Что ж, в этом была доля правды. Несколько лет назад Лану довелось встречаться с Верховной Опорой Дома Маркасив, но он помнил его как человека всецело поглощенного своими обязанностями. Несомненно, лорд Маркасив займется устройством балов и организацией охот, но про себя будет сокрушаться, что потратил на такие пустяки время и силы.

Букама последовал за Ланом, не проронив ни единого слова сожаления о ночлеге во дворце или пиршественных яствах. Очень тревожный признак. Лану нужно вновь обрести былые твердость и решимость, но одновременно надо найти способ вернуть остроту клинку, скрытому в душе Букамы, иначе им проще прямо сейчас вскрыть себе вены.

Низины в нижней части города назывались Пропастями, и здесь, у северной стены, дворцов не было и в помине, лишь лавки и таверны, гостиницы, конюшни и фургонные дворы. Возле длинных складов купцов-факторов царила суматоха, но в экипажах и каретах тут не ездили, да и на большинстве улиц едва ли удалось бы развернуть телегу. Однако народу здесь оказалось не меньше, чем на широких центральных улицах, и так же оглушал шум. Местные уличные артисты ветхость своих нарядов старались возместить лужеными глотками, от них не отставали и покупатели с продавцами – эти орали во всю мочь, будто хотели, чтобы их услыхали на следующем перекрестке. В этакой толкотне наверняка шастает уйма карманников и других охотников за чужими кошельками – кто-то из них уже завершил свои дела в верхнем городе, а кто-то только снарядился на дневной промысел. Удивительнее было бы обратное – ведь в городе, куда съехалось столько купцов и торговцев, раздолье для воровской шатии. Когда в толчее невидимые пальцы во второй раз легонько скользнули по куртке, Лан засунул свой кошель под рубашку. Любой банкир ссудит ему сумму куда большую под залог шайнарского имения – его владельцем Лан стал после совершеннолетия, – но лишиться сейчас наличности означало бы, что придется воспользоваться гостеприимством Оленьего Холма.

В первых трех гостиницах – крытые шифером серокаменные кубы с яркими вывесками над дверями – хозяева не могли предложить путникам даже чуланчика. До самых чердаков в них набились купеческие охранники и мелкие торговцы. Букама начал бурчать, что можно устроиться на ночлег и на сеновале, но ни словом не обмолвился о пуховых матрасах и свежих простынях, какие ждали бы их на Оленьем Холме. Полный решимости найти какой-никакой ночлег, пусть даже на поиски у него уйдет весь оставшийся день, Лан вошел в четвертую гостиницу, «Синяя роза», оставив лошадей под присмотром конюха.

В переполненной гостинице, где в гомоне и смехе почти тонула песня, которую, аккомпанируя себе на цитре, пела стройная девушка, в центре общего зала царственно возвышалась хозяйка – седая красивая женщина. Вокруг потолочных балок вился табачный дым, из кухни вкусно пахло жареным барашком. Увидев Лана и Букаму, хозяйка гостиницы одернула свой передник в синюю полоску и решительно зашагала к ним. Ее темные глаза сверкали.

Лан не успел и рта раскрыть, как она схватила Букаму за уши, потянула его голову вниз и крепко поцеловала. Кандорских женщин застенчивыми не назовешь, но поцелуй тем не менее вышел на славу, к тому же на глазах у стольких людей. По столикам пробежала волна смешков и улыбок.

– Я тоже рад тебя видеть, Раселле, – со слабой улыбкой пробормотал Букама, когда хозяйка наконец отпустила его. – Не знал, что у тебя тут есть гостиница. Как ты думаешь...

Он опустил взгляд, чтобы, как требует вежливость, не смотреть ей прямо в глаза. Это оказалось ошибкой. Раселле от души врезала ему в челюсть – Букама аж пошатнулся, мотнув головой.

– Шесть лет – и ни одной весточки, – рявкнула Раселле. – Шесть лет!

Вновь схватив Букаму за уши, она снова поцеловала его и на этот раз не отпускала подольше. И держала крепко, пресекая все попытки пригнувшегося к ней Букамы высвободиться, так что ему пришлось сдаться и позволить Раселле поступать, как той вздумается. Ладно, раз она его целует, значит, нож в сердце не вонзит. По крайней мере, пока.

– По-моему, для Букамы у госпожи Аровни комната найдется, – раздался за спиной Лана знакомый мужской голос. – И для тебя, пожалуй, тоже.

