— Я перезвоню тебе, — сказала Сабрина. — В выходные.

— Нет! — слабея, донесся голос Стефании. — Меня не будет в стране.

— Тогда в понедельник, — предложила Сабрина и добавила: — Не бери в голову Антонио.

Что бы там с ним ни было, все это сейчас казалось Сабрине бесконечно далеким и несущественным.

В выходные она вообще забыла об этом звонке. Незаметно для себя она полностью погрузилась в новую жизнь и семейные заботы. Она с Гартом работала по дому, во дворе, иногда прибегала к помощи детей. Они разговаривали о разных семейных делах. Сабрина вновь стала готовить еду, выбирая наиболее интересные рецепты из кулинарной книги своей сестры. Она не могла не внести кое-каких дополнений лично от себя. И дошло до того, что в воскресенье вечером, за чашкой кофе после ужина, Гарт сказал ей, что она с одной сломанной рукой готовит гораздо лучше, чем большинство шеф-поваров с двумя здоровыми.

Он даже и подозревать не мог, как приятно ей было слышать эти слова в свой адрес. От него…

Сабрина подумала об этом, когда они с Гартом остались одни в гостиной. Сначала они смотрели какое-то шоу по телевизору, затем сели рядышком и стали читать. Дом медленно погружался в тишину. Слабо доносилась магнитофонная музыка. Сабрина подняла глаза от книги и увидела, что Гарт смотрит на нее. Они улыбнулись друг другу. Казалось, что кроме них никто в этом мире уже не бодрствует. Чтобы не показать своего смущения, она вновь вернулась к книжным страницам. В полночь Гарт объявил, что идет спать.

— Завтра рано утром у меня встреча с вице-президентом.

А чуть позже, когда Сабрина погасила в гостиной свет и поднялась в спальню, она обнаружила его лежащим на краю супружеской кровати. Затаив дыхание, стараясь стать невесомой и невидимой, она на цыпочках пробралась к другому концу постели, тихо разделась и легла. Он не шевельнулся. Дыхание его было ровным и глубоким. Она не могла понять, спит он или нет.

В понедельник Гарт предложил ей еще несколько дней не ходить на работу.

— Я позвоню Тэду и обо всем договорюсь, — сказал он, и она согласно кивнула.

«Трусиха, — подумала Сабрина через пять минут. — Все равно рано или поздно придется туда идти». Впрочем, некоторые вещи уже нельзя было больше откладывать. В частности, учительница Пенни уже не в первый раз вызывала ее для разговора. В понедельник, после обеда, Сабрина, наконец, решилась и пошла в школу. Стефания описывала эту женщину, одним словом: «Пугающая». Бросив первый взгляд на учительницу с безупречно прилизанными седоватыми волосами, твердым ртом и негнущейся шеей, Сабрина поняла свою сестру.

— Присаживайтесь, миссис Андерсен. Пенни рассказы вала мне о вашей беде. Очень сочувствую. Как рука?

— Думаю, скоро все будет в порядке.

— Рада за вас. Хотя вряд ли человек может знать наверняка, что творится у него под гипсовой повязкой. Остается только надеяться на лучшее. Миссис Андерсен… Я уже говорила вам в прошлом году, что очень рада успехам вашей дочери, говорю вам это и сейчас. Она прелестный ребенок и хорошая ученица. Однако ей недостает скромности. У девочки слишком сильно развито самомнение. Она излишне своенравна. Вы, несомненно, замечали это за ней. Сабрина спокойным взглядом смерила миссис Кейзи.

— Своенравна, — задумчиво повторила она.

— Она чересчур уверена в себе. Разумеется, я понимаю, что в ее возрасте это неудивительно, но она… Слишком выделяется. Она признает только свое мнение. На мой взгляд, вам, как матери, необходимо немного поработать в этом направлении.

— В каком конкретно? — заинтересованно спросила Сабрина.

— Она должна научиться покорности. Без этого, миссис Андерсен, дети становятся неконтролируемыми. Пенни должна научиться уважать старших, знать свое месте если угодно. Она еще ребенок, и ее время придет, но пока что… Взрослые знают жизнь лучше, чем дети, — это неопровержимая истина. Если дети вдруг будут считать, что их мнение равноценно нашему, как, спрошу я вас, мы можем держать их в руках? Как мы можем учить их? Вы, конечно же, все это хорошо понимаете. И я бы не вызвала вас, если бы в последнее время Пенни не стала особенно непреклоной… Я ценю в детях независимость, но до известных пределов, миссис Андерсен. И я не поощряю, когда дети со всем распускаются.

