«Спокойно, дружище, спокойно, — услышали Тоня и Денис знакомый голос Тора. — Это всего лишь я».

В пещеру не спеша вошел хотх. За ним с расширенными от удивления и страха глазами нерешительно следовала Лусинда. Целительница явно боролась с желанием немедленно броситься наутек, но, казалось, что-то мешало ей это сделать.

«Познакомься с Лусиндой Кэрион, друг, — обратился к грифону Тор, — целительницей из Атера и нашей доброй попутчицей. Она великодушно предоставила воину и волшебнице одного из своих коней».

— Значит, целительница? Из Атера? — Kсep весело сверкнул глазами, и в его голосе послышались лукавые нотки.

Лусинда отчего-то побледнела и сделала шаг назад.

— Не бойся, — поспешно успокоила женщину Тоня, истолковав её страх по-своему. — Темный Грифон нам не враг.

Целительница недоверчиво взглянула на Ксера и что-то показала девушке на пальцах, но Антония ничего не поняла.

— Ладно, — шумно вздохнул грифон. — Мы все теперь знаем друг друга. Значит, пришло время присесть и спокойно побеседовать о наших дальнейших планах.

«Наших?» — хитро переспросил Тор.

— Ты не ослышался, Ветробег, — Kсep медленно поднялся, представ перед изумленными людьми во всем великолепии своих гигантских размеров. — Я сказал «наших», так как с этого дня начинаю участвовать в задуманном Борей и Мариланой действе.

Грифон сделал огромный шаг и переместился в центр пещеры, после чего аккуратно, чтобы снова не сотрясти стены, лег на пол и совсем по-человечески подпер когтистой лапой щеку. Тор сразу же улегся рядом с ним.

Денис опустился на пол напротив хотха, подтащив поближе Синий Меч. Тоня села на небольшой камень у стены. Одна Лусинда все еще стояла у входа, явно размышляя, убежать ей или все-таки остаться и послушать беседу.

Наконец любопытство пересилило, и целительница робко присела позади Тора. Все настроились на серьезный лад и приготовились слушать Темного Грифона.

На пятую ночь после отъезда Лусинды и Латории Келинария Йонат проснулась в холодном поту от мучившего ее кошмара. Женщина с криком вскочила и, оглядевшись по сторонам, разрыдалась от счастья.

Она по-прежнему находилась у себя в постели, а не на пылающей улице, среди черного дыма и смрада подожженных домов. Ее окружала полнейшая тишина, только едва уловимый шелест листьев за окном доносился до слуха. Никаких душераздирающих криков и мольб о пощаде. Лишь темнота и спокойствие… Словно затишье перед бурей.

Келинарию вновь охватил страх. Она встала с кровати, накинула на плечи старенький плед и завернулась в него, как будто пытаясь защититься от собственных мыслей.

Прошло уже пять дней, а Вирвена не возвращалась. Конечно, она могла задержаться в пути, но ведь Латория оставила ей достаточно денег, чтобы купить лошадь. Значит, сестра должна была приехать еще вчера.

Келинарию терзала навязчивая мысль: вдруг Вирвена умерла от потери крови в Палате Лекарей? Нет! Что угодно, но не это! Ведь тогда Кели останется одна с двумя крохотными детьми, беспомощная, наедине со своими страхами. И никто даже не подумает ее защитить.

Женщина услышала тихий, едва уловимый вздох и обернулась. Ее взгляд упал на колыбельку, где лежали два младенца: ее дочь и дочь сестры.

Маленькая Кено не спала. Она задумчиво глядела на мать совершенно недетским взглядом, словно пытаясь угадать причину ее печали. Келинария и девочка смотрели друг на друга около минуты, пока вдруг лицо малышки не стало каким-то обеспокоенным. Глазки Кено сверкнули, и неожиданно до этого совершенно спокойный младенец разразился неистовым плачем.

Дриана, лежавшая рядом, проснулась и недовольно завизжала, толкая двоюродную сестру, которая не переставала кричать. Келинария бросилась успокаивать девочек, но тут краем глаза заметила из окна, что на улице началось движение.

