Ошеломленная страшной вестью, Нина долго смотрела на бабушку. Что же это получается?.. Значит, можно сказать неправду? И то, что партизанам удалось отбить арестованных, — это вымысел. Пусть добрый, но обман. Ну, а партизаны? Есть ли они в ближних лесах? Может, и разговоры о партизанах — утешительные выдумки. Верьте, мол, люди, что вас не бросили на произвол судьбы, что в лесах есть партизаны, которые отомстят немцам за все их злодеяния.

Кто же знает правду? Кто скажет правду? Анапрейчик? Он говорил тогда о разгроме немцев под Москвой. Не может быть, чтобы он ничего не знал о партизанах. Если они есть, он обязательно должен знать!..

На другой день, сразу после обеда, Нина пошла к родственникам Анапрейчика. Она толком не знала, что скажет, когда встретится с Василием Григорьевичем. И только оказавшись во дворе, вдруг подумала, что разговаривать придется при посторонних, и остановилась, не зная, войти в дом или вернуться. Что ответить, если спросят: зачем пришла? Разве спросить, что слышно про Ленинград? Но об этом тоже нельзя говорить при посторонних. Василий Григорьевич предупреждал…

— Нина, — окликнули ее со двора, — заходи, чего боишься, собаки у нас нет.

Это тетя Наташа, мамина приятельница. Теперь уже никуда не денешься, хочешь не хочешь, а зайти надо.

— Здравствуйте!

— Добрый день. Ты ко мне?

— Да… И к вам, и не к вам. Мне нужен Василий Григорьевич.

— Василий Григорьевич! — удивилась женщина. — Его у нас нет. Он в Киев подался к своей семье.

— Вот оно что… — разочарованно сказала девушка. — И давно?

— С неделю назад. А у тебя дело к нему?

— Да… Я слышала, что он встречался на фронте с дядей Вадимом, — как-то сразу выдумала Нина и сама удивилась своей находчивости. — Хотела спросить, не говорил ли чего дядя Вадим про маму.

— Впервые слышу, — пожала плечами женщина, — мне казалось, что он был на фронте не под Ленинградом. Да ведь Василий Григорьевич был у вас. Почему же ты тогда не спросила его о дяде Вадиме?

— А меня не было дома, когда он приходил, — быстро ответила Нина и, попрощавшись, ушла со двора.

«Чуть не влипла, вот дуреха, — ругала она себя, идя домой. — И как это я раньше не подумала, о чем говорить, если встречу Василия Григорьевича при посторонних».

Ледяной ветер вихрился ей навстречу, осыпая лицо колючими снежинками. Она то и дело низко склонялась или отворачивалась, пряча лицо от холодной, ледяной крупы.

Выйдя из переулка, где жили родственники Анапрейчика, и, повернув налево, она услышала сквозь завывание ветра словно бы кто-то позвал ее. Вгляделась. Да это сестра отчима — Ольга Осиповна!

— Куда это тебя понесло в такую непогоду? — спросила тетка, удивленно глядя на Нину.

— Ходила к Василию Григорьевичу.

— Ну и что, не застала дома?

— А вы откуда знаете?

— Я встретила его, когда он уходил из Щорса в Киев искать свою семью. А не дед ли послал тебя к Анапрейчику? — улыбнулась Ольга. — Может, велел сказать что-нибудь важное, может, не доссорился с ним до конца?

— Да нет, я сама пошла. Василий Григорьевич, когда был у нас, рассказывал о делах на фронте, и я хотела узнать, нет ли чего нового. Может быть, наша армия уже к Ленинграду подходит?

Улыбка исчезла с лица Ольги Осиповны. Она печально посмотрела на Нину.

— Пока немцы здесь, от мамы вестей ждать нечего. Что делается в Ленинграде — это нам неведомо, а вот что у нас творится…

— А что у нас творится? Мало ли тех ужасов, что успели они натворить?

— Страшные дела творятся, Ниночка.

— Значит, правда, что расстреляли в лесу женщин и детей?

— Не только их. — Ольга Осиповна оглянулась по сторонам и, склонившись к самому лицу Нины, сказала: — Позавчера фашисты сожгли в нашем районе четыре села.

— Ой! Не Рудню ли?

— Нет, не Рудню. Сожгли дотла Елино, Мостки, Млынок и Муриху. Одни черные печи торчат.

— Это все в Елинских лесах?

— Да.

— А за что?

Ольга Осиповна осмотрелась вокруг.

