С женой ему встречаться сейчас не хотелось. Но уж так везло в этот день, что она вышла в гостиную как раз тогда, когда он спускался по лестнице, чтобы вновь уйти из дома.

— Энтони? — окликнула она, непривычно неуверенным тоном.

— Что? — отозвался нахмурившийся Энтони.

— У тебя… Ты вызвал Джорди?

— Он не принял бы мой вызов… — проворчал он.

— Но ты встречался с ним?

— Встречался. И ты теперь можешь ослабить свои меры предосторожности. Он больше не побеспокоит тебя.

— Ты?..

— Я просто уговорил его покинуть Лондон, не более того. Возможно, ему придется нанять кого-то, чтобы его несли, но он уедет, я уверен. Да, не жди меня к обеду. Я еду в клуб.

Рослин задумчиво смотрела в течение нескольких секунд па закрывшуюся за ним дверь, не понимая, почему сегодняшняя холодность мужа так расстроила ее. Гораздо естественнее было бы, ощути она сейчас облегчение, даже радостное удовлетворение. Ведь Энтони освободил ее от Джорди да еще и поколотил кузена, в чем не оставляло сомнений его короткое сообщение. А вместо этого — лишь чувство какой-то опустошенности и тоска. Впрочем, причина ясна. Это слишком короткие ответы на ее вопросы, а еще точнее, сквозившее в них почти полное безразличие к ней. За эту неделю она видела мужа в самом разном расположении духа, но таким, как сегодня, он еще не был.

Что ж, теперь ясно, что все слишком затянулось. Пришло время принимать окончательное решение по поводу ее дальнейших отношений с Энтони, иначе от нее уже мало что будет зависеть. Решать надо немедленно, сегодня, до того как он вернется.

— Ну, что скажешь, Нетти?

Служанка еще раз провела гребнем по сверкающему золоту волос госпожи и оценивающе посмотрела на ее отражение в зеркале.

— А ты уверена, что делайт собираешься именно то, что хочешь?

Рослин кивнула. Она наконец рассказала Нетти все: о том, как лишил ее невинности в этом доме Энтони; об условиях, которые поставила она ему перед свадьбой; и, конечно, о том, как он клялся в том, что будет верен ей, и на следующий же день доказал лживость своих обещаний. Верная шотландка то удивленно восклицала, то гневалась:

— Я думайт, твоя совершает большую ошибку, девонька.

— Почему? — воскликнула довольно громко удивленная Рослин. Она ожидала другого ответа.

— Ты собирайся просто использовать его. А судя по твоим рассказам, ему такое никак не может нравиться.

— Я собираюсь разделить с ним постель, — заметила Рослин. — Разве не этого он хотел от меня? Почему он должен быть недоволен, если я использую его таким образом?

— Потому что ты собирайся разделить с ним постель лишь ненадолго.

— Он обещал, что у меня будет от него ребенок!

— Да. Но он не обещайт, что оставит тебя в одиночестве, когда ребенок эта будет зачат. Отчего ты думайт, что ему понравится твой новое условие сейчас?

Рослин нахмурилась. Суженные глаза показывали, что она начинает сердиться.

— Я просто защищаю себя, Нетти. Пойми, постоянные интимные отношения с ним… Нет. Я боюсь и не хочу влюбляться в него!

— Ты уже влюбилась, девонька.

— Неправда! — чуть не задохнулась от возмущения Рослин, гневно глядя на служанку. — И я никогда не полюблю его. Такого не будет! И вообще пусть сам решает принимать или нет мое предложение. Сама не знаю, зачем я тебе рассказала обо всем.

Нетти хмыкнула, отнюдь не переубежденная в своем первоначальном мнении этим взрывом эмоций.

— Что ж, тогда иди и скажи обо всем ему. Я видеть, как он как раз входить в своя комната, когда шла к тебе.

Рослин отвела глаза, чувствуя, как леденящий душу комок страха подкатывает к горлу.

— Может, подождать до завтра? Мне показалось, что он был не в лучшем настроении, когда уходил…

— Этот парень ходить в плохом настроении с тех пор, как ты перебраться из его комната, — напомнила Нетти. — Если, конечно, до завтра ты понимать, сколь глупа твоя идея…

— Нет, — не дала ей договорить Рослин, на этот раз гораздо более уверенным тоном. — Я этого не пойму, поскольку речь идет не о глупом капризе, а о необходимой самозащите.

