Нервы у неё не выдержали:

-- Ах! Нет! Нет!

Панический рывок был рефлекторно погашен моим захватом. Придавил костлявый крестец. Ну, какой попался. Даже с некоторым избытком. Ну, извини. Она взвизгнула напоследок, ощущая наше несколько изменившееся... взаимное положение в пространстве.

"Проникновенье наше по планете
Особенно заметно вдалеке...".

А ощутимо - вблизи. Что может более "близко", чем "внутри"?

Интересно - а что они чувствуют? С той стороны? "На том конце замедленного жеста"?

У нас тут "жест"... ну очень замедленный. Я бы назвал его "проникновенным". Но это - мания величия. Полу-проникновенный - максимум.

С жалостливым выражением она начала проситься:

-- Отпусти. Пожалуйста. Он у тебя... такой большой. Твёрдый. Не влезет. Порвёшь меня.

-- Ты жмёшься. С испуга. Потому и больно. Я ж тебе говорил - не бойся. Не спеши, растянешься. Ты же баба, у тебя внутри человека целиком можно поместить. Перед рождением его. Расслабься. Отпусти себя. Отдайся. В волю мою. И всё будет хорошо.

Ну, типа - "да". Женский оргазм возможен только при полном отключении женских мозгов. У мужчин... мозги-то работают. Но уже мало чем управляют.

Несколько мгновений она непонимающе смотрела на меня, выбирая: то ли - расплакаться, то ли - драться, то ли - смириться. Вариант "добросовестное сотрудничество" даже не рассматривался. Потом закрыла глаза и, полагая, очевидно, что я её не вижу, поскольку она не видит меня, начала гримасничать, выражая свои ощущения и опасения, на каждом миллиметре своего сползания по мне. Или - моего проникновения в неё. Что, в данной конкретной геометрии - жёстко взаимосвязанные процессы. Насколько жёстко - сам чувствую.

Придётся Ипаю немелкий счёт выкатить. За предэксплутационную подготовку, обкатку и растяжку...

"Бонус от фирмы - скрытый тюнинг".

Она оперлась руками мне в грудь. Потом решила, видимо, что такая поза символизирует слишком большое её соучастие в происходящем - переставила ладошки на ткань коврика по обе стороны. И замерла. Уткнувшись носом мне в кость грудины. Почти не дыша. С плотно сжатыми веками.

Нашла чего-то? Услыхала? - Там, кроме стука моего сердца, ничего нет. Может, унюхала? - Так я, вроде, только что помытый...

Как-то мне это становится... скучно.

-- Ты так спать собралась? Елозить-то когда будешь? А то баня выстынет.

Она понимала моё неудовольство, но совершенно не представляла своих возможных действий. Пришлось снова ухватить её за подбородок и, потихоньку поднимая над собой, привести к более вертикальному положению. Где она и замерла. Хлопая глазами, не видя меня - вся в себе.

Даже знаю где конкретно.

Что-то мне такое... "долговременное полупогружённое" состояние - удовольствия не доставляет.

"Ни - тпру, ни - ну", "ни богу - свечка, ни чёрту - кочерга" - русский фольк даёт массу описаний подобного. Не могу сказать, что "полупогружённость" есть основная форма пребывания русской нации... в разных областях деятельности... но, явно, встречалась часто - фольк фиксирует типовые ситуации.

Ещё: "ни - два, ни - полтора". Но здесь другой случай - ещё и "одного" нет.

Мне, как прогрессору-попандопуле, надлежит негативные типичные явления - изживать. Что я и сделал. Конкретно - двинул тазом. Своим, а не банным, если кто так подумали. А то надоела такая... "ни жива, ни мертва".

Она вскрикнула и снова "пала мне на грудь".

-- Не надо! Пожалуйста! Больно. Режет внутри... будто ножом по живому.

Вот оно - многообразие жизни!

В Сарове мужички с мертвецов горелых блестяшки сымают, на Дятловых горах кирпичники затылки вокруг печек чешут, а я тут, в который раз, оглаживаю девку по спинке. И благостно увещеваю:

-- Ты - глупая бестолковая дура. Тебе по-хорошему говорят. А ты доброго слова не слышишь, не разумеешь. Я тебе толкую: ты в лапах Зверя Лютого. Спасения какого, защиты - тебе ждать неоткуда. Всё. Ты одна. Вот как есть. Голая, слабая, бессильная. Что ж тебе делать? - Понять. Осознать. Почувствовать. Безысходность, безвыходность, безнадёжность. И измениться. В себе. Внутри себя. Все твои "хорошо" и "плохо" - здесь.

