— Молчи, глупая! Это я! — Агенобарб грубо прикрыл рот жене.

Узнав мужа, Агриппина испугалась ещё сильнее. «Лучше бы это был насильник!» — в отчаянии подумала она.

— Что ты делаешь ночью на улицах Рима? — допытывался Агенобарб, устраиваясь на подушках рядом с Агриппиной.

— Я была в гостях у Друзиллы, — испуганно лепетала девушка.

— Да ты пьяна! — озабоченно принюхался он к спёртому, душному воздуху.

— И ты заметил это сквозь толстую пелену хмеля, что обволакивает тебя? — презрительно усмехнулась Агриппина.

— А что ты делала в гостях без меня? — Агенобарб лёгким движением умело вывернул хрупкое запястье жены.

Агриппина застонала и жалобно потёрла руку, на которой остались красные следы от толстых пальцев.

— Как мне пойти с тобой, если ты ушёл из дома на рассвете? — обиженно заплакала она.

— Если я ушёл — то ты должна сидеть дома и ждать меня! — рассердился грозный муж.

Агриппина отвернулась и досадливо закусила губу. Агенобарб подозрительно осмотрел её:

— Зачем отворачиваешься? — он цепкими пальцами взял жену за подбородок и против воли повернул к себе. — Или ты покинула супружеский дом ради блуда?

— Это ты ради блуда таскаешься днями и ночами по лупанарам Субуры! — резко выкрикнула Агриппина и выбросила вперёд руки, стараясь дотянуться ногтями до лица Агенобарба.

— Стерва! — он крепко ударил жену по щеке, и возмущённо продолжал: — Я должен был с первого дня нашего знакомства догадаться, какая ты стерва!

Агриппина горько плакала, скорчившись в углу носилок и вытирая слезы краем измятой туники. Рабы, позванивая ножными браслетами, проносили носилки по призрачной темноте ночных улиц. Рядом злобно сопел пьяный Агенобарб. И где-то далеко-далеко остался ласковый Пассиен Крисп, чьи поцелуи до сих пор жгли кожу Агриппины.

Калигула втолкнул в носилки Юнию Клавдиллу. И, отдав приказ носильщикам, забрался следом. Отогнув край занавески, он улыбнулся Юлии Друзилле. С факелом в руке, прекрасная как нимфа в облаке серо-голубого шелка, она подняла ладонь в прощальном жесте, старательно изображая гостеприимную хозяйку.

Юния Клавдилла молчаливо забилась в угол и странно посматривала на мужа. Белки её глаз сверкали, когда на лицо падал отблеск от факелов, прикреплённых к стенам богатых домов Палатина. Калигула не смотрел на неё. Устало растянувшись среди покрывал, он положил правую руку на бедро, где ещё оставалось эхо любовных ласк Друзиллы.

Палатинский дворец вырос впереди сияющим огненным строением. Две сотни преторианцев окружали его, держа в руках можжевёловые факелы. Их свет был так ярок, словно ночи не позволялось окутать жилище правителей Рима.

Покидая носилки, Калигула протянул руку жене. Юния, глядя в сторону, тяжело опёрлась на предложенную ладонь. Они прошли сквозь строй солдат. Впереди — Калигула, за ним, отставая на два шага, — Юния, кутающаяся от ночной стужи в синее шерстяное покрывало.

— Ложимся спать. Я устал, — зевнул Калигула, повалившись на ложе.

Юния, не сбрасывая покрывала, молча присела на табурет.

— Раздевайся, — небрежно посмотрел на неё Гай.

— Никогда больше я не лягу в одну постель с тобой! — ясно и членораздельно ответила Юния.

— Что такое? — Калигула резко подскочил на ложе. — Ты опять смеешь мне перечить?

— Я видела! — с душераздирающей ненавистью произнесла она.

Калигула в два прыжка очутился рядом с Юнией.

— Что ты видела? — прохрипел он, хватая девушку за шею.

Юния продолжала с презрительной горечью смотреть на него. «Стоит мне сжать посильнее пальцы, и она задохнётся! — зачарованно думал Калигула. — Была Юния — и нет её! И никому нет дела до того, что она там видела!..» Но Гай почему-то не сжимал пальцы. Страх удерживал его. Помедлив немного, он с брезгливостью убрал ладони с шеи жены. Почти оттолкнул её.

