Получившие свободу спаниели игрались на гравийной дорожке неподалеку от Колли, и лошадь беспокойно перебирала ногами при их приближении.

— И какая же опасность в том, что я отношусь к этому серьезно, если ваша сестра относится несерьезно?

— Моя сестра бывает серьезна два или три раза в год. И что? Прошлой осенью она воспылала детской любовью к каменщику, но скоро это переросла, повстречав другого молодого человека, — он расхохотался. — Всё это было вполне приемлемо, потому что выходило из ряда вон. Но вы — джентльмен, а значит ваше внимание нужно рассматривать под другим углом. Если вы считаете нас нелюбезными, прошу, войдите в наше трудное положение.

— Трудное положение, — ответил Джереми, едва овладев своим голосом, — трудное положение в том, чтобы рассказать соседу, что он недостаточно хорош, поскольку, хотя и джентльмен, но явно слишком мелкий. — Он вскочил в седло. — Это правда. Наше поместье не так велико, как ваше, а родословная не так длинна. Но задумайтесь вот над чем. Вы Беттсворт, ставший Тревэнионом. Мне же не пришлось менять фамилию.

Худой и напыщенный майор вспыхнул. В двадцать четыре года он стал шерифом Корнуолла, и никто давно уже не осмеливался говорить ему подобное.

— Советую вам убраться отсюда, мистер Полдарк, — сказал он.

Было пять часов пополудни, и Джереми не убрался. Он остановил лошадь на возвышенности, на проселочной дороге в полумиле от замка. Ему понадобилось некоторое время, чтобы найти этот наблюдательный пост. Отсюда он не видел арочный проход перед дверью дома, но прекрасно мог разглядеть все дорожки и тропки, из него ведущие. Он провел здесь уже два с половиной часа. Колли прекрасно перекусил в изгороди на обочине, но Джереми совсем ничего не ел. Но он не чувствовал голода. Он смог бы остаться здесь хоть еще на двадцать часов, если нужно.

Дважды мимо него проходили угрюмые селяне. Солнце скрылось за бегущими облаками. На другом склоне начали косить траву, вчетвером на широком поле: две женщины в чепцах и два мальчика. Вскоре после ухода Джереми майор Тревэнион обогнул дом и отправился к его незаконченной части. Там никто не работал, и дело явно не продвинулось после Пасхи. Тревэнион вскоре вернулся и скрылся внутри. Около трех часов няня повела двух маленьких мальчиков на прогулку по берегу. Там они пробыли около часа. Не считая этого, за весь день никто не выходил и не входил в замок.

В голосе миссис Беттсфорт, подумал Джереми, есть валлийские нотки. Не солгали ли они насчет Кьюби, может быть, она не уехала, может, ее заперли в комнате наверху, накручивал себя он. Но они никак не сумели бы заранее заметить его появление. А Кьюби, пусть и самая юная в семье, не из тех, кто будет молча страдать. Она заколотила бы в дверь. Но Джереми был знаком с дисциплиной, царящей в подобных семьях. Кьюби не знала отца, он был драгуном и погиб еще до ее рождения, его роль принял на себя старший брат. Была ли миссис Беттсворт столь уступчивой, как выглядела, или на самом деле именно она всем распоряжалась?

Колли стал беспокоиться, ему надоело столько времени нести на себе хозяина. Но если он спешится, то почти ничего не увидит.

На склоне холма возникло облачко пыли. Там шла дорога, по которой он приехал. За высокой, покрытой многочисленными майскими цветами живой изгородью он увидел въезжающих в ворота лошадей. Он развернул Колли и переместился на пару шагов. Мужчина и две женщины. Сердце Джереми заколотилось. Он узнал одну из женщин и был почти уверен насчет второй. Мужчина был одет во что-то вроде мундира.

Джереми спешился, отпер ворота и провел лошадь на поле, с другой стороны поля последовали вторые ворота и дорога. Но он не стал садиться в седло.

Он услышал голоса и девичий смех. Джереми их не видел, а они не увидят его, пока не покажутся из-за поворота в двадцати ярдах вверх по склону.

Даже сейчас, когда стояла сушь, у обочины журчал ручеек. Склон пестрел цветами государственного флага — красная смолевка, белый сердечник и яркие полупрозрачные колокольчики. Повсюду торчали гигантские папоротники.

