— Все в порядке, — ласково говорит она, а затем идет вперед, подходя к бару справа от меня, совсем рядом со мной. Как ягненок, шагнувший в логово льва, бессознательно дразня и насмехаясь.

Она находится так чертовски близко от меня, такая соблазнительная. Черное платье подчеркивает ее формы. У нее широкие бедра, и я могу только представить, как они будут смотреться, когда я возьму ее сзади. Я чувствую, как взгляд Патриции скользит по мне, когда Джулия делает заказ, но не могу оторвать от нее взгляд.

Я тяжело сглатываю, оперевшись локтями о стойку бара и пытаясь вести себя непринужденно рядом с ней.

Она ничего не знает и не должна знать. Джулия никогда не узнает правду, и это мой шанс узнать больше о том, что представляет собой на самом деле это симпатичное личико с фотографии.

— Джулия, верно? — спрашиваю я ее.

Сердце колотится, когда я думаю, какого черта я признаю, что вообще знаю о ней хоть что-нибудь. Хотя я не собираюсь обманывать ее. Никакой лжи и недомолвок. Я слышал ее имя в светских кругах. Ее семья хорошо известна, поэтому я сомневаюсь, что она удивится, что ее узнали.

— Джулс, — тепло говорит она, глядя на меня иначе, чем минуту назад.

Она внимательно смотрит на меня, и в ее глазах появляется намек на игривость. Как будто я внезапно оказался тем, что она искала. Или, может быть, того, кого она ждала.

— О, Джулс.

Я постукиваю пальцами по стойке и на мгновение отвожу взгляд. Какого хрена я делаю? Это не просто игра с огнем, это что-то похуже. Этот огонь требует сжечь все дотла, и я уже сделал шаг в его сторону.

Патриция ставит перед Джулс две стопки чего-то похожего на охлажденную текилу. Я смотрю на них, а затем на нее, когда она, не раздумывая, выпивает одну. Ее тонкие пальцы скользят вокруг второго шота, готовясь опрокинуть в себя еще одну порцию.

Я, черт побери, чувствую, как от нее волнами расходится боль. Она топит ее в алкоголе. Джулия хорошо умеет скрывать свои эмоции, но ее действия говорят гораздо громче, чем слова.

— Не собираешься делиться? — дразнящее спрашиваю я, скорее ради того, чтобы удержать ее от выпивки, чем от желания выпить самому.

Она облизывает губы и улыбается.

— А ты хочешь?

Черт возьми, она хоть понимает, что сейчас творит? Она проверяет меня на прочность, потому что от сорвавшихся с ее губ слов, я весь напрягся. Да, я чертовски хочу ее. Она фактически недоступна для меня. Единственная женщина в этом городе, которой мне было бы стыдно смотреть в глаза.

— Если ты предлагаешь, — отвечаю я ей с незнакомой мне кокетливостью.

Джулия краснеет и заправляет волосы за ухо. Когда она отводит от меня взгляд, то замечает что-то в другом конце помещения, что в одно мгновение лишает ее радостного настроения.

Я выпиваю шот, но не отвожу от нее взгляд. Холодная жидкость обжигает. Я был прав насчет текилы. Она тоже хороша. Крепче, чем я ожидал, у меня перехватывает дыхание, в груди сжимается горячи ком, но затем я полностью расслабляюсь.

— Повтори, — заказываю я Патриции и пододвигаю стул к Джулс, а сам остаюсь стоять. — Давай я закажу тебе, — предлагаю я ей.

Она мгновенно переводит взгляд на меня.

Я вижу, как в ее головке кружится вихрь вопросов. Уязвимость явно присутствует, и это делает ее еще более соблазнительной.

— Не уверена, что стоит, — тихо произносит она.

Ее честность такая неподдельная, искренняя.

— Действительно, — совершенно честно отвечаю я.

Она как маленькая Красная Шапочка на каблуках, а я хуже большого злого волка. Я наклоняюсь вперед, зная, что нарушаю все правила, которые у меня есть, и останавливаюсь в нескольких сантиметрах от ее уха.

— Но ты хочешь. И это намного лучше, чем то, что ты собиралась сделать, — шепчу я.

Джулс сжимает пальцами край стула.

Я не уверен, что мое признание было адресовано ей, или оно было, в большей степени, для меня, но в любом случае я убедил сам себя.