Повернувшись, Лан пожал руку мужчине, единственному в общем зале ростом под стать ему и Букаме. Это был Рин Венамар, старейший его друг. Не считая Букамы, конечно. Хозяйка все еще разбиралась с Букамой, и Рин повел Лана к маленькому круглому столику в углу. Рин, пятью годами старше Лана, тоже происходил из народа Малкири, но волосы его были заплетены в две длинные косицы, украшенные колокольчиками. Такие же серебряные колокольчики тихонько звенели на отворотах его сапог и на рукавах желтой куртки. Нельзя сказать, что Букама недолюбливал Рина, но сейчас еще больше испортить настроение Букаме мог лишь вид Назара Кьюренина.

Лан с Рином уселись на скамьи, и служанка в полосатом переднике тотчас же принесла горячего вина с пряностями. По-видимому, Рин догадался заказать питье, едва заметив Лана. Темноглазая девушка с пухлыми губками, поставив кружку перед Ланом, беззастенчиво оглядела его с головы до пят. Потом шепнула ему на ухо: «Меня зовут Лайра», и пригласила провести вместе ночь, если он остановится в гостинице. Лану же сегодня хотелось только одного – как следует выспаться, поэтому он, потупив взор, начал бормотать, что она оказывает ему слишком большую честь. Лайра не дала ему договорить. С хриплым смешком она склонилась к Лану и больно укусила за ухо.

– До завтрашнего восхода, – громким грудным голосом заявила ему Лайра, – я тебе такую честь окажу, что ты на ногах держаться не будешь.

За столиками рядом раздались взрывы хохота.

Рин не дал Лану даже слова вымолвить – он швырнул девушке толстую монету и увесистым шлепком пониже спины отправил красотку восвояси. Засовывая монету в вырез платья, Лайра улыбнулась, отчего на щечках у нее появились ямочки. Но уже уходя, она то и дело оглядывалась и кидала на Лана томные взгляды. Тому оставалось лишь вздохнуть. Вздумай он сейчас сказать «нет», на подобное оскорбление с нее вполне станется ответить ударом ножа.

– А с женщинами тебе по-прежнему везет. – В смехе Рина послышались раздраженные нотки. Возможно, у него самого имелись на Лайру виды. – Свету ведомо, не считают же они тебя красавцем – с каждым годом ты все уродливей. Наверное, мне стоит прикинуться скромником, пусть меня женщины за нос поводят!

Лан открыл было рот, но потом вместо ответа отхлебнул вина. Объяснений не требовалось, да и в любом случае объясняться с Рином было поздно. Отец Рина увез сына в Арафел в тот год, когда Лану исполнилось десять. Рин носил единственный меч у бедра, а не два за спиной, но до кончиков ногтей был арафелцем. Он и в самом деле заговаривал с женщинами первым. Лана же воспитали в Шайнаре Букама и его товарищи и окружали те немногие, кто придерживался малкирских обычаев. Если Лайра решит провести с ним ночь – что представлялось весьма вероятным, – то, стоит им только оказаться наедине, как она обнаружит, что Лан не так уж застенчив или стыдлив, однако выбор – когда ложиться в постель с мужчиной и когда уходить – остается за женщиной.

Кое-кто из сидящих в общем зале поглядывал на столик Лана и Рина – искоса, поверх кубков и кружек. Пухленькая меднокожая женщина, в платье несколько более тесным, чем обычно носят доманийки, ничуть не скрывала своего интереса к происходящему, возбужденно переговариваясь с обладателем закрученных усов и крупной жемчужины в ухе. Вероятно, пыталась угадать, будут ли из-за Лайры неприятности. Или гадала, правда ли, что мужчина с хадори на голове способен убить за оброненную булавку.

– Не ожидал встретить тебя в Канлууме, – промолвил Лан, поставив на стол кружку с вином. – Купеческий караван охраняешь?

Букамы и хозяйки гостиницы нигде не было видно.

Рин пожал плечами.

– Да, из Шол Арбелы. Говорят, самый удачливый торговец в Арафеле. Вернее, говорили. Вот и договорились. Мы прибыли вчера, и минувшей ночью в двух кварталах отсюда грабители перерезали ему горло. Так что за эту поездку денег мне не видать. – Он мрачно улыбнулся, сделал большой глоток из своей кружки, возможно, в память о купце, а возможно, жалея, что не получит вторую половину платы. – Чтоб мне сгореть, если я думал свидеться тут с тобой.