И вот они показались. Это были Клеменс и Кьюби. А человеком в форме по счастью оказался лакей.

Они остановились. В любом случае, обойти его было невозможно. Джереми снял шляпу.

— Добрый день.

Клеменс рассмеялась. В отличие от Кьюби, она красотой не блистала, но была очень дружелюбной. Смех прекратился, и веселость сменилась удивлением. Кьюби медленно покраснела.

— Я заезжал с вами повидаться, — сказал Джереми, но вас не было. Надеюсь, вы в добром здравии.

Клеменс похлопала лошадь по холке.

— Мистер Полдарк. Какой сюрприз! Ну разве это не сюрприз, Кьюби? Совершенно удивительно.

— Большой сюрприз, — согласилась Кьюби.

— Я виделся с вашей матушкой и братом, и мы поговорили о том, о сем. Как Огастес?

— Он в Лондоне. — Клеменс бросила взгляд на сестру. — Мы возвращаемся к чаю. Возможно... вы хотели бы к нам присоединиться?

— Благодарю, но я уже попрощался. Было бы неподобающе возвращаться.

Лошади забеспокоились, топчась на узкой дороге.

— Уортон, — сказала Клеменс, — вы поедете со мной. Я хочу перемолвиться словечком с миссис Кларк из усадьбы. Мисс Кьюби присоединится к нам через несколько минут.

— Да, мисс.

Клеменс наклонилась и протянула руку.

— Всего хорошего, мистер Полдарк. Жаль, что вы нас не застали. Может быть, в другой раз...

Джереми поцеловал ее перчатку.

— Разумеется.

Он отвел лошадь к обочине, чтобы остальные могли проехать. Кьюби не двигалась. Ее лицо было скорее угрюмым.

Когда Клеменс с лакеем скрылись за следующим поворотом, Джереми сказал:

— Вы спасли меня от таможенников, а теперь не желаете знать.

Она быстро взглянула на него, а потом посмотрела на море.

— Есть закон, — продолжил Джереми, — по которому всё, что приносит море, принадлежит хозяину поместья.

Она подоткнула локон под треугольную шляпку и направила лошадь на поле, где та могла пощипать траву.

— Или хозяйке, — сказал Джереми.

— Прошу вас, не шутите со мной.

— В школе я знавал одного мальчика, который всегда смеялся, когда ему было больно.

— Зачем вы сегодня приехали? Разве письма было недостаточно?

— От вашей матушки? Нет. Почему вы не ответили на мое?

— А что хорошего это бы принесло?

— А вы не считаете, что я заслуживаю объяснения из первых уст? В последнюю нашу встречу вы меня поцеловали и...

— Я не целовала! Это вы...

— Вы меня поцеловали. Никаких сомнений! И назвали «дорогой Джереми». И попросили снова приехать. Даже если это был легкомысленный порыв, а я в это не верю, я имею право на объяснение из первых уст. Вы так не думаете?

Кьюби снова посмотрела на него, но опять лишь на миг, смущенным, туманным взглядом.

— Я вела себя глупо. Сказала так просто от желания пофлиртовать...

— Так говорит и ваш брат.

— Правда?

— Да. Я с ним поговорил. Рядом с вашей матушкой он холодно произносил любезности. А у двери я попросил его объясниться, и он объяснил. Сказал, что я недостаточно хорош для вас. Вот что я чувствую, но что чувствуете вы?

— Думаю, мне пора.

— Вы этого хотите?

Она хотела проехать мимо, но Джереми схватил ее лошадь под уздцы.

— Конечно же, я не хочу, — сердито сказала она. — Мой брат может думать, что ему угодно.

— А ваша матушка?

— Естественно, я прислушиваюсь к ней.

— А она явно с ним согласна.

— У меня есть собственное мнение.

— Я так и подумал. — Джереми сглотнул, собираясь с мыслями. — Я знал... встречал многих юных леди вашего возраста в разных частях графства. Я наблюдал, как тщательно за ними присматривают и контролируют. Всегда только «да, мама» и «нет, мама», и ни шагу за пределы приличий. Они часто выходят замуж за тех, кого для них выбрали... Из всех знакомых мне девушек вы меньше всех похожи на такую. Вы скорее будете следовать собственным предпочтениям. Мне и в самом страшном сне не приснится, что вы с матерью и братом вместе и хладнокровно решите, за кого вам выйти замуж!