— Да я уже сказала, я всей душой…

— Тогда слушай. Весной и летом партизаны действовали в других районах. Сейчас их интересует наша железнодорожная станция и вообще линия Гомель — Бахмач. Там наши люди должны разведывать, когда и с чем проходят эшелоны через станцию. Об этом будут сообщать тебе, а ты Марии.

— Какой Марии?

— Вашей квартирантке…

Нина так и застыла, держа в руках картофелину.

— Чему ты удивляешься? — сказала Ольга Осиповна.

— Мария? Не может быть!

— Мария — партизанская связная.

— Никогда, бы не подумала.

— Очень хорошо, что не подумала бы. Ну, так как же, управишься с заданием?

— Да с чем тут управляться — пересказать, и все.

— Задание с виду несложное. Но выполнять его надо чрезвычайно аккуратно. То, что ты перескажешь, будет иметь большое значение для наших советских войск, для успешной борьбы партизан. Имей в виду: надо очень строго соблюдать конспирацию. Передавать сведения тебе будет один паренек из театральной труппы. Постарайся быть внимательной к нему. Хорошо, если бы вместе вы производили впечатление влюбленных.

Нина покраснела, но Ольга Осиповна не дала ей возразить.

— Ради дела можно сыграть и роль влюбленных. Тебе скоро шестнадцать, ему на год или два больше. Все, как нужно. Никто ничего не заподозрит, если увидит, что вы часто встречаетесь, уединяетесь, разговариваете друг с другом…

— А как же Мария? — спросила Нина. — Она знает, что вы привлекаете меня к этой работе?

— Конечно. Она первая и заговорила об этом. Особенно когда узнала, что ты можешь устроиться в клуб, в театральную труппу. Я не сразу соглашалась. Да что поделать? Теперь Марии, после того что случилось на перроне, показываться на вокзал нельзя.

XIX

Вот так и началась ее «театральная жизнь», как, добродушно посмеиваясь, называла эту работу Ольга Осиповна.

Нину познакомили сначала с директором клуба Черновым. Это был солидный мужчина, с директорским баском и замашками. Не любитель, а настоящий актер Полтавского областного театра, суровыми ветрами войны занесенный в маленький провинциальный городок.

Он вызвал к себе руководительницу танцевальной группы Тину Яковлевну Лабушеву.

— Вот та девушка, — показал он на Нину, — про которую мне прожужжали уши. Говорят, она отлично танцевала в пионерском клубе.

— А мы знакомы, — дружески улыбнулась Лабушева, — я знаю Нину и видела, как она танцует.

— Ну вот и берите ее. В танцевальной группе нужны люди, вы это знаете лучше меня.

Тина Яковлевна была хорошим педагогом, терпеливым и настойчивым. Нина добросовестно ходила на репетиции, старательно выполняла указания своей наставницы. Но мысли ее были далеки от танцев, от клуба, от ровного голоса Тины Яковлевны. Иное было на уме: кто содействовал ее поступлению в клуб? Кто тот паренек, что должен связаться с ней здесь? Кто среди людей, окружающих ее, друзья, кто недруги?

Однажды, придя домой, она застала Ольгу Осиповну и пыталась у нее выяснить все это. Но та уклонилась от ответа и сказала лишь, что паренек, который подойдет к ней в клубе или на улице, должен в разговоре произнести условный пароль: «Есть такая станция Сновск». А на обиженные сетования Нины о недоверии строго заметила:

— Помни всегда важнейшее требование конспирации: никто не должен знать ничего лишнего. Каждому следует знать только необходимое, самое необходимое.

Постепенно Нина привыкала к работе в клубном театре. Потянулись дни утомительных, долгих репетиций. Жить стало еще труднее, чем раньше, потому что бабушка еле-еле управлялась по хозяйству. Нина топила печи, приносила дрова и воду, готовила обед, мыла посуду. И все думала, думала, думала… Когда же начнется настоящее дело? Когда она сделает что-нибудь ценное для партизан?

Много хлопот было и с костюмом для танцев. Из старого она уже выросла, а новый сшить не на что. Хоть и неловко, но она вынуждена была сказать об этом Лабушевой. Тина Яковлевна обещала помочь. Как-то во время перерыва между репетициями она пошла к директору и выклянчила у него балетки и чулки. На другой день раздобыла где-то целый рулон марли: позвала к себе Нину крахмалить материал и вместе шить костюм лебедя.

