Макрон преданно повалился на колени и потянулся губами к тоге императора.

— Все будет исполнено согласно твоей священной воле! — заверил он, сияя тёмными глазами.

Лиловые сумерки мягко окутали Вечный город. Сеян возвращался домой, уставший от дневных забот.

Жена терпеливо ждала префекта в атриуме. Сеян взглянул на неё с холодным отчуждением и, не говоря ни слова, прошёл в сад. Тяжело опустился на мраморную скамью и обратил лицо к загорающимся звёздам.

Зашелестели можжевёловые заросли. Из кустов выбрался кот со странным именем Кефрен, и потёрся мягким боком о ноги Сеяна. Префект опустил руку и погладил короткую бурую шёрстку кота. Кефрен прищурил жёлтые глаза и довольно заурчал. Он был привезён Сеяну из Египта. И, когда с независимой грацией проходил по перистилю дома, то становился похож на кошачье божество, которому поклонялись в храмах его далёкой родины.

Сеян подхватил кота за мягкую шкурку и устроил у себя на коленях. Шею животного окружал украшенный бирюзой ошейник, с которого свисала серебрянная пластинка с именем хозяина. Похожие пластинки позвякивали на шеях невольников Сеяна. Поглаживая белое брюхо Кефрена, префект грезил об императорском венце.

Неожиданно кот насторожил чуткие уши.

— Заслышал мышь? — усмехнулся Сеян, теребя кошачью шёрстку. И тут же понял, что кота потревожила не мышь. Мыши не носят оружие. А до слуха префекта донеслось бряцание мечей.

Элий Сеян вскочил со скамьи. Кефрен, слабо мяукнув, юркнул в кусты. Из сгустившегося сумрака появились преторианцы. Префект подозрительно всмотрелся в их лица — невозмутимые, плохо выбритые, знакомые и, одновременно, чужие.

— Что вы делаете в моем саду? — высокомерно спросил он.

Сеян привык отдавать приказы преторианским когортам. Привык видеть беспрекословное послушание. Но на сей раз солдаты не подчинились ему. Они обступили префекта претория грозной стеной. Зазубренные лезвия коротких мечей угрожающе сверкнули у побледневшего лица Сеяна.

— Луций Элий Сеян! Ты обвиняешься в участии в заговоре против императора! — донёсся из темноты металлический голос Макрона.

Надменная усмешка искривила тонкие губы Сеяна. Он захохотал, и его надрывный смех вызвал недоумение у солдат.

— Есть ли у тебя доказательства, Макрон? — насмешливо выкрикнул префект. — Я давно знаю, что ты метишь на моё место!

Макрон, увязая сандалиями в рыхлой чёрной земле, подошёл к Сеяну. Поднял тяжёлую ладонь и наотмашь ударил префекта по лицу. Сеян дёрнулся в безуспешной попытке ответить на удар. И бессильно сник оттого, что преторианцы крепко схватили его за руки.

— Доказательства есть! — зловеще заверил Макрон. — Помнишь некие любовные письма, написанные твоей рукой?

«Вот и все! — обречённо подумал Сеян. — Десять лет я подсознательно опасался этого момента! И надеялся, что он никогда не наступит. Ливилла, где ты хранила мои письма? Почему не уничтожила их? Твоя любовь обрекла на смерть меня, как и тебя!»

Сеян перестал сопротивляться. Преторианцы, повинуясь приказу Макрона, тащили его в темницу. Струйка крови сочилась из разбитой губы. Не различая в темноте дороги, Сеян спотыкался и падал, до крови обдирая колени. И тогда ему чудилось, словно он падает в бездну, сияющую в чёрных глазах Ливиллы.

Сеяна приковали цепью к стене в подземной камере Палатинского дворца. Медные наручники больно въедались в запястья.

— Узнаешь это место? — полюбопытствовал Макрон, пристально глядя в посеревшее лицо Сеяна.

Узник отрицательно затряс головой.

— Здесь умер Нерон Цезарь, сын Германика, — криво усмехнулся Макрон. — Видишь пятна на полу? То кровь, вытекшая из его жил! Ты — виновник его смерти!

— Император Тиберий поручил мне уничтожить сыновей Германика, — не теряя самообладания, ответил Сеян.

Макрон обозлился. Ему захотелось увидеть страх в холодных, бесстрастных глазах узника.

— Лжёшь! — выкрикнул он и плетью хлестнул Сеяна по лицу. На смуглой щеке появился длинный ярко-красный рубец. Сеян вытерпел боль и презрительно усмехнулся.

