Мне хотелось нормально поговорить с Гемеллой, чтобы она меня поняла и, главное, чтобы объяснила, зачем она сделала меня химерой. Мне нужно было от чего-то отталкиваться для создания аргументов. Обратно стать человеком было бы, конечно, лучшим вариантом, но это невозможно без помощи Гем. Даже просто вколоть себе препарат я не мог, ведь нужна еще вода и еда. Единственный вариант, который мог бы сработать, — написать ей обо всем. И я решил не терять ни минуты и отправился в комнату. Открыв дверь, я увидел Гемеллу, она лежала в позе эмбриона в дальнем углу кровати. Взяв с тумбочки записную книжку, в которой было всё написано, я в зубах отнес её Гем. Она не поворачивалась. Тогда я залез на кровать и лег рядом с ней, оставив дневник на краю. Она повернулась ко мне и придвинулась ближе. Через несколько минут мы уснули.

ГЛАВА XXIII

Морфей отпустил меня раньше, чем Гемеллу. Пропало головокружение, тошнота, слабость, яркий свет перестал раздражать. Организм явно адаптировался к новому телу. Мне хотелось кушать, но я не решался вставать и будить спящую девушку. Лишь повернул морду и начал рассматривать Гем. Она спала абсолютно беззвучно, лишь грудная клетка то немного поднималась, то опускалась. Я впервые в жизни смотрел на спящего человека, да еще с таким трепетом. Еще совсем недавно я любил другое тело так же, как это. Может, это удивительно, но само по себе тело какой-то большой роли, в общем-то, для меня не играло. Плюсы я находил и там, и тут, и также нивелировал негативные аспекты во всем её существе. Нам предстояло пройти очень сложный путь установления взаимопонимания, но в этот момент это было не важно: я просто наслаждался тем, что она была рядом и действительно была собой. Я больше не переживал, что потерял её, я переживал, что это она могла потерять меня. И это пугало меня больше всего. Даже больше, чем застрять в теле химеры.

Когда чувство голода стало совсем нестерпимым, я все-таки встал и пошел на кухню, но достать что-либо было проблемой, поскольку лапы у меня были не на человеческий манер. Вернувшись в комнату, я увидел куски еды, которые остались от периода, когда я трансформировался. Еду, как таковую, я не жевал, просто потому, что это было неудобно, поскольку жевательных зубов у меня, судя по всему, не было. Приходилось откусывать небольшими кусками и проглатывать, что мне удавалось достаточно легко. Не так, как человеку. Я не давился.

Утолив голод, я наконец-то решился посмотреть на себя. Идя по коридору со стеклянными комнатами, я замечал свой силуэт, но решил оставить некоторую интригу до момента, когда окажусь у нормального зеркала, чтобы можно было полноценно осмотреться. Моё отражение меня удивило. Я догадывался по лапам и даже допускал мысль, что мы с Гемеллой можем быть похожи, но, чтобы мы оказались практически одного вида, — это стало открытием. Разница у нас была незначительная. Мои габариты были меньше, поскольку в моём случае не применялся препарат по увеличению. На кончике хвоста не было шипа, как у Гемеллы, а моя морда была чуть другой, не как у геккона, а, скорее, как у поясохвоста, который мордой немного напоминал дракона. В остальном мы были очень похожи. Меня занимал вопрос яда, который был у Гемеллы: я попытался напрячь разные мышцы рта, чтобы его выпрыснуть, но так и не смог. Тогда постарался представить угрозу, но и так у меня тоже ничего не вышло. Видимо, яда у меня не было.

На кухне послышался шум.

— Зачем ты сделал меня человеком? — спросила Гемелла. — Мне больше нравилось быть химерой. Ты тоже хотел, как первый человек, поместить в меня штуку, которой у меня нет? Он часто так делал с Гемеллой. А со мной — нет. Наверное, потому что я не был человеком. Ты звал меня так же, как первый человек звал того странного человека, который похож на меня сейчас. Что значит Гемелла? Почему всех, в кого хотят совать странную штуку, зовут Гемелла?

Гем всё говорила и говорила. Язык она, конечно, освоила, но еще не совсем правильно формулировала мысли. Видимо, наслушалась того, что говорил Ромеро, пока он был рядом, что говорил я, пока был человеком, того, что говорили люди в полисе, и того, что слышала в новостной ленте, когда мы были в Горгороде. Из этого создался словарный запас. Ромеро ведь учил своё создание, и Гем, видимо, за всем этим наблюдала. Впитывала. И, судя по всему, наблюдала за тем, что Ромеро не совсем по-отечески относился к своему созданию, которое называл Гемеллой, из-за чего моя Гем теперь не понимает, что к чему.

