, возможно, ты читал.

Он молча пристально смотрит на меня, хотя в его глазах вспыхивает понимание.

Я не хочу говорить это вслух и жду, когда он заговорит, но он молчит.

— Просто, — мой голос становится напряженным, и я задыхаюсь от слов, но только на мгновение «мой муж умер, и мне трудно справиться со всем этим, потому что мы были…»

— В газетах? — спрашивает он

— Да. Трудно видеть людей, а мужа уже нет. Для меня это трудно. Такое ощущение, что с моей груди сняли тяжесть. — Я не знаю, как справиться с ожиданиями людей.

Слова Мейсона звучат жестко, словно приказ:

— К черту их ожидания.

Я потрясена тем, насколько прямолинеен Мейсон. Не думаю, что он понимает.

— Я просто не хочу расстраивать людей или…

— К черту их.

Я смотрю на него, думая, что он не может говорить это серьезно. В его глазах отражается такая сила, что я невольно вздрагиваю, а его крепкие мускулистые руки напряжены. Он касается щетины на подбородке и кажется немного расслабляется, но я все еще застигнута врасплох. В основном потому, что я хочу ему подчиняться. Хочу принять каждое его слово, будто это закон, и склониться перед ним.

— Ты имеешь право чувствовать и делать все, что хочешь. Это никого не касается. Их восприятие тебя — это их ответственность. Не твоя.

Я делаю глубокий вдох, ненавидя себя за то, что он не понимает.

— Может быть, я просто поверхностная.

Я не хотела произносить это вслух, но сказала. У меня перехватывает дыхание, и я снова беру пустой бокал. Прежде чем я успеваю закатить глаза или от досады хлопнуть им по столу, мне на помощь приходит официант с бутылкой Шардоне в руке.

— Я пока не хочу никуда двигаться. Просто не готова.

— Это потому, что ты его любила? — спрашивает Мейсон.

Его лоб прорезают морщины, а брови нахмурены. Он даже не может посмотреть мне в глаза.

— Я любила своего мужа, но не поэтому.

Делаю глоток вина, уставившись в бокал.

— Просто не знаю, как не чувствовать себя виноватой из-за того, что у меня все в порядке.

Произнести эти слова оказалось не так уж сложно. С Мейсоном приятно разговаривать. Не знаю почему, но это так.

— Так с тобой все в порядке? — спрашивает меня Мейсон, и он настолько искренен в своем беспокойстве, что я протягиваю руку через стол и беру его за руку, успокаивающе поглаживая костяшки его пальцев

— Иногда лучше, чем обычно, но мне трудно, потому что я жила без него не так уж долго.

Мейсон берет меня за руку, сжимая и открывая рот, собираясь что-то сказать, но ничего не произносит. Я тяжело вздыхаю, понимая, насколько глубоким стал наш разговор.

— Прости, — говорю я, качая головой и убирая руку. — Я не хотела…

— Перестань извиняться, — произносит Мейсон таким тоном, что все мои тревоги исчезают. — Это же я задавал тебе вопросы, помнишь?

Я киваю головой и тихо отвечаю, хотя не помню, как начался разговор.

— Скажи мне что-нибудь, что заставит меня улыбнуться, — говорит он.

Улыбка расползается на моих губах при мысли о том, что он улыбается мне.

— Ты очень красивый мужчина. Просто очаровательный. Очевидно, успешный.

Я слегка наклоняюсь, приходясь кончиками пальцев по его костяшкам.

— И мне очень, очень понравилось вчера вечером, — добавляю я.

Я выполняю свою задачу и откидываюсь на спинку стула, глядя на его красивое лицо.

— Я рад, что тебе понравилось. — Он не сводит с меня глаз, пока мы оба делаем по глотку. — Мне бы хотелось, чтобы ты осталась сегодня утром.

Я чуть не давлюсь вином, но, к счастью, сдерживаюсь, проглатываю его и беру себя в руки.

— Насчет этого…

— Думаю, завтра утром ты наверстаешь упущенное, — говорит он так, словно это утверждение, но я слышу во фразе вопрос.

Еще одна ночь с Мейсоном Тэтчером.

— Я же сказала, что просто хочу оторваться, — говорю я и ему, и себе.

Мейсон

Притворись, словно не было этого,

Правду спрячь глубоко.

Любопытство ведет туда, где надо оказаться,

Она заманит, соблазнит и попрощается с тобой.

И только ты поймешь тогда, что в ад попал.

Я мог бы винить во всем шок и алкоголь, которые привели к первой ночи. Любопытство — ко второй. Но откуда взялась эта глубокая потребность смотреть на нее, прикасаться, обладать? Этому нет никакого чертового оправдания.

Я бездумно смотрю на экран компьютера. Офис пуст, даже Лиам ушел домой, оставив меня доделать несколько простых дел, которые я уже должен был выполнить.

Мне следовала провести ревизию описи и сравнить заменяющие материалы. Это крайне важно для бюджета, и я должен принять решение сегодня.

Но на самом деле мне на все наплевать. Я хочу, чтобы все прекратилось, чтобы я мог нажать на паузу. Вместо этого падаю в черную дыру, вынужденный выбирать, что же произойдет, когда я рухну на дно.

Каждая копейка учтена и потрачена, за исключением последней покупки. Все это для одного масштабного проекта. И этим я обязан своему отцу.

Я наклоняюсь вперед, щелкаю мышью и экран загорается. Смотрю на ее великолепные голубые глаза в обрамлении густых ресниц, на безупречную кожу, на легкий румянец на щеках. Но именно выражение ее лица заставило меня пялиться на нее все утро. Губы слегка приоткрыты, как будто она собирается улыбнуться. Так близка к счастью, но фотография сделана прежде, чем она достигла точки.

Прошло всего два дня с тех пор, как я видел ее в последний раз, но каждую ночь я испытывал непреодолимое желание написать и узнать, где она. Я действительно хотел убедиться, что она не с кем-то другим. В этом вся суть. Я верю ей, когда она говорит, что не спит с кем-то еще, но знаю, что может сделать с человеком одиночество. И хочу, чтобы она принадлежала только мне.

Если я просто притворюсь, что не произошло никакого дерьма до того, как я встретил Джулс, тогда в том, что происходит сейчас, не было бы ничего плохого. Если бы только это было так легко забыть.

Тук. Тук.

Я бросаю взгляд на часы, а затем перевожу его на дверь. Уже больше восьми часов вечера, и наступило время встречи с Джулс.

— Кто там? — спрашиваю я, не догадываясь, кто бы это мог быть.

Может, обслуживающий персонал?

— Твой подельник, — говорит Лиам с другой стороны двери, и я немного расслабляюсь.

— Заходи, — кричу я ему, щелкая по телефону и видя сообщение от Джулс.

Она ждет меня. От этой мысли у меня в груди разливается тепло.

Я убираю телефон, уделяя все свое внимание Лиаму, хотя понятия не имею, что ему здесь надо.

— Ты, кажется, чем-то озабочен?

Хотя это было утверждение, но прозвучало как вопрос. Прежде чем я успеваю подумать об этом, Лиам бросает взгляд на монитор компьютера.

Черт, ему не нужно ее видеть. Что еще важнее, ему не нужно знать о моей новой одержимости. Быстро закрываю статью о Джулс. Речь шла о смерти ее мужа и о том, как она переживает эту потерю. Хотя ее фотография была сделана задолго до этого момента.