— Вы приходили к нему ночью после убийств и ложились рядом, верно?

— Да, — Алина помолчала. — Теперь вы знаете все. Довольно мучить меня. Убивайте.

— Почему вы решили, что мы должны вас убить?

— Потому что нет иного способа наказать меня. В наше время ведьму нельзя посадить на скамью подсудимых.

— А с чего вы взяли, что я буду наказывать вас? — спросил Себастьян.

— Потому что вы должны восстановить справедливость.

— Нет, — тихо сказал Себастьян. И повторил:

— Нет.

И мне вдруг показалось, что от его головы идет неяркое золотистое сияние.

— Мы служим не закону и справедливости. Мы служим добру. А добро, как, впрочем, и зло, не рассчитывает, не решает, не выбирает. Солнце одинаково освещает уродливое и безобразное, большое и малое. И добро — добро для всех, а не только для избранных или праведных. Повторяйте за мной слова, которые я сейчас буду говорить.

И Себастьян медленно, нараспев произнес:

— Исповедуюсь тебе, черная земля и зеленая трава...

— Исповедуюсь тебе, черная земля и зеленая трава... — глухим голосом повторила Алина.

— ..что до сих пор была ведьмою... И клянусь тебе, что больше не хочу ею быть. Прости меня, боже, и черная земля, и зеленая трава!

Договорив, Алина внезапно вскрикнула и упала навзничь. Себастьян и Даниель бросились к ней. Я с некоторой опаской, помедлив, последовала за ними.

Себастьян провел рукой по ее лицу, закрывая глаза.

— Умерла? — в ужасе спросила я.

— Она умерла уже давно, — печально ответил Себастьян. — В тот день, когда умер ее Ванечка.

— Что же мы теперь скажем Захарову? — Я озадаченно смотрела на Себастьяна.

— Скажем, что Алина Выжнич умерла от сердечного приступа, после того как призналась в совершении убийств.

— И он нам поверит?

— Поверит, конечно. Что ему еще остается делать?

По небу приглушенно прокатился далекий раскат грома.

Крымов вышел из ворот тюрьмы и быстро зашагал наугад, без особой цели.

Было раннее утро, лужи на мостовой — след вчерашней грозы — еще не высохли, с листьев на землю падали капли, и все вокруг было таким свежим, словно только что появилось на свет, даже старые дома, даже потрескавшийся асфальт.

Крымов шел быстро, широкими шагами, радостно встречая весь этот новорожденный мир вокруг него. Проводил ладонью по стволам лип и остывшему за ночь бетону фонарных столбов, ощупывал пальцами кирпичи, обнаженные отвалившейся штукатуркой, гладил утомленную ночными похождениями пеструю кошку.

Утро было прекрасно и гармонично, как и все на земле. Новый мир казался прекрасным. В нем был смысл, была любовь, была справедливость. Тот, кто устроил этот мир, предусмотрел все. Тот, кто устроил этот мир, добр к людям, просто они этого не замечают. Несчастья нужны, чтобы острее почувствовать радость от того, что живешь в этом чудесном, замечательном мире — живешь, несмотря ни на что. Он знал, что скажет об этом Алине, когда они встретятся. Это будет уже совсем скоро, ждать осталось недолго.

В прозрачных июньских сумерках то разгорались, то тускнели два красных огонька — Даниель и Надя курили. Вся наша компания блаженствовала на общем балконе между квартирами ангелов. Надя на радость всем бросила рукоделие и испекла превосходный бисквит с грушами. Я, внезапно ощутив призвание к домашнему хозяйству, соорудила фруктовый салат и щедро полила его взбитыми сливками. Себастьян приготовил в электро-шашлычнице чудный шашлык из осетрины, а Даниель сходил за вином и мартини. Все поработали на славу и могли с чистой совестью устроить себе настоящий отдых.

— Мне кажется, — мечтательно сказал Даниель, — нам всем нужно бросить все дела и уехать куда-нибудь на природу. А, Себастьян?

— Неплохое предложение, — ответил тот и сладко потянулся. — Только ведь, зная наше с вами везенье, можно заранее предсказать, что будет дальше.

