«Но это ты себя так чувствуешь. А люди-то при чем?»
Спросить Мартин не успел. Люди определенно что-то чувствовали, потому что один из охранников — с виду обычнейший портовый отморозок — распахнул перед ними дверь, и, кажется, был на грани того, чтобы поздороваться.
На это его, впрочем, не хватило. А возможно, он не знал ни одного цензурного слова. По Занозе ведь не скажешь, что он матом не ругается, а разговаривает, и что нецензурно ему в самый раз было бы.
За дверью, в большой приемной, без окон, зато с красивыми фресками, их встретил еще один бандит. Правда, одетый дорого и по последней городской моде. Этот, после секундного колебания, поднялся из-за стола с табличкой «Альфонс Стаббс, секретарь». Даже какой-то поклон попытался изобразить:
— Я чем-то могу помочь, господа?
«Мистер Стаббс, секретарь Койота…» — Мартин прикусил губу, чтобы не смеяться. Порт за двадцать лет существования на Тарвуде прошел половину пути между преступной клоакой и деловым центром. Различия между тем и другим всегда лишь внешние, зато они бросаются в глаза, и на полпути контрасты режут взгляд.
— Койот с Медвежатником там? — Заноза и не подумал остановиться.
— У себя, но...
— Ну, и зашибись.
Это означало, что помочь господам мистер Стаббс не может. Господа в помощи не нуждаются. Заноза толкнул резную дверь, отделявшую приемную от кабинета, и Мартин вошел сразу вслед за ним.
Запах табака, бумаг, людей и выделанной кожи. Три человека. Двое мужчин: один со шкиперской бородкой — это Медвежатник, второй гладко выбрит — это Койот. С ними женщина. Немолодая. Некрасивая. Чувствует себя вправе здесь находиться.
Заноза не стал разбираться в ощущениях, не так важно, кто эта дама и кем приходится Медвежатнику или Койоту. Не демоница, и ладно. Он зачаровал ее, встретил полную приязни улыбку, присовокупил эту приязнь к собственной, не настоящей, и зачаровал Медвежатника. Койоту, таким образом, достался тройной эмоциональный заряд…
И этот заряд ухнул в пустоту. Весь. Приязнь, дружелюбие, удивление, быстро превращающиеся в восхищение — все провалилось в темный колодец. Заноза сам едва удержался на краю.
Так было с Бераной. В последний раз, когда он пытался зачаровать ее.
Берана отдала душу Шиаюн. Койот — тоже?
Пока нет других вариантов, этот — самый вероятный.
Безответность разозлила. Злость вскипела, становясь бешенством, и Заноза сунул руки в карманы, чтобы не схватиться за пистолеты.
— Вы кто такие? — рявкнул Койот.
— Наши гости, — в тон ему отрезала женщина. — Ты тут не один, будь повежливей.
Она вновь улыбнулась Занозе. И Медвежатник тоже. Стало чуть полегче. Чары работали, Койот не сожрал их, зияющая дыра в его сердце не высасывала дайны, просто поглощала направленное воздействие.
— С чем пришли, парни? Садитесь, — Медвежатник повернулся к женщине: — Верна, побудь хозяйкой, выбери там на свой вкус, чего гостям налить. Из привозного. Вы такого и не пробовали, — сообщил он, адресуясь и к Мартину, и к Занозе, — откуда бы ни приехали.
— Спасибо, — если не смотреть на Койота, то все было в порядке. — Мы ненадолго. Удобнее будет поговорить в другом месте.
В другое время. И другим составом.
Если не смотреть на Койота, то казалось, что все в порядке. Казалось, но не было. Потому что Койота все еще хотелось убить, и желание не ослабевало, а контролировать себя всегда получалось плохо. Пальцы наткнулись на лежащий в кармане карандаш и Заноза вытащил его. Под удивленными взглядами Койота, Медвежатника и Верны, подвел нижние веки черным. Потом только понял, что сделал.
Он красил так глаза перед боем.
Плохо-плохо-плохо. Надо бежать отсюда!
— Ну, так, в гости ко мне заходите, — Медвежатник не долго раздумывал, — дом мой знаете? На Мощеной улице, от набережной первый. Да любой вам его покажет. Или зовите к себе. Но вы не тарвудские, к вам в гости далековато будет, а?
