— Прости меня, — сказала она дочери, — но с твоей стороны говорить со мной так…

— Она не хотела тебя оскорбить, — быстро проговорила Стефания, — но мы не хотим от вас уезжать.

— Нет, я имела в виду именно то, что сказала, — ответила Сабрина. — И я хочу уехать. Я не хочу оставаться с людьми, которым я не нужна.

Глаза Лауры вспыхнули, но она старалась говорить мягко и с чувством:

— Конечно же, ты нужна нам, мы будем скучать без вас. Но мы не можем отказаться от назначения. Алжир — город, где все еще продолжаются беспорядки, подходящей школы там нет…

— Ничего, все нормально, — продолжала Сабрина. — Я все понимаю. — У нее даже заболел живот от того, как она ненавидела мать в этот момент и отца тоже, который смотрел в окно, как будто его ничего не касалось. — Судя по тому, что мы слышали, в Швейцарии прекрасная школа. Мы там хорошо проведем время, не так ли, Стефания? Я полагаю, нам нужно больше практиковаться во французском. Мы должны начать прямо сейчас. Стефания, не хочешь ли подняться со мной наверх позаниматься французским?

Возникла долгая пауза. Семья Хартуэллов сидела неподвижно за обеденным столом в своем прекрасном парижском доме. Потом все тяжело вздохнули, затем Сабрина встала, за ней Стефания, и они обе пошли наверх, чтобы быть вместе.

Точно в 22.00 двери из красного дерева в главном бальном зале гостиницы «Женева» распахнулись, и показался венецианский дворец, сделанный из папье-маше и красочно оформленный. Мраморные колонны поддерживали раскрашенный потолок, арочные окна выходили на нарисованные каналы с гондолами и гондольерами. На лакированном полу бального зала по кругу были расставлены столы. На каждом были орхидеи и столовые приборы — фарфор и серебро. Как только двери зала открылись, он превратился в калейдоскоп из четырехсот юных лиц в смокингах и бальных платьях, собравшихся на свой выпускной бал.

Они пришли из десяти избранных мужских и женских школ, расположенных на берегу Женевского озера, и они знали друг друга многие годы по различным событиям светской жизни, поездкам в великие столицы Европы и на спортивные состязания. Только что, утром этого дня, они участвовали в соревнованиях ежегодного спортивного фестиваля Женевского озера, последний раз использовали шансы завоевать призы для своих школ. Их имена были выгравированы на бронзе и серебре за победы в стрельбе из лука, парусном спорте, хоккею на траве, плавании, верховой езде и футбольных состязаниях. С утра до полудня молодежь боролась, их кожа покрыта пылью и потом, мускулы охвачены жаждой победы. Теперь — вылощенные и мудрые — они тоже участвовали в своего рода спортивном состязании. Предполагалось, что среди молодежи возможны брачные союзы.

Стефания в облаке лимонно-желтого шифона, с волосами, ниспадавшими тяжелыми волнами ей на спину, сидела в золоченом кресле за одним столом с Деной и Анни, ожидая, когда подойдет Сабрина. Она должна была поговорить с ней. Так много всего произошло, столько разных чувств плясало внутри нее, и ни с кем другим она не хотела делиться ими, даже со своими близкими подругами.

Не то, что она нуждалась в Сабрине так, как привыкла в прошлом. Теперь у них была разная жизнь, разные друзья. С самого начала, когда они только прибыли на холм с берега Женевского озера, они держались вместе, рассматривая дорогу, которая пробиралась среди виноградников. На вершине холма девочки прошли через железные ворота в парк, и подошли к квадратному каменному замку. Это и был «Институт Джульетт». Стефания была размещена в комнате на четвертом этаже вместе с Деной Кардозо, а Сабрина — на третьем, с Габриэль де Мартель. Там они жили и учились вместе со ста двадцатью другими юными леди целых три года. Они никогда не жили так долго на одном месте.

Раньше Сабрина и Стефания все время проводили вместе. В швейцарской же школе жизнь изменилась. Они вместе посещали занятия по изобразительному искусству, обе вошли в спортивную команду по хоккею на траве, но в первый же год пребывания в школе Сабрина предпочла заняться парусным спортом, стала капитаном команды, под ее руководством команда завоевала первые места в четырех гонках. Стефания же занималась бегом с препятствиями и вместе с Деной и Анни Макгрегор принесла школе четыре приза.

