Нина молча вопросительно глядела на него.

— Завтра отсюда против партизан выступают две роты карателей. Надо предупредить радиста.

— А партизаны уже здесь, в наших лесах?

— Да. Расколошматили немецкие гарнизоны в Корюковке, Тихоновичах и Лупусовых хуторах. Потому гитлеровцы и забе?гали.

Нину очень обрадовали эти новости. Улыбаясь, она крепко сжала руку Янченко.

— Значит, ты сейчас туда?

— Да, идешь со мной?

— Конечно, конечно… — ответила Нина и вдруг запнулась. — А может, нехорошо появляться вдвоем?

— Верно. Но так хочется еще побыть с тобой, поговорить. Мы так давно не виделись…

— Нет, нет, не нужно, — огорченно сказала девушка. — Это дело поручено тебе, ты и должен идти.

Володе показалось, что Нина чем-то недовольна.

— Сердишься? — удивленно спросил юноша.

— С чего ты взял?

— Н-не знаю… показалось так. Раньше ты сердилась, когда я не звал тебя с собой на задание, а теперь отказываешься, когда зову.

— То было раньше, Володя. Быть может, я поумнела за эти два месяца, — шутливо улыбнулась она. — Думать-то было ой сколько времени.

— Но мы так давно не виделись! Как я могу оставить тебя посреди улицы, даже не поговорив обо всем…

— А я подожду тебя. Давай условимся где.

— Правда? Тогда иди на почту… Или нет. Я могу задержаться. Иди лучше домой, а примерно через час подойдешь к почте.

— Хорошо, Володя, я буду у почты. Сколько нужно, столько и подожду.

Войдя в дом, Нина сразу увидела, что бабушка нетерпеливо ждет ее.

— Ты слышала, внучка? — тревожно спросила Лидия Леопольдовна. — Новая беда — фашисты Корюковку сожгли.

— Кто вам сказал, бабуся?

— Люди говорят. К кому-то из наших горожан хлопец прибежал. Он спрятался в погребе, и ночью ему удалось выскользнуть из Корюковки.

Нина будто застыла от этих слов.

— Что же он рассказывает? — наконец промолвила она. — Почему сожгли, когда?

— Вчера. А почему — один бог знает. Прибыла из Бахмача неисчислимая сила войск, окружила весь город и жгла его до тех пор, пока не осталось ни одного дома.

— А люди?

— Людей расстреливали. И малых и старых — всех подряд, многих живыми бросали в огонь.

Лидия Леопольдовна сидела, обхватив руками голову, и слезы безостановочно текли по ее лицу.

У Нины подкосились ноги, и она оперлась о стенку.

— Что с тобой? — встревожилась Лидия Леопольдовна.

— Да… ничего…

— Разденься. Ты устала, наверно.

Девушка послушно разделась и села.

«Ужас! Какой ужас! — думала Нина. — Это, конечно, расправа за действия партизан. Володя же говорил, что наши отряды уничтожили в Корюковке фашистский гарнизон. Партизан каратели боятся, в лес не идут и мстят безоружному населению. Но как жестоко! Боже мой, какая жестокость!»

— Люди собираются уходить из города, — прервала ее раздумье Лидия Леопольдовна.

— Почему? Куда?

— Боятся, что их постигнет участь корюковцев.

— Ну что вы, бабуся! Здесь такого не может быть. Здесь никто не нападал на немецкие части.

Нина успокаивала бабушку, но совсем не чувствовала уверенности в своих словах. Корюковцы сами тоже не нападали на немецкий гарнизон, а ведь покарали-то их. Да еще какой страшной карой! Кто может быть уверен после этого, что оккупанты не сотрут в порошок и ее родной город, не уничтожат все его население.

Что же делать? О бегстве из города, с бабушкой и малыми ребятами, думать нечего. Оставаться здесь тоже опасно… Как хорошо, что скоро она увидится с Володей, посоветуется, как быть…

Нина стала одеваться.

— Я пойду, бабуся, — сказала она, — посоветуюсь с людьми, как лучше сделать.

Лидия Леопольдовна уже привыкла полагаться на Нину, как на взрослую, потому не возражала и молча проводила внучку на улицу.

Володю Янченко Нина увидела еще издали, как только он появился на Старопочтовой улице. Не стала ждать, пошла ему навстречу.