Женщина видела оранжевые пятна факелов, которые взлетали вверх, словно в каком-то непонятном танце. Вскоре она услышала крики. Позабыв обо всем, Кели выбежала из дома, за доли секунды миновала сад, настежь распахнула калитку…

… И попала в свой недавний кошмар.

На улице толпился народ. Женщины со слезами на глазах поспешно грузили вещи на большие телеги. Дети испуганно бегали от одного коня к другому, пытаясь найти матерей. То и дело мимо пробегали мужчины с горящими факелами в руках и с оружием наготове. Вдали, у ворот, алело зарево пожара.

— Келинария, бери детей и беги! — закричала одна из соседок, заметив Кели в проеме калитки. — На деревню напали таливийские разбойники!

— Древние Силы! — воскликнула женщина и бросилась обратно в дом. — Я знала! Я чувствовала!

Она принялась лихорадочно шарить по всем полкам, складывая в охотничий мешок покойного мужа самое ценное из нажитого добра. На сборы ушло несколько минут, но и этого оказалось слишком много.

Разбойники уже прорвались за пределы забора и теперь с огнем и обнаженными клинками шли по узеньким улочкам деревни. Келинария схватила корзинку с младенцами и выскочила из дома. Добежав до огородов, она в последний раз оглянулась на ветхий дом, в котором прожила всю жизнь, а потом решительно повернула на восток, подальше от леса, на равнину.

Келинария сама не помнила, как перелезла через высокий забор с тяжелым мешком за плечами и с корзиной в руках. Страх гнал ее прочь от родной деревни, придавая невиданные силы и желание спасти себя и детей во что бы то ни стало.

Позади горели дома, в небо поднимался черный дым, слышались крики, но Кели не обращала на это внимания. Она, задыхаясь, бежала, сосредоточив все помыслы только на одном: скорее убраться подальше, найти укрытие и затаиться там на некоторое время.

Женщина продолжала бежать тогда, когда вокруг начало светлеть и новый день разогнал ночные тени. Она остановилась и упала в изнеможении на траву только после того, как увидела вдалеке небольшое озерцо.

Келинария, испуганная и усталая, даже не услышала плач детей после падения. Она мгновенно то ли уснула, то ли потеряла сознание.

Вирвена Йонат, беглая колдунья из Академии, долгое время после тяжелых родов оставалась в постели, лишенная сил. Лекари совершили невозможное, не позволив ей умереть пять дней назад. Дело осложнялось тем, что она не хотела жить. Мрачные мысли давили на Вирвену всё сильнее с каждым днем, медленно убивали. Несколько дней она просто не помнила, что родила дочь. В памяти остался лишь приказ Архколдуна убираться из Академии да растерянный, виноватый взгляд Абмолииа.

Тысячи раз колдунья просыпалась в слезах: сны еще больше раздували огонь обиды и злости на весь мир и на саму себя. Вирвена отказывалась от пищи и на все вопросы лекарей отвечала резким:

— Оставьте меня! Не хочу жить!

Все изменилось на четвертый день. С утра черно-серые тучи застелили небо, стало непривычно холодно, и в душе эсты разбуженным зверьком зашевелилась тревога.

Вирвена и раньше замечала, что в природе происходят странные изменения, но тогда это мало ее волновало. Сосредоточенная на своем горе, женщина не желала обращать внимание ни на что вокруг. Теперь же она с изумлением следила за стремительным движением облаков и шептала:

— Необычно… Очень необычно…

Тучи двигались с непостижимой быстротой, особенно по ночам. Тогда свирепый ветер едва не выбивал стекла в Палате Лекарей. Дребезжание окон раздражало Вирвену, не давало спокойно спать и тем более спокойно умереть.

— Ну как здесь можно выздороветь! — в негодовании ворчала колдунья, ворочаясь с боку на бок. Мысль о возможном выздоровлении посетила ее за последние дни впервые.

О Келинарии и дочери она вспомнила на следующее утро, когда терпеть холод стало невозможно. Проснувшись, Вирвена опрометью выскочила из-под тонкого одеяла и стала быстро прыгать по комнате, чтобы согреться.

— Древние Силы! — стучала зубами женщина. — Представляю, какой сейчас мороз у Кели в лачуге… Хаос! Там же моя дочь замерзает!