Сестры учились и занимались спортом в различных группах, но они всегда чувствовали присутствие друг друга. Они также обедали вместе или встречались по праздникам, гуляя отдельно от всех.

— Эй, — сказала Дена, после того как официант наполнил их бокалы шампанским. — Ты опять задремала. Очнись. Я хочу предложить тост. — Она подняла бокал. — За наш колледж, черт его подери.

— Не глупи, Дена, — прервала ее Стефания, перестав искать глазами Сабрину. — Ты же не хочешь оставаться в средней школе.

— Я хочу, чтобы вы были моими подругами по комнате.

— Тогда поехали с нами в Париж.

— Вы поступите в Брин-Мор вместе.

— Я хочу в Париж, Дена, в Сорбонну.

— Ваши родители решили отправить вас в Брин-Мор.

— А мы настроились учиться в Сорбонне. Должны же они понять, что мы все равно своего добьемся. Дена удивленно подняла брови:

— Круто сказано.

Стефания покачала головой. Сабрина решила все уладить сама. Она расскажет об их планах родителям и настоит на своем, даже если придется жить на свои собственные деньги, завещанные дедушкой. Лаура и Гордон хотели, чтобы девочки поехали в Брин-Мор, потому что Лаура когда-то училась там и к тому же для девочек настало время пожить в Америке. Но Сабрина и Стефания хотели в Париж. Все эти годы они мечтали об этом.

— Ты не видела Сабрину? — нетерпеливо спросила Стефания. Скоро начнутся танцы, и у них уже не будет возможности поговорить.

— Не видела с хоккейного матча, — ответила Анни. — Но там был твой Чарльз. — Она сделала паузу. — У него очень приятное лицо. — Она замолчала в надежде, что Стефания доверит ей свои тайны. Но поскольку она продолжала молчать, Анни спросила напрямик: — Куда ты отправилась днем после матча?

— На прогулку, — сказала Стефания, глядя на Чарльза, сидевшего вместе с ребятами из своего класса. Она чувствовала, как его тонкое, красивое лицо улыбается друзьям, точно так же, как оно улыбалось ей, когда он провожал ее после проигранного матча.

Они с Чарльзом отправились обедать в Лозанну. В маленьком кафе с красными столиками и белыми занавесками они были совсем одни, без учителей-соглядатаев. Стефания поплакала немного о проигрыше.

— Я слишком робкая, — сказала она сквозь слезы. — Бросаю все силы на одну атаку, чтобы заработать очко. Не знаю почему. Сабрина смогла бы…

Но Чарльз заверил ее, что она замечательная, грациозная и прекрасная.

— Всем известно, что техника и мастерство важнее, чем сила, — заявил он. — Тебе и не нужно быть агрессивной. Вспомни, как тебя приветствовали. — Он говорил еще и еще, пока всхлипывания Стефании не прекратились и она стала чувствовать себя не так уж безнадежно. Она склонилась к нему, счастливая и доверчивая, думая, что влюбилась. Его голос изменился. Стефания понимала, что Чарльз попытается предложить ей дойти в маленькую гостиницу, но для него это было впервые, и он никак не мог решиться. А Стефания, такая же неопытная, как он, не знала, как ему помочь. Во время своих разговоров о сексе с подругами они целыми часами обсуждали, как сказать «да» или «нет», но никто не заикался о том, как самой проявить инициативу.

Теперь, глядя на него сквозь толпу выпускников в бальном зале, Стефания вспомнила его руку, обнимающую ее за талию, когда они часами разговаривали и втайне думали о гостинице по соседству. «Я люблю Чарльза», — подумала она и улыбнулась своим мыслям.

— Ах, — продолжала Анни, — хорошая была прогулочка. — Но Стефания молчала. Единственной, с кем она могла поговорить о Чарльзе, была Сабрина. Но Сабрины нигде не было видно.

Под музыку вышли директора Объединенных школ, которых встретили аплодисментами. Оркестр сыграл традиционные школьные гимны и наконец-то первый вальс. Огни медленно погасли, и синяя вечерняя мгла осветилась сотнями свечей, мерцавшими как маленькие звездочки. Бальный зал пришел в движение, и молодые люди толпились возле Стефании, приглашая ее то на один танец, то на другой. Она задумчиво скользила глазами по залу, мечтая о Чарльзе.