К чему ей вообще с ним сталкиваться?

Гораздо важнее было избегать своих подруг. Мэри Кэдоган явилась на другой же день после концерта, потом на следующий и еще раз. Миссис Радленд наконец сказала, что пришлет ей записку, когда Оливия почувствует себя лучше.

Оливия и представить себе не могла, как она расскажет Мэри Кэдоган о своем разговоре с сэром Гарри. Достаточно того, что не проходило минуты, чтобы она о нем не вспоминала. А посвящать в это другого человека…

От этого простая простуда действительно могла превратиться в какую-то ужасную болезнь.

Она размышляла, чем же ей неприятен сэр Гарри Валентайн.

И решила, что ей не нравится его отношение к ней, поскольку он считает, что она не обладает интеллектом, думает, что она недобрая, шантажом заставил ее танцевать с ним и при этом танцует лучше ее.

Все это бесконечно раздражало.

После трех дней добровольного затворничества Оливии ужасно захотелось покинуть пределы своего дома и сада. Решив, что раннее утро — самое лучшее время для того, чтобы никого не встретить, она надела шляпку и перчатки, схватила только что доставленную утреннюю газету и направилась к своей любимой скамейке в Гайд-парке. Служанка в отличие от Оливии обожавшая вышивать шла за ней, неся корзинку с рукоделием и жалуясь на слишком ранний час.

День был великолепный — голубое небо, белые облака, легкий ветерок. Идеальная погода, и никого вокруг.

— Поторопись, Салли, — окликнула она служанку, которая плелась за ней.

— Еще так рано, — жалобно простонала Салли.

— Уже половина седьмого. — Оливия остановилась, чтобы подождать служанку.

— Это очень рано.

— Вообще-то я бы с тобой согласилась, но мне кажется, я перевернула в своей жизни новую страницу. Посмотри, как прекрасно вокруг. Светит солнышко, в воздухе слышится музыка…

— Я не слышу никакой музыки, — проворчала Салли.

— Разве ты не слышишь, как поют птицы?

Оливии не удалось разубедить Салли.

— А эта ваша новая страница… вы, наверное, не захотите перевернуть ее назад?

Оливия усмехнулась:

— Все не так плохо. Как только мы придем в парк, мы сядем на скамейку и будем наслаждаться солнцем. Я буду читать свою газету, а ты займешься своим вышиванием, и никто нам не помешает.

Если не считать, что спустя всего пятнадцать минут к ним прибежала Мэри Кэдоган.

— Твоя мать сказала, что ты здесь, — сказала она, запыхавшись. — Ты чувствуешь себя лучше?

— Ты говорила с моей матерью? — спросила Оливия, не веря, что судьба может сыграть с ней такую злую шутку.

— Она сказала, что пришлет мне записку, как только ты поправишься.

— Моя мама всегда действует удивительно быстро, — буркнула Оливия.

— Удивительно, не правда ли?

Салли немного отодвинулась, не отрывая взгляда от своего рукоделия. Мэри села поближе к Оливии и немного поерзала, пока между ее розовыми юбками и зелеными Оливии не образовалось некоторое пространство.

— Я хочу знать все, — тихим взволнованным голосом произнесла Мэри.

Оливия хотела было притвориться непонимающей, но раздумала. Зачем? Обе они знали совершенно точно, о чем речь.

— Рассказывать особенно нечего, — ответила Оливия и пошуршала газетой, пытаясь напомнить Мэри, что сама она пришла в парк, чтобы спокойно почитать. — Он узнал во мне свою соседку и пригласил на танец. Все было вполне прилично.

— А он сказал что-нибудь о своей невесте?

— Нет, конечно.

— А о Джулиане Прентисе?

— Неужели ты думаешь, что он расскажет совершено незнакомому человеку, к тому же — женщине, что подбил одному джентльмену глаз?

— Нет, — мрачно ответила Мэри. — На это нельзя было надеяться. Представляешь, я ни у кого не могу узнать подробности.

Оливия сделала вид, что все эти сплетни ей страшно наскучили.

— Ладно. — Мэри ничуть не была огорчена отсутствием интереса у подруги. — Расскажи мне про танец.

— Мэри, — простонала Оливия. Это было невежливо, но Оливия не хотела ничего рассказывать Мэри.

— Ты должна, — настаивала Мэри.

