Джейми хотела соскочить с кровати, но Малкольм не отпускал ее.

– Ты что, с ума сошел? – воскликнула она.

– Не думаю. Разве я похож на сумасшедшего? Джейми покачала головой, не веря своим ушам.

– Но ты же вдовец!

– Вдовец, но не монах.

– Но как же твоя скорбь? Твоя потеря? Как ты можешь думать о таких вещах буквально на другой день!

– Джейми, Флора умерла больше года назад. Не можешь же ты требовать, чтобы я даже не думал о женитьбе. – Помолчав, Малкольм заговорил спокойнее: – Мы ни разу не спали вместе. С точки зрения закона, мы так и не стали мужем и женой – наш брак не был скреплен.

– Пожалуйста, не углубляйся в детали! – прервала его Джейми. – Я просто хотела сказать, что с твоей стороны бесчувственно так вести себя.

Малкольм притянул ее к себе.

– Все та же маленькая злючка, – прошептал он, вдыхая нежный аромат ее кожи, наслаждаясь видом женственно-округлой фигуры, полных грудей и чувственных бедер, которые не мог скрыть даже скромный покрой платья. – По-прежнему готова лезть в драку из-за пустяков.

Джейми снова попыталась освободиться, хоть ей меньше всего на свете хотелось вырваться из объятий Малкольма.

– Из-за пустяков? – гневно возразила она. – Ты предлагаешь мне дать жизнь незаконному ребенку – это, по-твоему, пустяки?

– Тебе нечего бояться.

– Я и не боюсь!

– Вот и хорошо! – кивнул Малкольм. – Бояться не надо – тебе будет приятно.

– Приятно?

– Еще как! – лукаво улыбнулся Малкольм. – Я так возбужден, что готов заняться с тобой любовью прямо сейчас! – Он игриво пробежал пальцами по ее руке. – Поверь, ты имеешь дело с мужчиной, знающим толк в наслаждении. Я заставлю тебя кричать от счастья!

Только вот просить «еще» ты не станешь. По крайней мере не сразу, ибо я собираюсь довести тебя до изнеможения!

Джейми задохнулась, покраснев до корней волос. Уж не во сне ли она все это видит? Но тут Малкольм по-хозяйски положил руку ей на бедро, и Джейми взорвалась.

– Ты гнусный мерзавец, Малкольм Маклеод! – завизжала она, барахтаясь на кровати в тщетной попытке вырваться. – Если ты думаешь, что меня испугают или смутят твои наглые выходки, то засунь себе эту мысль…

– Странно, мне казалось, что ты любишь детей.

– Конечно, люблю! – Она повернулась и мрачно уставилась на него. – Только не твоих, мерзкий, бесчувственный, отвратительный…

– Ты мне подходишь как нельзя лучше, – прервал се Малкольм. – Умная, здоровая, хорошо сложена…

– Я тебе не кобыла!

– Знаю, милая. Я и не стану обращаться к тебе, если мне понадобится жеребенок. Что же до лошадиных статей, в коротком пробеге тебе не найти равных, но насчет долгого пути – надо подумать. – Он замолчал, с сомнением глядя на нее.

– Сколько мне помнится, ты до сих пор и оседлать-то меня не мог!

– Потому что не хотел, – как ни в чем не бывало, отозвался Малкольм.

– Не хотел? – недоверчиво переспросила Джейми. – Да ты прятался от меня, словно змея в норе!

– Я уверен, дорогая, вкус у тебя не хуже, чем крыс, в чьей компании я ждал твоего появления!

До Джейми не сразу дошел смысл этой шутки; но секунду спустя она захихикала, сообразив, что крысы питаются змеями.

– Ничего себе комплимент! – проговорила она. Малкольм небрежно помахал рукой.

– Для тебя – все самое лучшее!

– Никогда бы не подумала, что Маклеод способен шутить! – Джейми отвернулась, стараясь сдержать улыбку. Малкольм ни в коем случае не должен догадаться, что такого счастья она не испытывала уже много лет.

Просто оттого, что сидит рядом, разговаривает, смеется вместе с ним.

Улыбка Джейми погасла, едва она вспомнила, что счастью не суждено продлиться долго. За стенами этой комнаты ждала суровая реальность.

– Так на чем мы остановились? – сухо спросила она.

– Ты, кажется, была готова принять мое предложение.