— Ну коль ты так считать… — вздохнула верная шотландка. — Но я тебя предупреждать, не забудь потом, миленькая.

— Доброй ночи, Нетти.

Еще минут десять Рослин сидела, разглядывая свое отражение в зеркале, а точнее, убеждая себя в собственной правоте. Нет, она приняла единственно правильное решение. Она ничего не прощает мужу и вряд ли сможет простить. Можно, конечно, хранить свой гнев в себе и держать мужа на расстоянии. Но как тогда она сможет иметь ребенка? А она хочет стать матерью. Это же так естественно и просто. Что из этого следует? Ей придется поступиться гордостью и самой пойти к Энтони. Сегодняшняя его холодность явно показала, что сам он вряд ли сделает шаг навстречу. Ничего страшного в конце концов она не сделает. Их новая связь будет временной, и ему придется с этим согласиться. Ведь если, выходя замуж, Рослин и была готова принять его таким, какой он есть, то теперь нет. В этом, собственно, и было все дело. Она теперь поняла, что ей нужен Энтони весь. Но коль этого быть не может, ей придется делать все, чтобы не привязаться к нему.

Осознав, что подобные рассуждения способны довести ее до нервного срыва, Рослин резко поднялась, вышла из комнаты и уже через несколько секунд решительно постучала в дверь Энтони. Все! Шаг сделан, отступать поздно. С осознанием этого вернулись и сомнения, и во второй раз она постучала чуть слышно, по-детски желая, чтобы стука ее так никто и не услышал. Однако хватило и первого сигнала о прибытии. Дверь открыл Виллис, который, лишь взглянув на нее, тут же ушел из комнаты.

Она вошла, нерешительно закрывая за собой дверь, и взглянула на кровать, опять по-детски надеясь на чудесное отсутствие мужа. Кровать была пуста, но стоило ей слегка повернуть голову, как она увидела ее хозяина. Рослин почувствовала, как ее щеки заливаются краской, а ладони влажнеют. Почему-то только сейчас она поняла до конца, что сделала: она пришла сюда сама, чтобы заняться любовью с Энтони. Сердце учащенно забилось, женщина опустила глаза.

Зато сам Энтони смотрел на нее, с трудом сохраняя спокойное дыхание. Рослин была необыкновенно соблазнительна в открытой нижней рубашке из белого шелка, облегающей очаровательные выпуклости ее тела. Легкий халат из того же материала был распахнут и не мешал видеть того, что находится под ним. Распущенные волосы красновато-золотыми волнами раскинулись по плечам, и пальцы Энтони даже немного дернулись, будто сами стремились прикоснуться к ним. Опустив глаза, он увидел, что Рослин боса, и почему-то именно это окончательно рассеяло все сомнения относительно цели ее визита. Энтони четко осознал, что таковых может быть лишь две: либо его жена настолько глупа, что решила усугубить пытку, показавшись перед ним в таком виде и убежав, либо речь идет об окончании его мучений. Для себя он решил, что в любом случае уйти он ей отсюда просто так не даст. Решила ли Рослин сама покончить наконец с их отчужденностью или она задумала еще что-то, сегодня его вынужденное воздержание завершится.

— Рослин?

Вопросительный тон показывал, что он хочет услышать о том, зачем она пришла, от нее самой. Пропади все пропадом, неужели ей еще придется говорить об этом вслух? Что за необходимость! Виллис и тот все понял, как только увидел ее в таком наряде, что тоже, кстати, было не так приятно. Но Энтони, видимо, очень хочется еще унизить ее. Можно было предвидеть и подготовиться к этому. Но почему-то она не думала, что будет так трудно.

Рослин повернулась к мужу. Он сидел в том самом шезлонге, к которому не так давно грозился привязать ее. Она еще больше растерялась, вспомнив о том, как Энтони заставил ее сидеть здесь и ждать, пока он переоденется. К тому же она буквально физически ощущала, как скользят по ней его такие непроницаемые сейчас синие глаза. Ответить что-либо она была не в силах. Только сердце заколотилось еще сильнее, лишь она взглянула на него. На Энтони был тот же серебристо-голубой халат, накинутый поверх брюк, как в ту ночь, когда они впервые занимались здесь любовью. Воспоминания невольно вспыхнули в ее голове, кровь прилила к лицу, а холодный комок страха сменился внутри чем-то более теплым и приятным.