Сабрина нетерпеливо кивнула.

— Это как-то связано с кукольным представлением?

— Хороший пример. В пьесе драматически описывается покорение Дикого Запада, мексиканская война, золотая лихорадка. Это представление не игра, а элемент учебной программы. Весной я удовлетворила просьбу Пенни о подготовке ею кукольных костюмов. Когда этой осенью у нас в школе начались занятия, у нее уже имелся в распоряжении полный набор эскизов. Она продемонстрировала завидную творческую энергию в работе над ними. Но… когда я указала на некоторые недостатки и предложила их исправить, Пенни заспорила со мной. Когда же я повторила свою просьбу, она наотрез отказалась вносить какие-либо исправления, заявив, что это ее проект и ее идея. Естественно, вы меня понимаете, что я так дела не оставила. Или в классе чувствуется авторитет старшего, или начинается хаос. Я перепоручила сделать костюмы Барбаре Гудман, которая…

— Не поговорив предварительно с Пенни?

— Ах да! Признаю, в этом моя ошибка. Я хотела предупредить ее, но что-то произошло в школе, и на следующий день это как-то вылетело из головы. Я понимаю, она обиделась. Я обязательно принесу ей свои извинения. Для детей является хорошим примером, когда взрослые извиняются перед ними за допущенные ошибки. Но не будем забывать, что если бы Пенни согласилась с моими замечаниями и доработала костюмы, никто не перепоручил бы это другой девочке.

— Миссис Кейзи…

В первый раз за все время разговора учительница взглянула прямо в глаза Сабрине. И увидела в них ледяной блеск.

— Миссис Андерсен, это рядовой случай. Не стоит придавать ему большое значение…

— Прошу вас выслушать меня. Теперь наступила моя очередь, — сказала Сабрина и сделала долгую паузу, что бы учительница до конца уяснила ее слова и как следует приготовилась… — Вы тиран, — очаровательно улыбнувшись, проговорила Сабрина. — И как всякий тиран, вы хорошо умеете рассуждать об авторитете старших и о железном порядке в классе. И о том, что дети должны знать свое место. — Она была так разгневана, что голос ее слегка подрагивал. Впрочем, ей тут же удалось справиться с эмоциями, и она продолжала ровным и спокойным тоном: — Если бы вы работали с такими принципами во взрослом коллективе, все было бы нормально. Взрослые есть взрослые. Они и сами в случае чего могут напомнить вам ваше место. Но вы командуете шестиклассниками. Детьми, которые еще не умеют защищаться и не могут противостоять вам в ваших попытках лишить их независимости и уверенности в себе.

— Вы не можете говорить со мной в таком…

— Вы получаете зарплату из моих налогов, миссис Кейзи. По сути, вы работаете на меня. И прошу вас, дайте мне закончить. Я являюсь матерью Пенни и поэтому делаю и впредь буду делать все, чтобы моей дочери было уютно жить в этом мире. Вы слышите? Я хочу, чтобы она была уверена в себе и своих силах, что позволяло бы ей совершать самостоятельные поступки и иметь свою точку зрения. И без стыда, конечно, просить у окружающих помощь, если она ей будет необходима. Я не позволю вам командовать ею. Вот вы говорили, что необходимо поработать не много «в этом направлении». Работайте в том направлении, в каком вам угодно, но если это будет подавлять мою дочь, берегитесь!

— Да как вы смеете…

— Я еще не закончила. Предлагаю вам два выхода из ситуации. Я могу устроить, чтобы Пенни перевели в параллельный класс, дав понятные объяснения мотивов своего поступка вашему начальству. Или я позволю Пенни остаться в вашем классе, если вы убедите меня в том, что отныне сосредоточитесь исключительно на воспитании и обучении детей.

Миссис Кейзи молчала, вдавив руки в колени. На ее каменной шее пульсировала тонкая жилка. Голова с седыми локонами чуть подрагивала, как большой цветок на слабом стебле.