А из этих цехов можно уже и на свободу вылететь, и дальше — к Аркополису, и к прекрасной незнакомке…

Так, сотни раз летает в шахты Эван, приносит руду, летит обратно. И вот наступает долгожданное мгновенье: заполненный доверху исполинский котёл подползает к воротам, и те стремительно распахиваются.

Если бы можно было пролететь сразу же между котлом и воротами, а потом дальше — вверх по коридору, к свободе…

Но, к сожалению, котёл сразу же закрывает проход, и можно продвигаться только следом за котлом. Вот это Эван и делает: управляет своим погрузчиком и летит.

Но это совсем не просто — это практически невозможно. Надо увёртываться от металлических клешней, которые выполняют свою программу, и слепо бьют — выхватывают из котла руду, распределяют её по контейнерам.

В первый раз Эван полетел следом за котлом, потому что отчаялся. Существовать в рабстве дальше было невозможно. Каждый новый день был мученьем. Он хотел только, чтобы это поскорее закончилось. Вот и полетел туда — надеясь, что металлическая клешня расплющит и погрузчик и его.

К счастью этого не случилось. Эван испугался смерти. Уйти из жизни, прежде чем он выполнит то, на что способен? Нет — Эван не мог смириться с этим. Тем ни менее, тогда он уже залетел в коридор, и чтобы вернуться назад, ему надо было развернуться, а потом проскользнуть среди клешней…

И вот он развернулся, и начал вертеться из стороны в сторону, с необычайной ловкостью увёртываясь от несущихся к нему железных выступов…

Тогда ему удалось вырваться, а потом он повторил это, но уже не с целью погибнуть, а обрести свободу. Надо было следовать за котлом по этому ужасному коридору, увёртываться…

Но напряжение было слишком велико. Эван чувствовал, что не сможет долететь до конца, что хотя бы в чём-нибудь ошибётся.

Капли пота скатывались по его бледному лицу; он стремительно дёргал ручки управления и, согласно с этими рывками, дёргался, изворачивался и погрузчик…

Но вот наступало мгновенье, когда юноша чувствовал, что сил больше не остаётся, что скоро он достигнет одну единственную ошибку и она окажется роковой.

И вот тогда он разворачивал погрузчик, и нёсся назад, продолжая увёртываться…

Никто не следил за этим местом, никому и в голову не могло прийти, что кто-нибудь из заключённых попытается бежать в этом месте…

День за днём увеличивал Эван дальность своего полёта по коридору — возрастало и его мастерство в управлении. Никто на шахтах не смог сравниться с ним в этом мастерстве, но никто до поры до времени и не знал об этом — ведь Эван тщательно скрывал и тренировки и мысли свои.

В этих мрачных, смрадных шахтах он снова стал таким, каким был во время жизни на своём родном мире. Там он был изгоем — оставался он изгоем и на шахтах, ни с кем не заводил знакомств, и почти всё время молчал.

Тем ни менее, его навыки пилота раскрылись при самых неожиданных обстоятельствах.

Тот день начался ничем не отлично от многих иных, предшествовавших ему дней. Эван проснулся в своей каменной коморке, поглотил ту еду и питьё, что и всегда (такая кормёжка не вызывала в нём даже отвращения — он попросту не замечал её). Затем прошёл к своему погрузчику, и начал летать по извилистым коридорам, принося из разных частей шахты чаны с рудой — скидывать эту руду в громадный котёл. Множество однообразных перелётов было совершено, а затем наполненный рудой котёл пополз к воротам.

Погрузчик Эвана летел следом за котлом, а из-за клубов пыли никто не мог его видеть. Другие погрузчики полетели на недолгий отдых…

И вот котёл подполз вплотную к воротам.

Раздался пронзительный вопль-скрип — один из многочисленных страшных звуков, которые полнили шахты и ворота распахнулись.

Эван до боли сжал рукояти управления. Сейчас ему предстояли тяжёлые, напряжённые мгновенья. Быть может, именно сейчас удастся вырваться на свободу? "Нет!" — остановил себя Эван. — "Здесь нельзя быть слишком поспешным. Я ещё не готов для того, чтобы преодолеть этот коридор до конца. Надо продолжать тренировки. Вот и сейчас — тренировка…"

Загораживая практически весь коридор, котёл пополз вперёд и вверх. Тут же засновали металлические клешни. Подождав, пока котёл отползёт подальше — Эван направил погрузчик за ним.

