Успокоившись и напустив на лицо обычное насмешливое выражение, император обернулся к Калигуле:
— Ты уже здесь?
Калигула молчал, тяжело дыша и покрываясь красными пятнами.
— Тебе пришлось по нраву представление? — усмехнулся Тиберий. — Жаль, что мои детки знают лишь одну комедию: «Фавн, преследующий нимфу», — и, обняв внука за плечи, удивлённо добавил: — А ты вырос! Присядем на скамью и поговорим.
Тиберий увлёк Калигулу к скамье из жёлтого нубийского мрамора. Гай невольно обернулся и провёл взглядом удаляющихся спинтриев. Их бело-розовые обнажённые тела терялись в густой зелени парка.
— Скажи, кто из них тебе понравился, и ночью я пришлю тебе её. Или его! — добродушно засмеялся Тиберий. Но водянисто-зеленые глаза императора хранили подозрительную насторожённость.
— Мне все равно, цезарь, — растерялся Калигула. — Кого пришлёшь, тем я и удовольствуюсь. Я всецело доверяю твоему вкусу, — льстиво заметил он.
— А ты поумнел! — Тиберий прищурился. — Весьма кстати! В день твоего рождения я решил объявить тебя совершеннолетним.
«Наконец!» — Гай расчувствовался до слез и проникновенно всхлипнул:
— Спасибо, великий цезарь! — и расстроганно склонился к императорской руке, целуя морщинистые суставы пальцев.
Тиберий брезгливо вырвал руку и вытер её о тогу.
— В этот же день я официально усыновлю тебя… — он заколебался, думая: «Назначить Гая наследником, или нет? Пока не стоит спешить. Хватит с него и усыновления!»
«Первая ступень к власти!» — думал Калигула, униженно склонившись у ног императора.
«Мерзкий гадёныш!» — презрительно-добродушно усмехался Тиберий. — «Я с радостью удушил бы его! Но кто тогда наследует мне? Мой внук? Но ведь он не внук мне! Я так запутался, что сам не знаю: люблю ли Тиберия Гемелла, или презираю в нем сына подлого Сеяна! А в Гае течёт та же кровь, что и во мне. Правда, напополам с гадючьей!»
Император тяжело вздохнул, отталкивая от себя надоедливо-восторженного Калигулу. Несколько лет назад выбор казался простым: убить сыновей Германика, чтобы обеспечить императорский венец родному внуку! А теперь?! Тиберий втихомолку обругал злобных старух Парок, немилосердно запутавших нить его жизни.
XLVII
В храме Юпитера, повелителя богов, состоялся торжественный обряд.
Почтённый фламин, с лицом возвышенно-бесстрастным, заколол белого быка. Осмотрел его внутренности и во всеуслышание заявил, что жертва угодна богу-громовержцу.
Жрецы Юпитера торжественно сняли с Гая Калигулы юношескую претексту, и он наконец ощутил на правом плече долгожданную тяжесть настоящей мужской тоги.
Гай горделиво улыбался, подставляя цирюльнику щеки. Железная бритва, скользя по юношеской коже, больно царапала. Но мелкие порезы казались Калигуле пустяками. Ведь он, наконец, стал совершеннолетним. Золотисто-рыжий пух бережно собрали, и Калигула возложил его на алтарь Юпитера. Фламин поднёс к тонким волоскам факел, и через мгновение на белом мраморе алтаря осталась только жалкая горсточка пепла. Серый дымок поднялся к потолку храма и расстаял.
Тиберий внимательно следил за обрядом и втайне посмеивался, опираясь тяжёлым подбородком на жезл. Когда Калигула, облачённый в новую тогу, подошёл к нему, император поднялся со складного табурета.
— Объявляю, что отныне я по законам Рима усыновляю Гая Юлия Цезаря Германика! И наделяю его всеми правами, которыми он может пользоваться в качестве моего сына! — обняв Калигулу за плечи, громко заявил он.
Переждав одобрительный (или удивлённый) шёпот, Тиберий спросил у Калигулы:
— Согласен ли ты?
— Да, отец! — немедленно отозвался Гай.
