— Интересно, какие попутчики тебе нужны, куда?

— Хочу пойти на село менять вещи на продукты.

— А-а… Ну, счастливо…

— Спасибо.

Долго, часа три ходила Нина по дворам, а когда возвращалась домой, снова увидела Павловского. Он прогуливался по Базарной улице, неподалеку от ее дома.

«Чего это он здесь слоняется?» — удивилась Нина и, сделав вид, что не замечает его, направилась к калитке.

Но он быстро подошел к ней:

— Нина, подожди.

Она хотела отворить дверцу и досадовала, что не смогла пройти незамеченной. Сама не зная почему, но хотела уклониться от разговора.

— Ты забыл что-то сказать?

— Да нет, позже надумал.

— И целых три часа ждал? — удивленно взглянула на него Нина.

— Я не смотрел на часы.

— А что же тебя… — Она хотела сказать «заставило» и запнулась. — Какое же неотложное дело у тебя ко мне?

Павловский колебался, нерешительно смотрел на девушку и наконец отважился:

— Может, пойдем в деревню вместе? Я буду тебе самым надежным попутчиком.

Нина взглянула на него и сразу опустила глаза.

— Спасибо, но я уже договорилась.

— С женщинами?

— Да.

— Разве нельзя сказать, что ты передумала?

— Я не умею обманывать. Да и зачем? С женщинами мне идти спокойнее. Они бывали уже в селах, знают, что к чему.

Павловский помолчал.

— Ну хорошо, пусть будут и женщины, но позволь и мне идти с вами.

«Вот привязался!» — уже неприязненно подумала Нина.

— Ну что ты, Жора! — возразила она. — Менять ты ничего не понесешь, да и нет у тебя в этом нужды. А так… Так люди бог знает что могут подумать.

— А я вот возьму и понесу.

— Никто тебе не поверит.

— Почему не поверят?

— Все знают, что у тебя отец и мать работают в госпитале, живете вы хорошо.

— Твой дед тоже работал, а жили вы, как мне известно, довольно трудно.

— Так дед же мой сторожем работал, а не врачом, как твоя мама.

Нина замолчала, глядя себе под ноги.

— У нас на квартире живет офицер из комендатуры, — продолжал Павловский. — Я могу с его помощью добыть такие справки, что к нам ни один полицай не придерется.

— Нет, Жора, — решительно ответила Нина, — поверь, я весьма ценю твое доброе отношение, но идти со мной в деревню не нужно. В другой раз я, может, сама попрошу тебя быть моим попутчиком. А сейчас не нужно.

Павловский постоял, с сожалением вздохнул и сказал:

— Ну что ж, пусть будет по-твоему. Только помни: я жду, когда ты позволишь мне оказать тебе услугу.

Жора Павловский, оказывается, был прав: следовало запастись справками. Едва Нина со своими спутницами вышли за околицу села, на опушке леса показались два полицая и пошли им наперерез.

— Кто такие? Откуда и куда идете?

— Да мы из Сновска, — отозвалась одна из пожилых женщин, называя город его старым, теперь официальным названием.

— А где были?

— В деревне, ходили менять вещи.

— Деревень много. В какой именно?

— Да здесь же, в Рудне.

— А у кого?

Женщины замялись. Нина собралась было что-то сказать, но ее вовремя дернули за рукав.

— Да не знаем мы их, просто на улице встретили, — ответила пожилая женщина.

— Не знаете, — ухмыльнулся полицейский, — вот то-то и оно. Что несете в узлах?

— Хлеб.

— Ага, хлеб! А разрешение у вас есть? Вы что, не знаете приказа властей? Весь излишек хлеба должен идти на нужды немецкой армии и государства.

— Какой же он лишний?

— Раз меняют, значит, лишний.

— Люди просто пожалели нас, знают, что дети у нас сидят без хлеба.

— Поболтай еще! У кого меняли зерно, признавайтесь!

— Не знаем мы этих людей, они нам и не знакомы вовсе. На улице их только видели, а в каких хатах живут, не знаем.

Но полицейские не отставали. И чтобы не навлечь беды на крестьян, продавших зерно, женщины вынуждены были отдать его полицейским, лишь бы отвязаться от них.

Так и вернулись они в город с пустыми руками.