От моего грубого голоса и горячего дыхания на ее плече выступают мурашки. Соски напрягаются под платьем, и я едва могу их разглядеть, когда отстраняюсь, предлагая ей пространство и выход.

Если бы она захотела, то могла бы уйти. Убраться отсюда. Черт, она могла бы назвать меня мудаком, если бы только захотела, а я бы сидел здесь и делал все возможное, чтобы притвориться, что не пойду за ней. В данный момент я не могу с уверенностью сказать, что больше никогда не подойду за ней.

Джулс требуется мгновение, чтобы взять себя в руки. Она находится в каком-то оцепенении. И только когда Патриция ставит рюмки на стол, проливая чуть-чуть охлажденной текилы через край одной рюмки, она отмирает.

Я беру ту, что ближе к ней, и протягиваю ей. Она не сводит с меня глаз, но берет спиртное.

— Выпьем за то, что, как мы знаем, нам не следует делать, — говорю я ей с улыбкой, поднимаю свою рюмку и протягиваю ее для тоста.

Медленно, очень медленно, к ней возвращается радостное настроение. Она рассеянным взглядом смотрит на пол, оглядывает помещение.

— Выпьем за счастье, — произносит она с притворной уверенностью, расправляя плечи, когда чокается со мой, а потом быстро выпивает, затем ставит рюмку на стойку бара, а я все еще держу свою и наблюдаю за каждым ее движением.

Я ставлю свою рюмку на стойку, когда она берет в руки клатч, очевидно, готовясь заплатить за спиртное.

— Не надо, — предупреждаю я ее тоном, не терпящим возражения. — Я заплачу, — смягчаю я тон, и немного поколебавшись, добавляю, — я как раз собирался уходить.

Она настороженно смотрит на меня, в то время как мой взгляд обращен к Патриции, и я достаю бумажник при этом краем глаза наблюдая за Джулс.

— Ну что ж, спасибо.… Как тебя зовут? — спрашивает она.

— Мейсон, — отвечаю я, надеясь, что она никогда обо мне не слышала, но она оживляется и кивает головой.

— Тэтчер. Да, мне показалось, что я узнала тебя.

Она прикусывает щеку изнутри, когда какая-то мысль проносится у нее в голове. Выражение ее лица слегка меняется.

— Мне жаль…

Я резко обрываю ее извинения и передаю кредитную карту Патриции.

— К счастью, правда?

Мне больно произносить эти слова, но я не пытаюсь этого скрывать.

Она изящно поджимает губы, что делает ее еще более красивой. Нам обоим больно, мы оба переживаем. Только это дерьмо, которое я сотворил с собой, и она — сопутствующий ущерб.

Она замечает кого-то позади меня, и это заставляет ее снова повернуться к бару, она распрямляет спину и игривость исчезает из ее глаз.

— За счастье и за то, чего мы хотим, — говорю я ей, подписывая счет и оставляя ручку на стойке.

Я запускаю пальцы в волосы, чувствуя, как жар момента и спиртное начинают воздействовать на меня.

Я смотрю на нее и вижу, как она закрывает глаза. Это и на нее тоже влияет. Джулия легкая добыча — красивая, наивная, невинная. Я сволочь, так как творю все это, но ничего не могу поделать, потому что хочу ее.

— Я собираюсь выбираться отсюда, — сообщаю я, а затем позволяю своим глазам блуждать по ее телу, не скрывая того, что я хочу от нее. — Хочешь пойти со мной?

Джулия

Лишь в боли выбор ясен.

Мы показываем себе то, чего желаем.

Мы можем бороться с этим, отрицать,

Но проявив слабость, мы падаем в жерло огня.

К тому, к чему нас тянет.

Слова Мейсона эхом отдаются у меня в ушах. Я знаю, что немного возбуждена, но понимаю, что странная смесь из беспокойства и расслабления, бурлящая во мне, вызвана чем-то совсем иным — осознанием того, что нахожусь на распутье. Я стою перед открытой дверью и знаю, что, как только пройду через нее, все изменится, мой мир придет в движение, подтолкнет меня вперед, вытолкнув из того состояния, в котором я находилась последние несколько месяцев.

Вернуться назад будет невозможно, но никто не знает, кем я стану, когда окажусь по другую сторону. Мое тело звенит от желания и адреналина.