— Это странная штука, которой у меня нет... Я часто думаю о ней, и мне хочется её как-то... Не знаю. Я хочу, чтобы она была у меня! Почему у меня её нет?! — разозлилась она. В воздухе запахло смазкой. Я посмотрел Гем ниже пояса и увидел, что её половые губы влажные. Фактически она просто возбудилась и хотела секса. Желания у меня её запах не вызвал, как и то, что она была возбуждена. Скорее всего, секреция не провоцировала сексуального желания потому, что в данный момент мы были разными видами. Я поначалу хотел дотронуться языком до её влагалища, чтобы определенным образом привязать к себе и успокоить, но быстро передумал, поскольку она бы быстро смекнула, что к чему, и нашла бы себе человека. А этого я совсем не хотел.

— У человека так много разных эмоций. И постоянно чего-то хочется. Как ты жил, когда был человеком? Это же ужасно. Раньше я просто хотел кушать, спать и... — Гемелла замолчала. Ей было сложно выразить определенные чувства, не зная слов, которые их не описывали. — Смерть. Делать смерть. А сейчас — нет. Сейчас я не могу спать, когда раньше хотел. И сидеть ждать тоже не хочу, когда буду хотеть спать. Что делать? Первый человек, когда не спал, что-то делал, крутился. А я не хочу этого. А ты хочешь? А я хочу говорить. Раньше тоже говорил, но как-то без слов. А сейчас хочу. И хочу словами. Я говорил с тобой, когда ты спал. Сначала я не понимал, зачем говорю, а после уже понимал. Я говорил с тобой. Ты помнишь?

Я перевел взгляд на её порезанные пальцы на руке, которые она, видимо, повредила, когда била меня, сделав химерой и внеся свои ДНК. Гем повторила вопрос. Я помотал головой, говоря «нет».

— Я веду себя, как человек? — Я вновь отрицательно помотал головой. Она задумалась и уставилась на пол. О чем она думала, можно было только гадать.

— Раньше у меня картинки в голове были. Я мог их видеть, когда захочу. А сейчас их стало больше во много раз. Это потому, что я человек? — Я сначала не понял, что за картинки она могла видеть, когда захочет, а потом меня осенило, что это просто мысли. Завиляв хвостом, я поклонился. Затем лег на полу и закрыл глаза. Гем что-то еще говорила, спрашивала, а я просто уснул, слушая её голос.

Система ценностей — удивительная вещь. Одни и те же поступки разными системами воспринимаются по-разному и имеют разные последствия для носителя. Изнасилование для рядового человека — ужасно и зачастую оказывает травмирующее воздействие. Для человека, который формировался в отсутствии института семьи и не слушал моралей на тему целомудрия, изнасилование будет просто сексом по принуждению, и здесь не исключен даже позитивный отклик из-за достижения оргазма. В первом случае это — психотравма, во втором — просто событие. Именно поэтому изнасилование Гем для меня было трагедией, а у Гемеллы не вызвало никаких эмоций. Я смотрел на Гем, наблюдал за ней и удивлялся тому, что она была совершенно из другого мира. Идеалы, вкусы, ценности, реакции — всё было каким-то детским. Она этот мир видела совершенно иначе. Если приятно, то почему бы и нет, что останавливает-то? Для неё мир последствий еще не был открыт. И всё, чего она могла коснуться, было не так однозначно, как она взвешивала. Гем была интеллектуальна, но разве что в решении своих задач, а вот культуры у неё совершенно не было, и именно поэтому она могла совершать бесконечное количество ошибок. Всё равно что одаренный ребенок в теле женщины, который, хоть и схватывает всё на лету, но, в силу отсутствия культуры поведения и знания норм, просто идет на дно. И я не мог её чему-то обучить, потому что сам становился другим. Моя система ценностей, хоть и была еще человеческой, но тоже подверглась изменениям за счет того, что организм изменился и система вознаграждения в мозге начала работать иначе. Да и дело касалось не только системы вознаграждения, а вообще всего в жизни, потому что все реакции полностью изменились и я уже на одни и те же события реагировал иначе. Мне чаще хотелось спать, чаще хотелось кушать, меньше хотелось двигаться, и все мои прежние интересы растворялись, словно следы на воде. Даже желание вновь стать человеком тоже утихало. И не потому, что человеком быть сложнее, или из-за каких-то проблем в жизни, а просто потому, что пропадало рвение само по себе. Какой-то логичной причины не было, как обычно придумывают люди, стараясь от чего-то отказаться: то голова болит, то времени нет, то сил не хватает, то возможности ограничены. Ничего такого. Мне просто этого не хотелось, и всё.