«Я могла войти в долю с Мэйдлин, обставлять и реставрировать в партнерстве с ней старые дома, а Линда занималась бы покупкой на распродажах домов. Какая бы у них втроем была команда! Особенно если бы они соединили „Коллекцию“ и „Амбассадор“ и имели в своем распоряжении возможность выбирать лучшие предметы искусства и антиквариата на двух континентах».

У нее с Гартом будут деньги от продажи этого дома на Кэдоган-сквер, и она заманит в Америку миссис Тиркелл. Тогда они смогут путешествовать: в Лондон, в Париж, где часть времени будут жить Габи и Брукс, даже в Рио, повидать Александру и увидеть, наконец, этих индейцев гуарани. Они смогли бы сочетать вихрь ее лондонской светской жизни с семейной и общественной жизнью, которая так ей нравилась в Эванстоне. Они смогли бы это себе позволить. Они могли бы даже отремонтировать и благоустроить дом. По крайней мере, покрасить спальни. И она могла бы купить Гарту кожаный пиджак, к которому он присматривался у Марка Шейла, когда они как-то бродили вместе по его магазину.

Пиджак. Сложить вещи. Ей надо собираться. Достав из шкафа маленький чемоданчик и косметичку, она начала перебирать свою одежду, чтобы решить, что брать в Афины. Но каждое платье означало веселье и людей, смех, огни, и, проведя по ним рукой, она поняла, что не сможет этого сделать. Пока нет. Не сейчас, когда Гарт все еще часть ее, такой реальный, что казалось, она может дотронуться до него, коснуться его лица, приложить губы к его губам; такая глубочайшая и неотъемлемая часть ее личности, что все, к чему она стремилась, это сказать ему, что она его любит и хочет быть с ним до конца своих дней… Только с ним и ни с кем больше.

Она позвонила Дмитрию и сказала, что не может ехать. Может быть, в другой раз, возможно, у них есть будущее. Она этого не знает. Она услышала разочарование в его голосе и поняла, что это несправедливо. Что бы она ни сделала, она причиняла ему боль. Возможно, ей следовало просто сидеть в своей комнате и постепенно затеряться. Тогда они уйдут обе. Сабрина и Стефания Хартуэлл: вместе выросли, позже поменялись местами, еще позже исчезли.

Она помешала угли в камине, подложила еще полено и снова вернулась на кушетку и укрыла колени. Ее мечты все еще были там, в этом пламени, ярче, чем когда бы то ни было. «Они не уходят, — подумала она. — Они даже не слабеют. Проходят дни и недели, звонит телефон, и приходят подарки от двух любящих детей. Дни проходят, люди проходят через нашу жизнь, а сны остаются, живые и яркие».

Она услышала, как по лестнице поднимается миссис Тиркелл. «Время ленча, — подумала она. — Потом я поработаю. Я взяла с собой столько работы из „Амбассадора“: нужно просмотреть каталоги, изучить расходные книги, ответить на письма. Достаточно работы, чтобы заполнить все дни праздников. Если я сосредоточусь, то смогу забыть обо всем, по крайней мере, на некоторое время».

Миссис Тиркелл постучалась и появилась в дверях, задыхающаяся, красная и сияющая.

— Леди, тут к вам посетитель… Но не успела она закончить, как в комнату ворвался Гарт. Его лицо светилось любовью.

С криком Сабрина вскочила на ноги, но Гарт остановился в нерешительности и посмотрел через всю комнату ей в глаза, в памяти звучали их яростные последние слова. Сабрина протянула к нему руки, еле слышно шепча:

— Я мечтала о тебе… все время…

И как будто эти слова освободили его. Он вдруг оказался рядом с ней, поймал ее в объятия, крепко прижал к себе. Ее щека лежала у него на груди, на сердце. Как сквозь сон она услышала, как вышла из комнаты миссис Тиркелл, а затем слышала только, как отчаянно бьется сердце Гарта, его дыхание на своих волосах и его голос шепчет:

— Моя любовь, дорогая моя, любимая, все эти бесконечные, пустые дни без тебя… Она шевельнулась в его объятиях, подняла к нему лицо, и ее губы встретились с его губами. Сквозь опущенные веки она видела оранжевое пламя камина, ощущала сырой запах его шерстяного пальто и кончиками пальцев чувствовала капли дождя на его волосах.

— Это по-настоящему, это больше не сон… никогда больше…

Гарт ощущал под своими ладонями ее хрупкие плечи, вдыхал аромат шелковистой кожи, много месяцев преследующий его. Где-то в самой глубине себя он почувствовал, как уходит болезненное беспокойство: он добрался до дома.

— Да, — выдохнула она, как если бы он произнес эти слова вслух, и открыла глаза навстречу его взгляду, темному и напряженному, — твое место… Но пока еще нет. Мы еще не… — Она положила ладони ему на грудь и слегка отодвинулась. — Гарт, мы не поговорили… столько не докончено…

— Нет, моя любовь. — Он поцеловал ее глаза, губы, ямочку у горла.

— Не недокончено. Начато. И не со лжи, с правды, которую ты мне рассказала.

— Правда?! Я обманывала тебя…

— Бессовестно. Но разве ты обманывала меня относительно своих чувств к Пенни и Клиффу? Или ко мне? Или к нашей совместной жизни?

Она потрясла головой:

— Но за всем этим…

— …стояла любовь. Дорогая моя, ты своими руками создала наш брак, ты сделала нас семьей. В этом правда, которую ты нам дала. За исключением… — Он слегка рассмеялся. — Это не совсем, правда. Дорогая моя, любимая, я хочу жениться на тебе, хочу забрать тебя домой, соединить воедино прошлую жизнь и настоящую.

Она взяла в ладони его лицо, заглянула в глаза, пытаясь найти в них горечь и боль их последней встречи. Но все это ушло, Гарт отрешился от них, и в глазах его была только ласковая теплота той поры, когда они безудержно любили друг друга. Тогда она поцеловала его долгим медленным поцелуем, вверяя ему свое сердце, свою руку, свою любовь. Рука Гарта сжалась, обнимая ее, ладонь легла ей на грудь.

— Сердце мое… — тихо выдохнула она. Стон поднимался в ее горле, тело вжалось в его тело, как бы уже принимая его в себя. Вместе повернулись они к постели.

— Ой… подожди. — Она откинула голову. — Мы забыли… что ты сказал Пенни и Клиффу? Гарт посмотрел в ее сияющее лицо, в глаза, сверкающие предвкушением, и понял, что его глаза выражают то же самое. Все мечты сбывались сразу сейчас.

— Что я постараюсь привезти тебя домой, — сказал он.

— Они у Вивьен? Он кивнул, его любовь к ней была так сильна, что заставляла его дрожать, перехватывала горло.

Сабрина взяла трубку, набрала номер и, когда Вивьен ответила, устроилась поудобнее в окружении рук Гарта.

— Вивьен, — сказала она, — это Стефания. Можно мне поговорить с моими детьми и сказать, что я еду домой?