Ольга Осиповна на другой день узнала о неудаче, постигшей Нину. Очень хотелось помочь Сагайдакам. Но как? Не идти же к ним просто со словами утешения. Нужно достать хоть немного хлеба или крупы. Но где? Может быть, дать Нине денег, пусть поищет на базаре?

Не так просто было раздобыть деньги, а еще сложнее — вручить их Нине. Девушка она гордая и щепетильная, может обидеться, отказаться.

Нина обрадовалась тетке.

— Ну что, здорово напугали тебя полицаи? — спросила Ольга Осиповна со своей обычной веселой, немного лукавой усмешкой.

— Да… — смутилась Нина.

— Что ж, в следующий раз будете осторожнее.

— В следующий раз я сама пойду.

— А вот этого уж никак нельзя делать, — возразила тетка. — Эти звери на все способны. Им только попадись.

— Как я ненавижу их! — тихо сказала Нина. Худенькое лицо ее побледнело, глаза гневно блеснули. — До войны, бывало, мухи не обижу, а сейчас сердце кипит от ярости, кажется, собственными руками передушила бы их всех. Подумать только: что хотят, то и делают с нами. Ограбили на дороге, как бандиты, и еще смеются. «Мы, говорят, легкая кавалерия. А около Сновска могла бы вас встретить тяжелая».

— Не расстраивайся так, — старалась утешить Нину Ольга Осиповна. — Придет и на них управа. Отольются кошке мышкины слезки. Сейчас надо думать, что делать, как сохранить близких… Ты не была на базаре? Не видела, торгуют там зерном?

— Зерна не видела. Крупу продают, а хлеба что-то не видно.

— Тогда возьми эти деньги. Сходишь на базар и купишь хотя бы крупы детям. Только иди с бабушкой; она лучше знает, какую крупу и как сходнее купить.

Нина, стесняясь, стала отказываться.

— Не могу я взять, тетя Оля. Откуда такие деньги? Вы тяжело работаете, у вас старики родители. Выходит, что и мы всей семьей на вашу шею обузой сядем. Не возьму я этих денег.

— Бери, Ниночка, не говори глупостей. Какая там обуза, когда вы для меня близкие, родные дети.

— Нет, я не возьму. Это много.

— А я тебе говорю: бери, — настаивала Ольга Осиповна. — Это не мои деньги.

— Как не ваши, а чьи же они? Ольга Осиповна нахмурилась:

— Ты заставляешь меня говорить то, чего я не должна тебе говорить.

Нина удивленно подняла брови и вдруг застыла в напряжении. «Так вот оно что! Это не сама Ольга Осиповна хочет ей помочь… В городе есть организация, которая помогает советским людям. Кто же это может быть? Конечно, подпольщики или партизаны. Неужели партизаны? Да это же просто замечательно! От таких людей и помощь дорога, и деньги взять можно».

— Тетя Оля, — сказала Нина, волнуясь. — Дорогая моя, если это правда… Если эти деньги не ваши, тогда… тогда я возьму их. Только передайте, пожалуйста, партизанам мое большое, большое спасибо.

— Каким партизанам? — изумленно уставилась на нее Ольга Осиповна.

— Тем, что передали нам деньги.

— Но ты ошибаешься, девонька. Эти деньги не от партизан.

Теперь уже Нина рассердилась:

— Вы не доверяете мне? Считаете маленькой. А я уже не ребенок. Листовка моя вон какого шума наделала!

Ольга Осиповна вытаращила на нее глаза.

— Какая листовка?!

— Та, что была приклеена на почте. А люди потом разнесли по городу то, что в ней было написано.

— Ты что, серьезно?

Нина помрачнела и угрюмо ответила:

— Лгать не умею.

Воцарилось тягостное молчание.

Ольга Осиповна сразу, конечно, вспомнила, «какого шума» наделала писанная от руки листовка, и поняла, какая опасность нависла над Ниной. Если немцы расстреляли неповинных людей, это совсем не значит, что они не продолжают поисков виновных.

— Не смей больше этого делать! — строго сказала она. — Ты самая старшая в семье, на твоих плечах дети. И думать об этом не смей!

— Тогда заберите их назад, — оттолкнула Нина деньги. — Раз так, ничего больше не приносите.

Это было сказано так твердо и так решительно, что Ольга Осиповна растерялась.