— Сюда, — коротко бросил Владимир.

Судя по тому, как здесь было тихо, они направлялись в кабинет посла, где ждали ее родители.

Они шли медленно. У каждого поворота, а также на верхней и нижней площадках лестницы Владимир останавливался, прикладывал к губам палец, прижимался к стене и осторожно выглядывал из-за угла. Гарри шел за ним по пятам, загораживая Оливию своим телом.

Оливия поняла, что надо быть осторожными, но у нее было такое ощущение, что у нее в груди вот-вот что-то взорвется, и ей хотелось вырваться и бежать.

Ей хотелось оказаться дома.

Хотелось, чтобы рядом была ее мать.

Хотелось содрать с себя это платье и сжечь его, вымыться, выпить чего-нибудь сладкого, или кислого, или с мятой — любой напиток, который смог бы смыть с нее ощущение страха.

Дома она ляжет в свою постель и положит на голову подушку — она не станет думать о том, что было. Впервые в жизни ей захотелось быть нелюбопытной. Возможно, завтра ей захочется узнать ответ на все эти «почему» и «зачем», но сейчас ей просто хотелось закрыть глаза.

И держать за руку Гарри.

— Оливия.

Она посмотрела на него и только сейчас поняла, что она и вправду закрыла глаза.

— Ты нормально себя чувствуешь? — шепнул он. Она кивнула, хотя это было далеко не так. Но на сегодняшний вечер ей этого было достаточно.

— Ты сможешь дойти?

— Придется. — Разве у нее был выбор?

Он сжал ее руку.

Она сглотнула. Его рука была теплой, даже горячей, а ее пальцы, наверное, как ледяные сосульки.

— Теперь уже недалеко.

Ей хотелось спросить, почему он говорил по-русски.

Эти слова были готовы сорваться с ее губ, но она сдержалась. Сейчас не время задавать вопросы. Надо сосредоточиться на том, что она делает, на том, что он делает для нее. Резиденция посла была огромной, а ее принесли в ту комнату, когда она была без сознания. Сейчас она не смогла бы ее найти — наверняка заблудилась бы.

Она должна верить, что он позаботится о ее безопасности. Другого выбора у нее нет.

Она должна ему доверять. Должна.

И тут, впервые зато время, как Владимир и Гарри спасли ее, она по-настоящему посмотрела на Гарри. Странный туман, окутывавший ее, начал рассеиваться, и она поняла, что ее голова просветлела. Скорее, подумала она, печально улыбнувшись, просветлела достаточно.

Достаточно для того, чтобы понять, что она действительно ему доверяет.

Не потому, что должна. А просто — доверяет. Потому что любит его. Может, они не рассказал ей о том, что говорит по-русски, но она его знает. Взглянув на него, она вдруг вспомнила, как он читал ей «Мисс Баттеруорт» и ругал за то, что она его прерывает. Потом он сидел в ее гостиной и убеждал ее в том, что он должен защитить ее от князя.

Она видела, как он улыбается.

Она видела, как он смеется.

И она видела его глаза, в которых отражалась его душа, когда он признавался ей в любви.

— Я доверяю тебе, — прошептала она.

Он этого не услышал, но это не имело значения. Она сказала это не для него. Для себя.

Гарри забыл, как сильно он все это ненавидит. Он участвовал во многих сражениях и знал, что многие мужчины обожают опасность. И он достаточно повоевал, чтобы понять, что он не относится к их числу.

Он мог сохранять спокойствие, действовать разумно во многих непростых ситуациях, но когда все было позади и он оказывался в безопасности, его дыхание учащалось и все тело начинало содрогаться.

Но еще никогда в жизни он так не боялся.

Люди, захватившие Оливию, были безжалостны. Так, во всяком случае, сказал ему Владимир, когда они ее искали. Они уже много лет состояли на службе у посла, и он щедро оплачивал их услуги. Преданность и насилие — вот что их отличало. Страшное сочетание. Единственным утешением было то, что они вряд ли могли причинить Оливии боль, если считали, что она нужна князю Алексею. Но теперь, когда она сбежала, как они будут ее оценивать? Они могут посчитать ее испорченным товаром, не представляющим ценности.