Он судил по одежде. То есть, по внешности. В городе, как только не одевались, хоть и далеко было там, внизу, до портового разнообразия, но никто из мужчин не красил глаза и ногти. И не носил столько украшений. И… получить приглашение в гости от Медвежатника — это было даже лучше, чем поговорить с ним прямо здесь, в Адмиралтействе. Здесь не стоило оставаться ни одной лишней секунды.
— Мы зайдем, — пообещал Заноза. Услышал из приемной звук, негромкий, скользящий, словно что-то сдвинулось.
Запахло машинной смазкой.
Тихо охнул Стаббс.
Это услышал и Мартин. Развернулся к дверям.
Может, он и просидел полгода на кабинетной работе, на навыках это не сказалось. Никак не сказалось. Лишь только дверь распахнулась, Мартин швырнул туда кресло. Тяжеленное. Люди такой мебелью не разбрасываются.
Не с такой легкостью.
Кресло ударилось о бронированный корпус Голема, разлетелось в куски, и Заноза открыл огонь, целясь в локтевые сочленения киборга. Он попал, он не умел промахиваться, да толку-то! Этот металл не брали даже бронебойные пули.
Койот улыбнулся, и следующие три пули Заноза всадил ему в голову. Наконец-то! Наконец-то можно убивать!
Мартин помнил, что Голем опасен. Боевая машина, тот создавался не для переговоров, и использовался только для убийства. Для уничтожения живой силы противника, техники, орудий и укреплений. Сюда он пришел, чтобы убивать — больше ни для чего. Значит, нужно было убить его раньше.
О чем Мартин не вспомнил, так это о том, что за спиной у него — такая же опасная тварь. Его упырь.
Когда прогремели выстрелы, и воздух во всех направлениях прошили срикошетировавшие пули, ситуацию еще можно было исправить. Мартин накрыл людей защитным полем. Сдвинул их в угол, всех троих. Койота, отброшенного выстрелами, протащило полем через стол. Стопка залитых кровью папок обрушилась на пол, листы бумаги разлетелись по всему кабинету.
Медвежатнику и Верне повезло больше, их лишь прижало к дверцам шкафа.
Было весело. Весело и очень легко. Так хорошо, как будто он танцевал.
Агонизирующее тело Койота в объятиях кричащей от страха Верны. Медвежатник, закрывающий ее собой. Огромная металлическая статуя, вскинувшая руки-мечи. Бешеный зверь с пистолетами, стреляющий сразу и в Голема, и в людей.
Пули вязли в полях, пули отскакивали от брони, пули визжали, и визжали, разрезая воздух, десятки лезвий, выстреливших из плечевых орудий Голема.
Мартин обошел его, уклоняясь от мечей, уворачиваясь от летящих лезвий. Присел, пропуская над собой арбалетные болты. Ударил сам. В корпус. Обеими ногами. Голема отбросило к окну — высокому, от пола до потолка, окну, выходящему в Хаос.
Башня стоит на пике, на самой высокой точке острова… на самом краю.
Сверкающая металлом махина развернулась с такой легкостью, будто сама была демоном… вампиром… кем-то, умеющим танцевать.
Вновь завизжали лезвия. Пистолеты грохотали не переставая. По полям разбегались радужные блики. Гремела, отражая выстрелы, неуязвимая для пуль броня. Голем пришел за Занозой. Занозы здесь не было, был кафарх, одержимый желанием убивать. Но Голем не знал этого. Его руки превратились в бичи, гибкие металлические канаты. Один ударил Мартина по ногам, опрокинул, обвился вокруг колен. Меч взлетел и вонзился… в мраморный пол. Должен был пробить бок, но сталь соскользнула по чешуе. Мартин ударил когтями по сплетению металлических нитей. Четыре или пять из них лопнули. Голем отдернул руку.
Только для того, чтоб обрушить удар меча на кафарха.
Тот увернулся бы, но второй бич обмотался вокруг тела, прижав руки к ребрам.
Мартин услышал рык, когда широкое лезвие обрушилось на плечо кафарха, двинулось вниз, разрубая ключицу, круша грудную клетку, вниз и наискосок к позвоночнику… Понял, что рычит сам. В бешенстве от ревности, от того, что не успел… они не успели. Подраться. Заноза обещал, а сейчас Голем убивает его.