Джейми нахмурилась; но Малкольм только рассмеялся и крепче прижал ее к себе. Джейми ощутила тепло его тела, и сердце ее забилось, горячая кровь быстрее потекла в жилах. Странное волнение охватило ее: казалось, в объятиях Малкольма смешалось и слилось все, что было для нее родным и прекрасным. Первые снежинки, кружащиеся в воздухе, запах свежескошенных полей, суровая красота родных гор, яркое солнце и дерзкий ветер, бьющий в лицо, – все это она увидела, почувствовала и пережила в одно мгновение.

Опомнившись, Джейми увидела, что Малкольм пристально смотрит ей в лицо.

– Ты больше на меня не сердишься? – робко спросила она.

– Нет, Джейми, – покачал он головой. – А вот ты, кажется, сердита.

Джейми замешкалась с ответом, и Малкольм пощекотал ее, вызвав новый приступ смеха.

– Ну-ка, отвечай!

– Я не могу долго на тебя сердиться. По крайней мере сегодня.

Широкая ладонь бережно накрыла ее руки, нервно теребящие оборку. Малкольм не мог оторвать взгляда от женщины, которую знал еще девочкой. От ее сияющих глад, чувственных губ, водопада черных, как смоль, полос. Малкольму показалось, что он вышел на свет из тумана, в котором бродил всю жизнь. Ушли прочь все сомнения, позабылись прошлые мучения, давно растаял гнев – Малкольм смотрел на Джейми новыми глазами. Как на свою возлюбленную.

Когда-то девочкой Джейми свято верила в его любовь – и теперь Малкольм понимал, что детским сердцем она угадала правду. И какое право имел он винить ее и своих горестях? Если кто и виноват, так только Малкольм Маклеод, собственной персоной, и никто иной! Ведь он знал, знал с самого начала, что Джейми не предавала его англичанам – она спасала ему жизнь. И это – после того удара, который нанес он ей своей злосчастной свадьбой!

Поистине удивительно, что она готова его простить! Никакие упреки, никакая, даже самая грубая брань – ничто не сравнится с той болью, какую испытала она, когда вошла в храм – и увидела его под венцом с другой.

Малкольм больше не требовал ответа – он угадал истину. Это была не шутка. Джейми надела подвенечное платье, думая, что сегодня ее свадьба. Она верила, что они суждены друг другу, что у них одна душа на двоих.

Малкольм никогда не пытался поколебать ее детскую веру… может быть, потому, что в глубине души разделял ее? Должно быть, он, сам того не сознавая, ждал, когда Джейми повзрослеет, чтобы признаться ей и самому себе в так долго скрываемом от всех?

Но Джейми уехала во Францию, а Малкольму пришлось столкнуться с грубой жизненной прозой. Кому есть дело до любви, когда решается судьба клана? Брак с Флорой должен был стать спасением для его племени. Он был уверен, что принесет мир на острова Скай и Гебриды. Он ошибся.

Малкольм протянул руку и коснулся густой блестящей пряди ее волос. Джейми выросла: как она стала прекрасна!…

Глаза их встретились. Что-то необыкновенное рождалось в Джейми: любовь ее, затравленная и униженная, пробуждалась от сна и ломала стены своей темницы. Джейми позволила себе, не таясь и не стыдясь, ласкать взглядом его мужественное лицо, глубокие темные глаза, чувственный, неулыбчивый рот.

– Помнишь, как мы прощались перед твоим отъездом? – тихо спросил он.

Джейми почувствовала, что заливается краской.

– Пожалуйста, перестань! Я вела себя как маленькая дурочка! Я и так столько вспоминала об этом в последние дни.

Малкольм нежно прикрыл ей рот рукой.

– Помнишь, Джейми, как цвел вереск на холмах и в долине реки Спей?

Джейми кивнула, не поднимая глаз.

– Малкольм, в тот день я не думала о вереске.

Он нежно приподнял ее лицо за подбородок, заставив взглянуть себе в глаза.

– Знаю, милая. Ты жаждала того, чего я не мог тебе дать.

Джейми казалось, что она тонет, растворяется в этих бездонных глазах. Она снова стала прежней влюбленной девчонкой, желавшей поцелуя Малкольма с такой отчаянной страстью, словно сама жизнь ее зависела от этого.

– Мне слишком памятен этот день, – прошептала она наконец.

Все с тем же бесстрастным лицом Малкольм опрокинул ее на кровать рядом с собой. Джейми и не думала сопротивляться. Теперь они лежали лицом к лицу. Вот он протянул руку и дотронулся до ее щеки – и сладкая дрожь прошла по телу Джейми, а сердце заколотилось, как безумное. Он провел пальцем по щеке, очертил линию носа, бровей, притронулся к полным губам – и кожа Джейми словно загоралась под его пальцами.