Лучше всего было чем-нибудь занять девушку. Она кивнула и дрожащими пальцами стала расстегивать блузку, придерживая ее на груди другой рукой.

Осторожно, чтобы не смутить, Матт открыл шею ровно настолько, насколько требовалось. Неожиданно она расплакалась, мучительные рыдания сотрясли все тело. Он сжал ей плечо и взял за здоровую руку, но она никак не могла успокоиться.

— Я не в силах была помешать ему, — судорожно всхлипывая, пожаловалась она. — Я не видела, не знала, что делать.

Слезы ручьем текли по ее лицу. Она была сломлена.

— Я даже сейчас не могу помочь вам… — горе переливалось через край.

Он попытался успокоить ее, как маленькую девочку:

— Все уже прошло. Больше никто вас не обидит. Но она расплакалась еще горше:

— Я не могу ничего сделать. Я не могу… Нельзя же быть такой беспомощной, — причитала она.

Через несколько минут Линна успокоилась, и Матт, достав из кармана ее юбки носовой платок, стал вытирать ей слезы.

— Простите, — сказала Линна срывающимся голосом, пытаясь взять себя в руки. — Все уже в порядке.

Она тяжело вздохнула и принялась объяснять ему свое состояние:

— Это все потому, что такого ужаса я не испытывала… — она остановилась, чтобы сделать глубокий вздох — …с тех пор, как узнала, что никогда уже не буду видеть, — тихим голосом закончила, она.

Матт не знал, что ответить. Он не мог отвести взгляд от, ее заплаканного лица, от глаз, чистых и красивых, но совершенно безжизненных. Он совершенно не разбирался в таких болезнях, как слепота, но ее огромные серые зрачки, оставаясь неподвижными, не расширялись и не сужались, а, замерев смотрели куда-то вперед, свидетельствуя, что прежде она видела.

— Как это, должно быть, страшно — потерять зрение, — сказал Матт, машинально произнеся вслух то, о чем подумал.

Линна закивала головой, и движение причинило ей боль, она тихонько застонала. Он снова взглянул на порез на шее. Из него текла кровь и нужно было как-то остановить ее. Не забывая, что находится с ней наедине, он осторожно отвернул касавшийся раны и промокший от крови ворот блузки и, собрав волосы с шеи, приподнял их, чтобы не мешали.

— Подержите вот так.

Она подняла руку и накрыла своей ладонью его ладонь, удерживавшую волосы. Теперь Линна немного успокоилась и могла ему помочь. Когда рука Матта выскользнула из-под ее руки, он вдруг почувствовал, что это прикосновение взволновало его — такого он еще ни разу не испытывал за те годы, что ему приходилось оказывать помощь пострадвшим на улице. Он приписал это своей крайней усталости и продолжил обследовать порез. Оказание первой помощи раненым гражданам, как мужчинам, так и женщинам, было обычным для него делом. Мысли Матта закрутились вокруг событий прошлых лет, унося его из этой комнаты. Он и раньше имел дело со слепыми. Ему встречались действительно незрячие люди, встречались и прикидывавшиеся слепыми мошенники. Молодые и старые. Честные люди и преступники. Были среди них и наркоманы. Кого только не довелось ему повидать на своем веку! «Все вполне объяснимо, — решил он. — Совершенно естественно. Ты чертовски переутомился, и тот факт, что она беспомощна и не может запретить смотреть на себя, когда ты этого захочешь, играет твоим воображением».

С предельной осторожностью он сдвинул дорогую ткань кофточки немного вниз, чтобы промыть рану — на полдюйма ниже той тонкой линии, где загар на шее переходил в бледно-молочный цвет спины, редко бывавшей открытой солнцу. Порез был довольно-таки серьезным и, вероятно, причинял ей ужасную боль. Когда рана заживет, на коже наверняка останется шрам. Она вздрагивала всем телом каждый раз, когда он смачивал свежую рану спиртом. Сжав зубы, Матт заставлял себя продолжать промывать рану, чувствуя, как напряженно закололо иголками кожу его собственной шеи.

Когда ему оставалось совсем немного, несколько прядей волос выскользнули из ее ладони и упали на шею, и она стала подбирать их поврежденной рукой. На этот раз предупредив, он подул, чтобы рана побыстрее подсохла, Линна поежилась от боли и нервно рассмеялась. Матт стал торопливо накладывать повязку, чтобы она смогла, наконец, опустить руки. Бинт ложился крест-накрест: со смуглого загара на молочную белизну, с молочной белизны на смуглый загар.

— Ну вот, пока не приедет врач, пусть останется так.

— Спасибо, — она с явным облегчением опустила затекшие руки на колени. — Спасибо за вашу заботу. Мне просто повезло, что вы тогда проезжали мимо.

— Мне только хотелось бы оказаться там на несколько минут раньше.

Она снова рассмеялась, и на этот раз ее смех закончился нервными всхлипами:

— Я бы тоже этого хотела.

В ярком дневном свете темно-коричневые шелковистые волосы девушки отливали красноватым золотом.

— Будьте добры, не двигайтесь, — попросил он, и пока она сидела, застыв словно камень, Матт, стараясь не сделать больно, выпутывал из ее волос застрявший в них листок ежевики.

Справившись наконец с упрямцем, он положил листок ей на ладонь.

Йод закончился, и Матт, приподняв правую руку Линны, стал спиртом смазывать всю внутреннюю поверхность предплечья, до самого локтя покрытую мелкими ссадинами. На лице девушки было выражение смиренной покорности, и, кроме коротких судорожных вздохов, она не проронила ни звука.

Она была на удивление стойкой. Матт видел, как взрослые мужчины раскисали, оказавшись в подобной ситуации. А она такая хрупкая. И ничего не видит. А он послан сюда для выполнения специального задания на короткий срок. Он отбросил эти мысли прочь.

Наконец послышался слабый вой сирены. Матт заметил, как от этого звука настороженно напряглось тело девушки. Они будут здесь через две минуты, прикинул он, и почувствовал, что одновременно с глубоким облегчением у него в душе зашевелилось сожаление. Полицейская машина уже подъезжала к дому.

Ко всем его чувствам примешивалось еще и сознание собственной вины. Матт не помнил ни номеров подозреваемого голубого седана, ни ее водителя, ни какой бы то ни было особой приметы, которую он мог бы сообщить своим коллегам-полицейским. Несомненно, немного позже он детально восстановит эту сцену в памяти. Так всегда бывает. Он видел того парня, и его подсознание выдаст ему подробную картину. Но позже. Если бы этот ублюдок знал, что ему надо делать, то немедленно уехал бы из страны.