Если бы клешни двигались в некой определённой последовательности — это было бы легче — Эван бы выучил такую последовательность. Но они двигались беспорядочно.

И не было времени, чтобы поворачивать голову, — краем глаза Эван замечал движение, и тут же направлял погрузчик в другую сторону. Но и с той, другой стороны неслась на него клешня — он ускорял движение вперёд, а спереди — ещё несколько острых, и, как казалось — направленных прямо в его лицо клешней. Он дёргал погрузчик назад, снова изворачивался, проскальзывал в щели, в которые, как казалось, невозможно было проскользнуть — и всё же медленно продвигался вперёд, следом за котлом.

И вот тогда случилось нечто непредвиденное.

Одна из клешней сделала неточное движение, и задела за край котла. В результате котёл слегка накренился. Но и этого лёгкого крена было достаточно. Теперь, продвигаясь вперёд, котёл царапал стены, сыпались искры, ну а скрежет поднялся такой, что можно было оглохнуть. Эван не оглох, но у него заложило в ушах…

Котёл замедлял своё движение, клешни слепо били в него, расцарапывали его толстые бока, и сами от этих сильных ударов изгибались, исступлённо молотили по конвейерам. Всё больше летело искр, кусков разодранного железа, кое-где прорывались и языки пламени.

Эван чувствовал, что вот-вот случится катастрофа. Погибнет не только котёл и все эти клешни с конвейерами, но и он сам.

Он видел, что железный брус впился в бок котла, и, чем дальше котёл продвигался вперёд — тем сильнее давил в него. Котёл вот-вот должен был перевернуться. И тогда бы окончательно смятыми оказались бы и клешни и конвейеры. А потом последовал бы взрыв…

Надо было остановить это.

И Эван рванул погрузчик вперёд — ударил крылом в тот железный брус. Брус отлетел в сторону, но и погрузчик согнулся, в лицо Эвана ударили жаркие искры и клубы едкого дыма. И понял юноша, что уже не сможет вернуться.

Всё же он ещё вывернул погрузчик на боковой, изломанный конвейер. К нему поползла дрожащая, тяжёлая клешня.

"Это всё. Как нелепо" — подумал Эван, и потерял сознание.

Клешня остановилась в метре над сломанным погрузчиком. Воцарилась тишина…

Эван открыл глаза и обнаружил, что он лежит в светлой, просторной палате. Воздух был блаженно-свежим, а ещё вместо скрипов да гула в воздухе разливались приятные, мелодичные, правда едва слышимые звуки. Эван приподнялся, и понял, что тело его совсем не болит — он может свободно двигаться. На столике, возле его мягкой кровати стоял кувшин, и из кувшина выглядывали цветы с синими и зелёными, крупными лепестками.

Не прошло и полуминуты, а полупрозрачная дверь распахнулась, и на пороге предстал доктор и медсестра в белоснежных халатах, а также — мужчина с рыжими, густыми усами, облачённый в солидный костюм с галстуком. И Эван задал вполне естественный в его положении вопрос:

— Где я?

Медсестра неожиданно мягко, приветливо улыбнулась, и мурлычущим голосом ответила:

— В больнице.

Доктор добавил:

— Мы вас уже вполне вылечили и вы готовы к нормальной жизнедеятельности.

Ну а облачённый в солидный костюм усатый мужчина ошарашил Эвана:

— Вы — герой.

И Эван растерялся, спросил:

— Почему же я герой.

Мужчина протянул Эвану газету (что такое газеты Эван узнал ещё на водном мире у Эльзара), и проговорил:

— Читайте, читайте. Здесь правдиво описан ваш подвиг…

Это была пятая, предпоследняя страница газеты. Нижнюю правую четверть занимала статья с заголовком: "Предотвращена крупная авария на правительственных шахтах". Ниже шрифтом поменьше, но всё же жирным было напечатано: "В результате преступной халатности работников правительственной шахты N5 «Прогресс» произошла авария на конвейере у погрузочного чана N17. Взрыв, повлёкший бы за собой значительную поломку дорогостоящего оборудования и человеческие жизни не произошёл только благодарю оперативным, героическим действиям капрала Антана Кстона, и заключенного-перебежчика Эвана.