— Я уверена, что в Лондоне есть много чего гораздо более интересного, чем один очень короткий и скучный танец с сэром Гарри Валентайном.

— Вообще-то интересного мало. — Мэри пожала плечами и подавила зевок. — Мать Филомены утащила ее в Брайтон, а Энн заболела. Наверное, у нее такая же простуда, как у тебя.

Вряд ли, подумала Оливия.

— Никто не видел сэра Гарри со времени концерта, — добавила Мэри. — Он вообще нигде не появлялся.

Оливию это не удивило. Скорее всего он опять сидит за своим письменным столом и что-то строчит. Возможно даже, что на нем эта нелепая шляпа.

Она, конечно, не могла сказать наверняка, потому что не выглядывала в окно уже несколько дней. Она даже к нему не подходила. Ну может, раз шесть или восемь.

Каждый день.

— О чем же вы говорили? — настаивала Мэри. — Я видела, как шевелились твои губы.

Оливия повернулась к Мэри, вспыхнув от возмущения.

— Ты следила за моими губами?

— Ах, прощу тебя! Будто ты сама часто так не делала!

Это было не только правдой. Это было неопровержимо, поскольку она часто следила за губами именно на пару с Мэри. Но что-то надо было возразить, поэтому Оливия фыркнула и сказала:

— Я никогда не следила за твоими губами.

— Но могла бы, — уверенно сказала Мэри.

Это тоже было правдой, но признаваться в этом Оливия была не намерена.

— О чем вы разговаривали? — опять спросила Мэри.

— Ни о чем необычном, — солгала Оливия и снова зашуршала газетой — на этот раз еще громче. Она уже прочитала светскую хронику на последних страницах газеты, но хотела прочесть отчеты правительства. Она всегда их читала. Каждый день. Даже ее отец — член палаты лордов — не читал их каждый день.

— По-моему, ты сердилась, — настаивала Мэри.

«Я сейчас сержусь», — хотелось ей проворчать.

— Так ты сердилась?

Оливия сжала губы.

— Я думаю, ты ошиблась.

— А я так не думаю, — нараспев сказала Мэри, как обычно, когда была в себе уверена.

Оливия бросила взгляд на Салли. Служанка прилежно вышивала, делая вид, что не прислушивается. Потом Оливия взглянула на Мэри, словно предупреждая: не в присутствии прислуги.

Это не избавит Мэри от бестактного любопытства, но она по крайней мере на какое-то время утихомирится.

Оливия снова развернула газету и тут увидела срои руки. Она взяла газету из дома до того, как дворецкий имел возможность прогладить ее утюгом, и теперь типографская краска запачкала ей руки.

— А где твоя служанка? — спросила Оливия у Мэри.

— Вон там. — Мэри махнула рукой куда-то за их спинами.

В тот же момент Оливия поняла, что совершила ужасную ошибку, потому что Мэри сразу же повернулась к Салли и спросила:

— Ты же знакома с моей Женевьевой, не так ли? Почему бы тебе не пойти и поболтать с ней?

Салли была знакома с Женевьевой, но она знала, что француженка почти не говорит по-английски. Но поскольку Оливия не могла вмешаться и запретить своей служанке поболтать с Женевьевой, Салли была вынуждена отложить рукоделие и отправиться искать француженку.

— Так-то, — гордо заявила Мэри. — А теперь расскажи мне, какой он. Красивый?

— Ты его видела.

— А каков он вблизи? У него такие глаза! — При воспоминании о них Мэри даже вздрогнула.

— Ах, это! — воскликнула Оливия, тоже неожиданно вспомнив. — Они у него карие, а не серо-голубые.

— Не может быть. Я совершенно уверена…

— Ты ошибаешься.

— В таких вещах я никогда не ошибаюсь.

— Мэри, его лицо было прямо перед моим. Вот так. — Она немного подвинулась, чтобы обозначить расстояние. — Уверяю тебя, глаза у него карие.

Мэри пришла в ужас. Потом покачала головой и изрекла:

— Это, должно быть, от того, как он смотрит на людей. Он просто пронзает взглядом. Поэтому я решила, что его глаза голубые. — Моргнув, она добавила: — Или серые.

Оливия смотрела перед собой в надежде, что разговор о Гарри закончился, но остановить Мэри было невозможно.