— Ну да, не успеем мы куда-нибудь приехать, как там немедленно произойдет какое-нибудь загадочное убийство или что-нибудь таинственное в этом же роде, — закончила я. И засмеялась вместе с остальными, хотя в убийстве, конечно, не было ничего смешного.

— Слушайте, — сказала Надя, — а может, вам бросить все эти детективные дела? По-моему, петь и играть у вас получается гораздо лучше. Дела в клубе идут неплохо. А то мне все эти трупы, откровенно говоря, уже поперек горла встали.

— Надо будет обдумать это предложение! — оживленно, но без малейшего намека на серьезность, ответил Даниель. — Хотя вообще-то это дискриминация. Мне и так тяжело-с завтрашнего дня я бросаю курить!

— Что это с тобой случилось? — изумился Себастьян. — Ведь не мое же постоянное фырчание на тебя так подействовало?

— Вынужден тебя разочаровать!

— Он бросает курить за компанию со мной!.. — перебила Даниеля Надя.

— Вы часом не заболели оба?

— Ничего подобного! — ответил Даниель. — Мы просто решили... — тут Надя изо всей силы толкнула его ногой, но он все-таки договорил:

— Мы решили завести ребенка! Эй! Эй, ребята! Ау! Вы что, говорить разучились от шока или вам нашатырного спиртику принести?

— Поздравляю вас, друзья мои, — раздался наконец в полутьме сдавленный голос Себастьяна.

— Поздравлять еще рано, — резонно заметила Надя. — Але, рыжая, ты жива еще?

— Вроде бы да, — ответила я. — Просто тихо наслаждаюсь.

— Чем? — хором спросили остальные.

— Ситуацией. И вообще, предлагаю в честь принятия такого знаменательного...

— И судьбоносного! — добавил Себастьян.

— И судьбоносного! — решения включить музыку, соответствующую обстановке.

Что и было незамедлительно исполнено.

Внезапно в голову мне пришла какая-то очень важная мысль, но, к сожалению, какая именно — так и осталось тайной для истории, потому что невидимая в сгустившейся темноте рука Себастьяна вдруг на ощупь нашла мою и переплелась с ней пальцами. Эта неожиданная нежность настолько выбила меня из колеи, что я долго сидела с бессмысленной счастливой улыбкой, потеряв всякое представление о времени и совершенно выпав из общего разговора.

И тут спокойствие вечера нарушил пронзительный телефонный звонок.

— Ну вот, опять! — с тяжелым вздохом произнесла Надя.

— Слушай, Себастьян, да ну его, телефон этот! Не бери трубку, и все — посоветовал Даниель.

Телефон продолжал надрываться. Себастьян вздохнул и, покинув свое место, а заодно и меня, перешагнул через балконный порог и прошел в свою комнату. На балконе воцарилось унылое молчание.

— Что за манера — вечно обгадят все выходные! — пробурчал Даниель, и я была с ним полностью согласна.

Себастьян отсутствовал недолго, а когда вернулся, все хором спросили:

— Ну что?

— Придется ехать! — сказал Себастьян. Ответом ему был общий протяжный стон.

Себастьян оглядел присутствующих и махнул рукой:

— Ладно! Вы двое, Надя и Даниель, оставайтесь. Поедем мы с Мариной.

Я с интересом ждала, попробуют ли они возразить — хотя бы для приличия, но ничего похожего на возражения так и не услышала Мне даже показалось, что сладкая парочка с трудом сдержала вопль радости. Впрочем, может быть, я ошибаюсь и напрасно клевещу на друзей, скромность и застенчивость которых помешала им высказать желание отправиться на работу.

Через пару минут мы с Себастьяном захлопнули за собой дверь и, преодолев лестницу, вышли в ночь.

Жара спала, духота отступила, и природа наслаждалась полнотой жизни: пела сверчками, попискивала сонными голосами птиц, глухо отдавала далеким собачьим лаем. Ни одна нормальная человеческая душа не могла лежать к работе в такую ночь, и я обернулась к Себастьяну:

— Ты хоть расскажи, что у нас за дела?

— Дела? — откликнулся он, словно удивляясь. — Ах, да! Было тут одно небольшое, но очень важное дело, — и шагнул ко мне.