Пользуясь шумом поздравлений и хвалебных возгласов, Тиберий коварно шепнул Калигуле:
— Сегодня ты мог вступить во владение всем имуществом, принадлежавшим твоему отцу и братьям. Но, согласившись на усыновление, ты тем самым передал мне права на управление твоей собственностью!
Калигула передёрнулся, поняв, что Тиберий обвёл его вокруг пальца. Счастливая улыбка превратилась в горькую гримасу.
— Но, цезарь! Ведь ты выделишь мне ежемесячное содержание, достойное твоего сына?! — в надежде спросил он.
— В ежедневном куске хлеба и мяса я тебе не откажу, — кивнул Тиберий, продолжая с царским достоинством улыбаться толпе. — Но, если твои запросы окажутся слишком высоки — должен будешь сам позаботиться о себе!
— Что же мне делать? — Калигула возмутился в душе. Но, боясь рассердить Тиберия, смотрел на него жалобно и просительно.
— Женись! — посоветовал император.
— Но я ещё молод… — растерянно протянул Гай.
— Ты уже мужчина и полноправный римский гражданин, — хладнокровно возразил Тиберий. — Твой отец Германик тоже женился в возрасте девятнадцати лет. Каким счастливым он выглядел в день свадьбы!.. Следуй его примеру!
— Но кого мне выбрать в жены?
— Кого хочешь! — Тиберий явно насмехался над растерянностью юноши. — Я не жестокосерден, и позволю тебе выбрать невесту по сердцу.
Калигула молчал. Уголки тонких губ обиженно поползли вниз.
— У сенатора Марка Юния Силана имеется юная дочь, — с напускным сочувствием продолжал император. — Силан даёт за ней приданное в полмиллиона сестерциев. Говорят, девушка хороша собой и воспитана в строгости. Женись на ней! Заодно избавишь меня от обязанности кормить тебя! — жёстко закончил он.
— Но я её не знаю! — чуть не плакал Калигула.
— Нанеси отцу визит и познакомься! — Тиберий был неумолим. В обведённых синевой глазах сверкало холодное презрение. — Твоя глупость становится докучливой! За двадцать дней, проведённые со мной, ты успел изрядно надоесть мне. Убирайся в Рим и позволь мне отдохнуть от тебя!
Тиберий раздражённо осмотрел Калигулу и, слегка прихрамывая, вышел из храма. Позолоченные носилки ждали императора у мраморных ступеней. Жаркое неаполитанское солнце окрасило оранжевым листья лаврового венка, украшающего лысеющую седую голову старика. Остановившись у носилок, Тиберий прикрыл глаза ладонью и пристально всмотрелся в синеву Тирренского моря. Мутным дымчатым пятном виднелся на горизонте зачарованный остров — убежище ненастоящих нимф и сатиров, змей, павлинов и ощипанных орлов.
Калигула возвращался в Рим, гордясь совершеннолетием, но пристыженный и оскорблённый. В носилках небрежно валялся кожаный мешок с деньгами. Жалкая сумма! Спинтриям Тиберий даёт больше.
«Что делать? Как жить? — удручённо думал Гай. — Жизнь в Риме стоит дорого. Удовольствия, оргии и попойки — ещё дороже! Может, и впрямь жениться на богатой невесте?»
Какова она, дочь Юния Силана? Калигула смутно помнил суетливого, румяного толстяка сенатора. Но сколько ни напрягал память — девушку не мог припомнить.
«Нет! Никогда не женюсь ради денег на незнакомой мне женщине! — досадливо гримасничая, думал он. — Может, она окажется пустой, тщеславной и развратной, как некоторые римские матроны?! К тому же, зачем жениться на одной, если, не женясь, можно иметь многих?!»
Всю обратную дорогу Калигула насмехался над женщинами и женатыми влюблёнными глупцами. Но когда широкая, мощёная ровными булыжниками Виа Аппия привела Гая к стенам Рима, он жестом подозвал раба.
— Знаешь, где живёт сенатор Марк Юний Силан? — небрежно спросил он.
— Да, доминус, — поспешно ответил смуглый раб.
— Сначала заедем в термы. Затем проводишь меня к дому Силана, — распорядился Калигула.