Я постучал пальцем по её маковке, торчащей у меня перед носом.

-- Здесь - между ушами.

Она перестала хныкать, кажется - слушала.

-- Я, Воевода Всеволжский, дал тебе волю. Не под себя положил, как нормальный бы мужик сделал, а на себя возложил. Да у всех баб на "Святой Руси" такой воли нету! Ты бы на лавке лежала да шевельнуться не могла! Даже вздохнуть - только по разрешению, ежели тушка на тебе приподнимется. А тут: дыши - не хочу. Быстрее или, там, глубже - сама, по своему желанию. В смысле - дышать. Но надо же и честь знать. Потрудится. Хоть бы в благодарность за такую милость. А ты - дура. Жмёшься, давишься. Ни себе, ни людям. Страх твой - тут, между ушами. Страх глупый, бессмысленный. Убежать, спрятаться, остановить меня - ты не можешь. Так чего ж ты боишься?

-- Бо-ольно...

-- Так ведь и боль твоя - от тебя же. От страха твоего, от нежелания. А Господь велел желание - иметь. Хочешь быть богу угодной - желай. Дави страх. Получай удовольствие. Или, хоть мне доставь.

Её неровное дыхание постепенно успокаивалось. Но я не спешил: человек - существо гидравлическое. А жидкостные системы имеют куда большую инерционность, нежели электрические. Мысли, иончиками по нейрончиками - уже скок-скок. А гидравлика, в соответствующих местах организма... как котёл на паровозе - только собирается.

Оставалось поглаживать и, не давая возникнуть глупым мыслям, проповедовать:

-- Всё, что мне в голову придёт - будет с тобой исполнено. Ни силы, ни защиты от меня - у тебя нет. Твои "хочу" или "не хочу" - ничего не значат. Как же тебе жить? - Возлюбить. Ибо сказано: "возлюби ближнего своего". А кто более ближен, чем тот, кто уже внутри? Возлюби имеющего тебя. Овладевшего тобой. Своего господина, хозяина, владетеля. Твоё "хочу" - должно совпадать с моим. Твоё "хорошо" - то, что хорошо мне. Не сделать вид, не прикинуться, а чувствовать, думать так. Жить этим. Всей душой, всем телом. Ибо притворство, обман - видны. И - наказуемы.

Я осторожно, субмиллиметрово, двигался внутри неё. Она сжималась, вздрагивала. Но - всё менее напряжённо.

-- Тебе больно? Если таково моё желание, то и боль твоя - твоя радость. Господин твой обратил на тебя внимание, хочет от тебя чего-то. Воплей каких-то, слёз, молений, коленопреклонений и подползаний... - сделай. В церкви же, пред доской крашенной, делаешь? Искренне, с радостью и умилением? Но ты не бойся - я людей мучить не люблю. Зубы выкрошить, нос на сторону своротить, глаза выжечь, руки ноги-переломать, кожу живьём содрать... груди и ягодицы у тебя отрезать, на костре поджарить и тебя же тем мясом кормить... мне противно. Не радует. Да и твой Ипай - муж добрый. Без этаких заморочек. Научишься его радовать - будешь как сыр в масле. А не сможешь... возлюбить, не сумеешь понять и вчувствоваться - будет тебе каждый день горе-злосчастье. Как в пекле у чертей под плетями.

Она, убаюканная моим неспешным повествовательным тоном, уже напоследок всхлипнула, прижимаясь щекой к моей груди. Даже жалко. И куда таких сопливок несёт? - Да, в общем-то, известно куда - в нормальную святорусскую жизнь. То-то Евфросиния Полоцкая предпочла в монастырь, чем в княгини.

Понятно, что придурков-садистов среди мужчин не большинство. Но - есть. А патриархальность, беззащитность и сословная наследственная иерархичность общества - к маразму подталкивают. "А вот не по ндраву мне". И - в морду.