Юния облегчённо вздохнула. Отбежав в угол, подальше от мужа, она снова заговорила:

— Выходя замуж, я была безмерно счастлива. Ты казался мне иным: возвышенным, прекрасным, достойным той знатной крови, что течёт в твоих венах, — Юния горько прищурилась. — Знаешь, если бы ты изменил мне с рабыней или гетерой, я бы поняла. Но с родной сестрой!…

Юния болезненно всхлипнула и закрыла лицо руками. «Она действительно видела! — обречённо решил Калигула. — Когда и как — уже неважно. Сейчас главное — заставить её замолчать!»

Подойдя к Юнии, он с силой оторвал её ладони от лица. Внимательно всмотрелся в покрасневшие, опухшие от слез глаза.

— Тебе померещилось! — угрожающе произнёс он.

Юния отрицательно качнула головой и зловеще усмехнулась:

— Нет! Я видела вашу мерзость!

Потеряв самообладание, Калигула ударил её в лицо. Раз, ещё раз. Юния с плачем упала на пол. Прикрыв глаза, Гай пинал её ногами. Бил без злости. Скорее — с тоскливым усердием и сознанием того, что так надо, ради сохранения тайны. И думал о том, что впервые в жизни бьёт свободного человека, женщину из родовитой семьи. Прежде он бил только рабов. И потому не задумывался, что значит бить. Рабы и так принадлежали ему. Но подчинить себе свободного человека!.. Неповторимое ощущение для слабой личности, желающей казаться сильной!

Калигула успокоился, только когда заметил, что глаза Юнии бессмысленно закатились.

— Поднимайся! — он резко дёрнул девушку за руку.

Юния не шевелилась.

— Будь ты проклята, — выругался Калигула и устало отошёл к выходу. Крикнул наружу: — Позовите лекаря!

Кто-то из охранников метнулся исполнять приказание. Калигула, не снимая сандалий, забрался на ложе, время от времени хмуро поглядывая на лежащую на полу Юнию.

Лекаря отыскали довольно быстро. Он был греком, как большинство римских врачей. Широкая седая борода укрывала темно-коричневую хламиду. Правой рукою он опирался на узловатую палицу. Для полного сходства с Эскулапом не доставало лишь змеи, обвившей палицу.

Лекарь участливо склонился над Юнией. Осмотрел синие пятна на шее, следы от побоев на груди. «Обморок вызван избиением, — безошибочно понял он. — Ну что же, такова жизнь! Мужья частенько истязают жён, даже из-за нелепых пустяков. Любопытно, есть ли в римском праве закон, защищающий жену?» Старый лекарь печально вздохнул: он не знал права. Умел только лечить. Но и этого достаточно, чтобы сейчас помочь несчастной.

— Нужно уложить её на постель, — тихо попросил лекарь.

Калигула лёгким наклоном головы позволил рабу-спальнику помочь. Тело Юнии взгромоздили на ложе. Лекарь достал из мешка медную фляжку с жидкостью и поднёс её к устам девушки. Насильно влил ей в рот несколько капель. Юния пошевелилась, застонала.

— Вот и замечательно, — удовлетворённо отметил доктор. — Теперь я смажу ушибы целительным бальзамом. Ты позволишь снять с госпожи одежды? — он вопросительно оглянулся на Гая.

— Снимай, — устало отозвался он.

Бесчувственную Юнию освободили от столы и туники. Тело укрывала лишь нагрудная повязка из тонкой шерсти и покрывало, для приличия наброшенное на бедра. Старый грек смазывал бальзамом синяки и кровоподтёки, щедро усеявшие бока и живот. И вдруг нахмурился, ощупывая длинными подвижными пальцами нижнюю часть живота. Лекарь склонился к Юнии и тихим голосом задал ей несколько вопросов. Девушка едва слышно пробормотала ответ.

— Твоя жена беременна, благородный Гай Цезарь, — выпрямившись, громко заявил лекарь. — Вот уже три месяца.

Калигула растерялся:

— Почему же она мне не сказала?

— Слишком юная и неопытная, она сама не знала об этом, — снисходительно улыбнулся мудрый грек.

Калигула пристально посмотрел на Юнию. Противоречивые чувства бушевали в его душе.

— Ты уже закончил? — сухо спросил он лекаря.

— Да, — ответил тот. — Но завтра я должен повторить лечение.

— Вот и прийдешь завтра, — кисло усмехнулся Калигула. — А сейчас — убирайся!

Он бросил доктору несколько золотых монет и настойчиво выпроводил его из опочивальни. Оставшись наедине с Юнией, Калигула присел на край ложа рядом с ней. Долго всматривался в измученное бледное лицо.