— А император не лжёт, сваливая на меня собственные прегрешения? — едва слышно прошептал он. — Спроси у него, прихвостень!

Макрон озлобился ещё сильнее. Пнул ногой прикованного к стене Сеяна.

— Оставим сыновей Германика, — зловеще заявил он. — Расскажи, как ты извёл Друза, сына императора Тиберия!

Сеян молчал — угрюмо и тоскливо. Не мог ничего сказать в своё оправдание. Страсть к Ливилле? Разве она оправдывает убийство друга?

Молчание Сеяна окончательно вывело Макрона из себя. Он распахнул тяжёлую дверь и в подземелье ввалилась дюжина преторианцев.

Сеян стонал, до крови кусая побелевшие губы, чтобы не запросить пощады. Его били, пинали ногами, кололи ножом ослабевшее тело. К рассвету бывший префект претория обратился в кровавое месиво. Он звал смерть, но смерть не приходила. Преторианцы были осторожны, и приложили все усилия, чтобы не забить Сеяна насмерть. Мучения становились невыносимы. Элий Сеян ощутил запоздалое сочувствие ко всем тем, кого он сам прежде обрекал на смерть. Теперь он знал, как тяжело умирать, когда смерть приходит преждевременно.

— Признавайся! — звенел в ушах настойчивый голос Макрона.

И Сеян не выдержал — признался! Писец поспешно нацарапывал на восковой табличке исповедь Сеяна. Надрывно дыша, бывший префект поведал, что отравил сына Тиберия вместе с Ливиллой. Что преследовал сыновей Германика, чтобы освободить себе дорогу к императорскому венцу. Что искал способ извести самого Тиберия, чтобы объявить себя принцепсом…

— Ты виновен куда сильнее, чем я предполагал! — радовался Макрон.

Луций Элий Сеян был приговорён к смертной казни. Палач с верёвками и крючьями явился к нему, как прежде — к Нерону, проведшему последние дни жизни на этом же старом, брошенном на каменный пол тюфяке. Но для бывшего префекта претория не было снисхождения! Ему не дали нож, спасающий честь римлянина.

Палач, одетый в чёрную грубую тунику, набросил верёвку на шею Сеяна. Затянул потуже, покраснев от усилия. Сеян задёргался, отчаянно стараясь оттянуть удушающую верёвку. Но руки его ослабели и упали, так и не дотянувшись до шеи. Рот открылся в последнем беззвучном хрипе. Серые глаза удивлённо выпучились, словно Сеян напоследок узрел нечто, недоступное другим. Может быть, Ливилла улыбнулась любовнику, встречая его по ту сторону смерти?

Палач заглянул в остекленевшие зрачки — убедился в смерти осуждённого. Подцепил крючьями безжизненное, ещё не остывшее тело и поволок его из темницы.

Римляне собирались на пути палача. Всматривались в обезображенное лицо казнённого и вскрикивали от ужаса, узнавая всесильного Элия Сеяна.

Ликторы бежали по узким кривым улицам города, выкрикивая в толпу вину бывшего префекта:

— Луций Элий Сеян, пользуясь близостью к императорскому семейству, отравил Друза, сына цезаря Тиберия! Он преследовал словами и деяниями сыновей Германика — Нерона Цезаря и Друза Цезаря! И готовился извести нашего славного принцепса Тиберия, чтобы завладеть верховной властью. Но мудрость императора велика и непреходяща! Преступный Сеян разоблачён и наказан по заслугам! Радуйтесь, люди, и славьте цезаря Тиберия!

И люди поспешно разбегались по домам. Славословия не приходят на ум, когда над душою господствует страх.

Палач приволок тело Сеяна к позорной лестнице Гемонии. Вытащил из плоти окровавленные крючья, вытер их о лохмотья, в которые превратилась тога мертвеца. И ногою небрежно столкнул вниз тело Сеяна.

Много дней и ночей тело бывшего префекта претория валялось на грязных ступенях. Разлагалось, истлевало, кишело червями.

Смерть одного Элия Сеяна не утолила мести Тиберия. «Казнить всех, кто так или иначе причастен к бывшему префекту!» — содрогаясь в истерическом страхе, кричал он. И вскоре одинокий труп обрёл достойное общество. День за днём палачи сваливали на ступени Гемонии новые тела: друзей и родственников Сеяна; тех, кто ради доходной должности заискивал перед префектом; тех, кто выслуживался перед ним; а заодно и тех, кто из внутреннего благородства не клеветал на Сеяна после его падения.