— Партизаны как следует насолили оккупантам. Ну, а люди из тех сел поддерживали партизан.

У Нины радостно засветились глаза.

— Вот оно как! Значит, правду говорили, в лесах есть партизаны.

— А ты что, сомневалась?

— Да как вам сказать? Ходили слухи, что в лесу партизаны помешали немцам расстрелять женщин и детей, а потом оказалось, что это не так. Погибли и женщины и дети.

Ольга Осиповна тихо сказала:

— Может статься, партизаны и не знали, что фашисты готовят такое злодейство. Впрочем, трудно судить, как это было… Может, партизаны не успели, а может, и не располагали нужными силами.

Они подходили уже к базарной площади. Оставалось повернуть за угол, пройти каких-нибудь пятьдесят шагов до дома Нины, но Ольга Осиповна, не дойдя до поворота, стала прощаться.

— Разве вы не к нам?

— Обязательно зайду. Только в другой раз. А сейчас не могу, спешу на работу. Поцелуй Лялю, пообещай, что скоро буду и принесу ей гостинец.

Она собралась было идти, но Нина снова остановила ее:

— Тетя Оля, а у вас нет еще каких-нибудь книжек почитать? Таких, какие раньше приносили?

— Поищу. Думаю, кое-что найдется.

Слухи о жестокой расправе карателей над крестьянами в селах распространились по городу позже. Поэтому, когда Нина сказала деду и бабушке, что немцы сожгли в Елинских лесах четыре села, ей сразу не поверили. Лишь через несколько дней дед, вернувшись с работы, подтвердил: сожжены, оказывается, село Елино и три хутора близ него.

— И за что, господи, такая напасть на людей? — воскликнула Лидия Леопольдовна.

— За то, что помогают партизанам, — неожиданно резко ответила Нина.

— Полицаи говорят, — заметил Иван Михайлович, — что во всех этих селах перебиты и разогнаны полицейские гарнизоны, а на линии Бахмач — Гомель пущено под откос несколько эшелонов.

За этими разговорами и застала их Ольга Осиповна. Она принесла Нине книжку, а своей любимице Ляле немного сахару. Девочке год и три месяца, она уже начала ходить, с каждым днем становилась все забавней и весело лепетала. Ольга Осиповна очень любила и как могла баловала малютку.

Пока тетка здоровалась и раздевалась, Нина успела заглянуть в книжку.

— Тетя Оля, — протянула она разочарованно, — я думала, это про партизан.

— А ты почитай получше, — обернулась к ней Ольга Осиповна, — тогда и партизанские думы увидишь в ней. Давно ли читала «Кобзаря»?

— Признаться, я не все читала, лишь отдельные стихи.

— Тогда обязательно прочитай всю книжку.

Лидия Леопольдовна опасливо заговорила:

— Следует ли теперь зачитываться такими книжками? Еще зайдут, сохрани бог, немцы да найдут — не оберешься неприятностей.

— Из-за этой книжки неприятностей не будет. Это шевченковский «Кобзарь». Одна из немногих книг, которую даже немцы запретить не могут при всем желании.

Нина села за стол и принялась за чтение. Лидия Леопольдовна хлопотала по хозяйству.

— Не знаете, — спросила она через некоторое время Ольгу Осиповну, — что с теми несчастными, чьи хаты сожгли фашисты.

— Вы имеете в виду елинцев?

— Да.

— Точно не знаю. Говорят, там сейчас настоящая война.

— Где, в селах?

— Да нет. В Елинских лесах. В госпиталь столько немецких солдат навезли, раненых и обмороженных, девать некуда.

— И все оттуда?

— Оттуда. И еще из Ивановки. Есть среди них и венгры и финны. Некоторые врачи и сестры понимают по-немецки. Они и узнали из разговоров раненых солдат, что между партизанами и карателями настоящая война идет. Погибло много стариков и детей. Но и немцы партизан как огня боятся. Налетели они из леса, в один миг уничтожили половину немецкого гарнизона и опять скрылись в лесах.

— Видно, не очень боятся, — сказала Лидия Леопольдовна, — если чинят такие зверства.

— Не говорите. Недели три назад партизаны в Ивановке застукали целую роту фашистов. Убрали часовых, проникли в село и такую подняли панику, что немцы выбежали на снег в одном белье. Далеко, правда, не ушли. Там же в селе вся рота и полегла. Вырвались только одиночки. Теперь лежат у нас в госпитале обмороженные и на других страх нагоняют.