Доброта Тины Яковлевны, сердечные заботы мало-помалу заполняли душу Нины чувством благодарности и привязанности.

Через два дня костюм был готов, и Тина Яковлевна подвела девушку к зеркалу.

— Смотри, как хорошо! Ни грима, ни парфюмерии никакой не нужно. Вот так и можешь выходить на сцену.

Глянула Нина на себя и почувствовала, как взволнованно забилось сердце. Именно такой мечтала она когда-то видеть себя на сцене…

Домой возвращалась радостно возбужденная, совсем не похожая на ту опечаленную, обремененную тяжкими думами девушку, какой окружающие привыкли ее видеть за последние полтора года. Словно в самом деле произошло какое-то очень радостное событие в ее жизни. Словно сбывалось то, о чем мечталось. А может, оно и в самом деле сбудется?..

— Добрый день!

Нина вздрогнула от неожиданности. На тротуаре, шагах в трех от нее, стоял среднего роста паренек и дружески улыбался.

— Здравствуйте, — с недоумением разглядывая его, отозвалась Нина.

— Вы узнаете меня?

Нина силилась вспомнить, где она встречала его. Постой, да ведь он… Кажется, она видела его среди группы чтецов-декламаторов. Неужели это…

— Узнали, правда?

— Как будто.

— Ну раз так, то разрешите проводить вас домой.

Нина не возражала. Они шли рядом по тротуару, и ей казалось, будто шла она с ним в толпе любопытных, которые их разглядывали. Неужели это он? Неужели? Но почему же он подошел не в клубе, а на улице?

— Я могу показаться вам дерзким, — улыбнулся паренек, — но есть причина, вынудившая меня подойти к вам на улице.

— Какая причина?

— Мы с вами почти родственники. Есть такая станция Сновск…

Она, видимо, заметно вздрогнула, а может, и побледнела, потому что он взял ее под руку и сказал:

— Не волнуйтесь. Ну, пойдемте, чего же вы стали?

Теперь она, наверно, и час шла бы молча, не осмеливаясь заговорить первой. Он нарушил молчание:

— Разве Ольга Осиповна не говорила вам, что я работаю в клубе?

— Говорила. Но я почему-то иным представляла вас…

— Вы думали, что я лучше?

— Да нет…

Девушка неловко замялась.

— Простите, что встретился с вами на улице…

— В самом деле, почему вы подошли ко мне на улице?

— Дело в том, что из Городни вышел поезд. Везет танки. И много. Надо его встретить.

Нина какое-то мгновение помолчала, потом подняла на парня решительный взгляд:

— Когда поезд будет в Щорсе?

— В восемь вечера. Стоянка минут тридцать.

— Следовательно, нужно спешить.

— Да, люди уже на месте, готовы к встрече. Но предупредить следует немедленно. Обеспечены ли вы пропуском?

— Да.

— Тогда на перекрестке этих улиц будем расходиться…

Вот и произошло первое знакомство, подумала Нина. Сейчас он подаст ей руку, скажет, что-то на прощание и уйдет. А она поспешит домой, к Марии. Не побежать бы только, не выдать себя. Ведь уже поздно, а Мария должна будет куда-то идти, кому-то передать, что из Городни движется немецкий эшелон с танками. Успеют ли передать партизанам? Говорят, что они готовы к встрече, ждут сигнала…

Вот и перекресток. Сейчас они остановятся на миг, попрощаются — и все.

— А кто вам сказал, что я у Лабушевой? — спросила вдруг Нина.

— Я знал, что вы второй день шьете там костюм.

— А если бы не застали меня или я задержалась бы больше, чем нужно?

— Придумал бы что-нибудь. Во всяком случае, я не собирался ждать. Шел прямо к Лабушевой и встретил вас. До свидания.

— До свидания…

Часть вторая

В ШЕСТНАДЦАТЬ НЕПОЛНЫХ ЛЕТ

I

Теперь Песчаная стала для Нины самой привычной улицей. По ней она ходит два раза в день. Из дома в клуб, на репетиции, из клуба — домой. Это тихая улица, не такая людная, как другие, и тем, собственно, удобная. Правда, Нина может ходить по городу даже поздно вечером; она имеет постоянный пропуск, но лучше все же не встречать по дороге немецкие патрули и вообще солдат, полицаев.