— Теперь уже совсем близко, — сказал Владимир по-русски, когда они дошли до самого конца лестницы. Надо было лишь пройти длинную галерею, а оттуда перейти в основную часть здания. Там они будут в безопасности.

Вечер все еще был в разгаре, и никто не посмеет прибегнуть к насилию в присутствии нескольких сотен самых известных английских граждан в качестве свидетелей.

— Мы почти пришли, — шепнул Гарри Оливии. Руки у нее все еще были холодными как лед, но он видел, что она уже почти совсем пришла в себя.

Владимир повел их по служебной лестнице, которая заканчивалась у закрытой двери. Он приложил ухо к двери и прислушался.

Гарри привлек к себе Оливию.

— Начали, — тихо произнес Владимир, медленно открыл дверь и сделал им знак следовать за ним.

Гарри сделал несколько шагов. Оливия отставала от него на шаг.

— А теперь быстро!

Они шли тихо, прижимаясь к стене, и вдруг…

Раздался выстрел.

Первой реакцией Гарри было толкнуть Оливию в безопасное место, но вокруг не было ничего, кроме широкого пространства безлюдного коридора и кого-то — где-то — с пистолетом.

— Бегите! — крикнул Владимир.

Гарри отпустил руку Оливии — ей будет легче бежать, если обе руки ее будут свободны, — и крикнул:

— Быстрее!

Они бежали за Владимиром по коридорам, а за ними бежал кто-то и кричал по-русски:

— Стойте!

— Не останавливайся, — крикнул Гарри Оливии. Раздался еще один выстрел, и на этот раз пуля пролетела прямо рядом с плечом Гарри.

А может, пуля и задела плечо. Он не понял.

— Сюда! — приказал Владимир, и они завернули еще за один угол в еще один коридор.

Выстрелы прекратились, и за ними больше никто не бежал, а потом каким-то образом они все ввалились в кабинет посла.

— Оливия! — вскричала ее мать.

Гарри видел, как мать и дочь обнялись, и Оливия, которая до сих пор не проронила ни слезинки (он по крайней мере этого не видел), с плачем упала на руки матери.

Гарри прислонился к стене. У него кружилась голова.

— Что с вами?

Гарри моргнул и увидел князя Алексея, который смотрел на него с сочувствием.

— У вас кровь.

Гарри даже не заметил, что держится за плечо. Он поднял руку и увидел кровь. Но боли он почему-то не чувствовал. Может, это было не его плечо, а чье-то чужое?

У него подогнулись колени.

— Гарри!

А потом… Почему все утверждают, что в глазах становится темно, когда человек теряет сознание? А у него все красное. Или зеленое?

А может быть…

Оливия отпила глоток чая, который вместе с большим блюдом печенья прислали ей в спальню обеспокоенные родители, и задумалась.

Она вспомнила…

Сначала она, по-видимому, потеряла сознание, потому что некто зажал ей рот тряпкой, смоченной в каком-то наркотике (как она узнала позже). И ей никогда в своей жизни не забыть ни этого кляпа, ни связанных рук и ног.

Потом она подумала о том, что человек, который поил ее, как раз и устроил ей ловушку, зажал ей рот и связал ее. Эти действия она прежде всего считала вызовом ее достоинству, поэтому похитителю, безусловно, она отвела первое место среди негодяев, оскорбивших ее.

Оливия была очень высокого мнения о своем достоинстве.

Так… Что дальше?

Она видела и слышала, как страшными ударами вышибали дверь в комнату, где она находилась. Этот момент был не из приятных. На лицах ее родителей, когда они вновь ее обрели, было выражение облегчения, но оно было несоизмеримо с тем ужасом, который пережила она. Однако Оливия не хотела бы, чтобы кто-либо, кого она любит, почувствовал то же самое.

А потом… Господи, это было самое ужасное: смотреть, как Гарри сползает по стене на пол в кабинете посла. Она не поняла, что в него попала пуля. Как она могла этого не понять? Она была занята тем, что рыдала в объятиях матери, и не видела, как по его лицу разлилась мертвенная бледность и как он держится за свое плечо.