Янченко тоже, видимо, заметил ее, ускорил шаги. Но не помахал, как раньше бывало, рукой, не улыбнулся знакомой ей улыбкой. И девушка сразу догадалась: он уже знает о событиях в Корюковке.

— Я заставил тебя ждать? — виновато сказал он.

— Ах, если б только это меня угнетало! — печально отозвалась Нина. — Ты уже, наверно, слышал про Корюковку…

— Поэтому и запоздал. Должен был зайти еще в одно место. А ты откуда знаешь?

— Бабушка слышала от соседей.

— Странно. А наши думают, что эти слухи сюда еще не дошли.

— Может, по всему городу и не разошлись еще, а на нашей улице паника. К кому-то прибежал паренек из Корюковки, рассказал все, что видел сам, и люди собираются бежать из города.

— Куда?

— Наверно, в сёла.

— Тоже нашли выход из положения. Разве селам не угрожает такая же опасность?

— Так я и сказала бабушке. — Нина пристально посмотрела на Янченко. — А что думают наши старшие товарищи?

— Велят сохранять спокойствие, не поддаваться панике, — вздохнул Володя. — А как можно быть спокойным… Представляешь, что там было? — Он повернулся к Нине и так посмотрел ей в глаза, что у нее от неожиданности захолонуло сердце: она впервые увидела в глазах Володи отчаяние и слезы.

— Что ты, Володя? — Нина обеими ладонями сжала его руку.

Янченко шел молча, видимо стараясь справиться с охватившим его чувством.

— Не впервые, конечно, мы сталкиваемся с фашистскими зверствами, — сказал он наконец, — но такого еще не было. И, кроме того, Корюковка мне особенно дорога… Я родился там, вырос.

— Ты? — удивилась девушка. — Почему же все думают, что ты из деревни?

— Нужно было, потому и думают. Отца моего арестовали немцы, а мне удалось из Корюковки бежать. Мама в это время поехала в деревню обменять вещи на продукты, и, где она сейчас, не знаю.

— Вот оно что… Значит, в Корюковке оставались твои близкие?

— Конечно. И родственники и друзья. Всё там: родной дом, школа. Теперь ничего не осталось. Как я хотел бы уйти сейчас с тобой к партизанам!

— А мы и уйдем, Володя. Пусть только приблизится фронт, обязательно уйдем.

— Нет, я не буду ждать приближения фронта. Я пойду раньше. Возможно, днями. Выполню это последнее задание и потом уйду. Мне разрешили.

— Какое задание?

— Этой ночью я должен расклеить по городу листовки о корюковских событиях. В них, кстати, содержится призыв идти в партизаны. Вот я первым и пойду.

— А я? Меня ты не зовешь?

— В партизаны?

— Нет, на выполнение задания.

— Тебе нельзя, Нина. — Он ласково взглянул на нее. — Ты еще слабенькая, не совсем оправилась от болезни.

— Для борьбы в партизанских условиях, возможно, я еще не окрепла, но расклеивать листовки могу.

— Нет, нет, что ты! Это не так легко. Может, придется удирать, а ты… Куда тебе бегать, тебе теперь и ходить-то надо в меру.

— Не уговаривай меня, Володя. Неужели ты меня не знаешь? Раз надумала, значит, должна. Вдвоем нам легче будет выполнить задание. Если и встретит кто, поинтересуется, почему бродим ночью, скажем, что идем из клуба. Пропуска же у нас есть.

Янченко стал колебаться. Нина настаивала:

— Послушай, Володя, Тина Яковлевна советовала начать тренировку к работе с прогулок. Вот я и прогуляюсь. И потом, может быть, это последнее задание, которое я выполняю вместе с тобой. Уйдешь к партизанам, кто знает, увидимся ли когда-нибудь.

— Ну хорошо, — согласился Янченко. Он достал из кармана сложенный листок бумаги и передал его Нине. — Возьми, почитай дома. Узнаешь, с чем идешь, может быть, раздумаешь…

В больших темно-синих глазах на худеньком личике девушки засияли веселые огоньки.

— Когда и где тебя ждать?

— Жди около своего двора. Как только стемнеет, приду.

Закрывшись у себя в комнате, затаив дыхание Нина читала листовку: