— Мы? От тебя, пес? — Низкорослый, с нечистым, изъеденным оспинами лицом бородач в комбезе, играющий штык-ножом, захохотал. — Что можно от тебя хотеть? Ты уже мертв.

Он взял его за волосы и поднес к шее лезвие ножа, надавил посильнее.

— Твоя голова будет кататься, как мяч, и думать, где же ее тело, — бородач снова хохотнул — принужденно, с некоторым напряжением, и Руслан понял, что они, пятеро негодяев, увешанных оружием, боятся его — безоружного, беспомощного. Дворняги всегда ощущают волка и, даже лая, поджимают непроизвольно хвосты. — Ты умрешь как пес. И попадешь в ад. Потому что не узнал в этой жизни ничего. Даже как правильно верить в Аллаха.

— Не всем дано познать в жизни все, как тебе, — засмеялся ему в лицо Джамбулатов.

И его распластали ударами на дощатом полу, еще недавно идеально чистом, а теперь заляпанном комьями грязи, отваливающейся от тяжелых ботинок.

Он готов был встретить смерть. Но не был готов к тому, что произошло дальше…

Отец в проеме двери стоял, покачиваясь и держась за грудь, — в последнее время он кашлял все чаще, давали о себе знать застарелые болезни. Пусть он сдал в последнее время, сильно болел, но Руслан отлично помнил его, веселого, работящего, в пиджаке с орденом Ленина на груди, полученным за то, что всю жизнь вставать ни свет ни заря и вкалывал как проклятый, выращивая хлеб.

— Кто такие? — Старик обвел глазами пришельцев.

— Отец пса тоже пес! — хмыкнул бородач, глядя на старика.

— Если вы гости, садитесь за стол, — сдвинул брови Джамбулатов-старший. — Если враги, дождитесь дня, и встретьтесь с нами как мужчины — лицом к лицу…

Он вырос в те времена, когда слово старших что-то значило. Когда дом и очаг были святы. Когда любой гость был желанный. Он родился в другие времена. Тогда не прикрывались именем Аллаха, чтобы уничтожать своих соплеменников.

Бородач осклабился и направил луч фонаря на отца.

— Не надо. Уйди. Я сам, — крикнул Руслан, хотя знал, что отец никуда не уйдет. И что сейчас последует страшное.

— На, старый козел, — один из абреков ударил отца, и тот упал.

— А-а, — Руслан рванулся вперед, но получил прикладом по затылку. Когда в глазах прояснилось, он с трудом, сквозь полутьму, увидел, что один из нежданных гостей стоит над отцом и прижимает к его спине ствол. Старик дышал тяжело, видимо, прихватило сердце.

— Что я вам сделал? Почему пришли ко мне? — спросил Руслан. — Кто вас прислал?

— Привет от Хромого, мент…

Хромой… Руслан когда-то давно, совсем в другой жизни, сажал Султана Даудова в тюрьму за разбой. Тогда, двенадцать лет назад, Хромой еще не прикрывался именем Аллаха, а считался заурядным уголовником. Когда русские ушли, Руслан еще некоторое время работал в милиции и все не желал понять, что пришло их время — тех, кто знает ислам лучше самого пророка Мухаммеда и готов лить кровь, как воду. Тогда Хромому за заслуги в борьбе с русскими оккупантами передали под контроль несколько нефтяных вышек, а это — поток самопального бензина, который продают вдоль всех дорог на Кавказе, это деньги, это возможность платить своим «правоверным» бандитам. Три года назад, в тот ненастный и дрянной день, Руслан взял Хромого на мушку в станице Ереминская вместе с его подельником, который стоял с влажным от крови ножом над двумя трупами местных русских пожилых женщин, проживших на этой земле всю жизнь и считавших ее своей.

В тот же вечер банда блокировала райотдел. И, скрипя от бессилия зубами, Руслан Джамбулатов распахнул тяжелую дверь изолятора и бросил Хромому:

— Иди…

Когда русские вернулись, Хромой со своим подельником по ваххабитским делам Гадаевым-Волком очень удачно выбрал оборонительную позицию в станице Краснознаменская, тем самым обрекая ее испытать всю мощь русской артиллерии. Жители станицы в целом лояльно относились к федералам и не особенно почитали как ваххабитов, так и правительство свободной Ичкерии. Бучу подняли Джамбулатовы — отец и сын. В результате на сходе старейшин порешили выгнать бандитов из станицы. И вынудили их уйти.

— Я вернусь, — пообещал Хромой.

Когда подошли русские войска, старейшины станицы, над которыми верховодил старший Джамбулатов, пришли на встречу к командованию федералов, в результате обошлось без бомбежек, зачисток, ни один местный житель не пострадал. Такое не прощают.

— Почему Хромой не пришел сам? — прохрипел Руслан, приподнимаясь на полу. — Почему прислал шавок?

— Хромому не обязательно приходить самому, чтобы раздавить ядовитое насекомое… Обещаю, что ты не умрешь так просто. — Бородач обернулся к здоровенному, пузатому, с глуповатым детским лицом чечену. — Джохар, убей старого пса…

— Как скажешь, Умар. — Здоровяк поднял автомат «борз».

Харкнул свинцом грубо сделанный на грозненском заводе «Серп и молот» корявый ствол… И Руслан взвыл…

— А теперь покатаемся, — ухмыльнулся бородач Умар. И Руслана, под ударами прикладов, потащили к выходу, где ждала машина. Тащить волоком его сто десять килограммов было нелегко, поэтому его поставили на ноги. Он качнулся, прислонившись плечом к стене. Джохар, крякнув, с удовольствием приложил его кулаком по почкам так, что дыхание перехватило.

— Сам иди…

— У-ух, — взвыл Руслан, падая на колени. Он тяжело задышал, скрючившись от боли.

— Вставай, сука! — Умар ударил его ногой, потом отступил на пару шагов, глядя с усмешкой на поверженного, обернулся к Джохару. — Ты его зашиб.

Все-таки они были обычные бандиты, наскоро обученные военному делу. К тому же плохо знали Руслана, и наручники нацепили кое-как. Джамбулатов не раз проделывал этот фокус на спор. Суставы у него были от природы подвижные, и кисть он имел гибкую. Сдирая кожу и ощущая, как кости трещат, не обращая внимания на теплую струйку крови, заструившуюся по коже, он освободил руку… Собрался с духом. И вскочил на ноги. Разогнулся пружиной, снося Джохара мощным ударом зажатого в руке наручника.

Играющий за его спиной штык-ножом Умар среагировал быстро и дернулся, целясь лезвием в шею. Но Руслан крутанулся, ринулся вперед. Изогнулся. Захлестом вырвал из рук противника штык-нож. Вонзил лезвие в ненавистного врага — целился в грудь, но попал в плечо, и не было времени добивать. Руслан бросился всем телом в окно, выбивая раму и не ощущая боли от порезов…

Он бежал, слыша хлопки выстрелов. Пускай. Они все равно не видят, где он. Кто лучше его знает родные ему места? Нет такого человека, кто настигнет его здесь ночью!

Под ногой хлюпала грязь. Джамбулатов поскользнулся. Рядом зачавкали пули… Потом трава била по лицу. Он бежал и бежал, зная, что во что бы то ни стало должен выжить. Если еще недавно он не слишком ясно представлял себе, для чего ему жить, то теперь у него появилась цель…

Джамбулатов еще крепче сжал рукоятку штык-ножа. Это был тот самый штык-нож, который он отнял у бородатого Умара. Этот нож когда-нибудь найдет своего хозяина и его друзей. И остро заточенное лезвие пройдется по горлу, заберет нечестивую, бесполезную жизнь… И тогда Джамбулатов сполна насладится животным страхом и беспросветным отчаянием в их мерзких свинячьих глазках…