– Спасибо.

– Что, прости?

– За прогноз. Ты закончил или хочешь испытать удачу в лотерее? Может, скажешь, кто возьмет «Суперкубок» в следующем году?

– Удачи в выборе удобного гроба. Видит Бог, ты всегда принимаешь правильные решения, не так ли?

С этими словами он взял куртку и оружие и пошел к входной двери. Толкнув массивную дубовую мебель, он вышел.

Жалко, что в коттедже нет силача, что смог бы задвинуть на место баррикаду. Но, как часто указывала ему эта женщина... это не его проблема.

* * *

Мэй смотрела, как Сэвидж исчезает за входной дверью. Он не стал ею хлопать. Нет необходимости.

Убедившись, что он ушел, она бросилась в гостиную и закрыла медный замок. Затем прислонилась спиной к толстым панелям комода и попыталась подпереть им дверь. Но она ничего не добилась, просто скользила ногами по полу и тяжело дышала, и давилась проклятиями в горле…

Скрип половиц на втором этаже заставил ее вскинуть глаза к потолку.

Сердце колотилось в ушах, Мэй тяжело сглотнула и задалась вопросом, где она оставила свой баллончик. Потом вспомнила, что опустошила его, пытаясь отравить то... что там на них напало.

Она смотрела на потолок, но больше ничего не слышала. Несомненно, старый коттедж просто реагировал на ночное понижение температуры…

Мэй подскочила и посмотрела налево. Что–то двигалось между ножек приставного столика?

Протирая глаза, она подумала о Роджере и тающем льде.

И Талла в подвале вырубилась от изнеможения.

– У нас все в порядке. Все в порядке.

Не в силах оставаться на месте, она пошла на кухню… и остановилась. Ненадолго. Охваченная чувством срочности, совершенно не связанным с осознанием, что она выставила за дверь единственного помощника в борьбе с возможной угрозой, Мэй достала ведро из–под раковины и наполнила его горячей мыльной водой. В доме была только одна губка, и ей пришлось принять весь удар на себя.

Опустившись на колени, Мэй прошлась по грязному пыльному квадрату, оставшемуся на месте холодильника. Снова и снова.

Ее рука онемела, плечо горело, ладони и пальцы болели.

Но, черт возьми, когда она закончила, пол сверкал.

Конечно, на фоне яркого, начищенного до блеска участка пола остальная часть старого линолеума выглядела так, будто его постелили еще до Пунических войн. А у нее закончились силы. И губка тоже.

Осмотрев потрепанные углы и почти черную кровать, она подумала, что окружающая обстановка соответствовала тому, как она себя чувствовала: использованной, изношенной, порванной в клочья.

Взглянув на часы на стене, Мэй прикинула простой счет в уме. Затем посмотрела на холодильник, блокирующий заднюю дверь, и ставни, находившиеся на своих местах.

– Черт. Удлинитель.

Ей потребовалось некоторое время, чтобы найти трехлучевой, грязно–коричневый, древний штекер, и она подключала удлинитель с надеждой, что тот не сожжет коттедж дотла.

Ладно, кухню. И все же.

Мэй окинула взглядом столешницу, плиту, передвинутый холодильник, стол и стулья… и представила, как все это пожирает ярко–оранжевые и желтые языки пламени... и в этот момент кое–что мелькнуло в ее сознании.

Мэй нахмурилась и подошла к раковине. Серебряное блюдо, которое они с Таллой использовали для заклинания вызова, было чистым и сухим, и она подняла его, чтобы взглянуть на неровные края.

– Что это? – спросила она, не обращаясь к кому–то конкретному.

И все же что–то определенно мельтешило где–то глубоко в ее сознании, настойчиво, но смутно. И чем сильнее она пыталась понять, в чем дело, тем сильнее от нее ускользала эта мысль.

– Да пофиг, – пробормотала она, возвращая тарелку на место.

Учитывая все задачи, которые требовали умственного внимания и энергии, она отказалась от бесполезной игры в гадалки.

– Мне пора.

Окей, и с кем она, интересно, разговаривает? – подумала Мэй, взглянув на дверь в подвал. После мгновения нерешительности она достала блокнот из ящика и с помощью огрызка карандаша написала короткое сообщение для Таллы. Она оставила блокнот в центре стола, схватила сумку и вернулась назад, чтобы дописать номер своего сотового телефона на случай, если пожилая женщина его забыла.

Выходя через парадную дверь, она удостоверилась, что ключ от машины у нее наготове, и произнесла короткую молитву перед тем, как...

Распахнуть тяжелую панель. Развернуться и закрыть ее. Запереть замок и побежать к своей «Хонде».

Ключ от машины со стороны водителя отказывался входить в замок, металл скользил по отверстию. И чем дольше это длилось, тем отчаянней она оглядывалась по сторонам, всевозможные тени поднимались с земли, от скрученных виноградных лоз, от стволов деревьев, все словно собирались атаковать ее…

Ключ, наконец, вошел в разъем, и Мэй чуть не сломала его, вытаскивая обратно, потом долго возилась с ручкой и буквально плюхнулась на водительское сиденье. Она захлопнула дверь, запираясь в машине, и сердце колотилось в ушах, когда она попыталась вставить тот же ключ в замок зажигания.

Ей удалось завести машину прежде, чем что–то прыгнуло на капот, пробило дыру в крыше и вытащило ее за волосы. Но пришлось потратить время на разворот, потому что на этот раз она не последовала очень мудрому совету отца о правильной парковке и том, что всегда нужно быть готовой к отъезду в спешке. Мэй выдавила педаль газа, и шины забуксовали в грязи, отказываясь сдвигать машину с места.

– Черт, черт, черт…

Все это время Мэй всматривалась в окна, готовилась мысленно к тому, что одно из этих... существ... придет за ней, появится перед лучами фар, вырвет дверь, схватит ее и утащит в могилу.

Но ничего не произошло.

Ничего не двигалось. На нее ничто не нападало. Ничего необычного.

Сняв ногу с педали, Мэй тяжело задышала. А затем попыталась включить задний ход, дав лишь немного газа… и когда шины, наконец, нашли сцепление с землей, она подавила в себе проснувшуюся Данику Патрик[39]. Дюйм за дюймом, ну, по крайней мере, так ощущалось, она продвигалась по узкой подъездной дорожке Таллы, чтобы наконец развернуться. Она не выпускала руль из рук, а ее глаза метались между лобовым стеклом и зеркалом заднего вида.

Мэй ненавидела себя за то, что оставляет пожилую женщину одну в коттедже.

Но выбора у нее не было. Роджеру нужен свежий лед.

И, кроме того, это ее кровь попала в то серебряное блюдо. Что бы это ни было, какое бы существо они не вызвали из Дхунда...

Оно пришло за ней и ни за кем другим.

Талла будет в безопасности... в то время как сама Мэй – нет.

Глава 22

Будучи симпатом, Рив обожал устраивать драму. Когда ты кого–то застаешь врасплох, а еще лучше – когда целая комната хором произносит «чтозахрень?!» в ответ на твои слова, вокруг бушуют эмоции всевозможного спектра, эмоциональные сетки горят, все друг друга перекрикивают.

Хаос. Раздор. Разногласие. И все это подпитывается восхитительной скрытой тревогой, которая доказывала, что смертные с гиподедуктивным мышлением заводятся с пол–оборота.

Симпаты питались этим дерьмом. Как пирожками.

Однако сейчас был не тот случай.

Ну, ладно, да, нынешний шквал шумной агрессии со стороны Братства был целиком направлен на него и на приятную новость с той парковки. Но сидя на одном из шелковых стульев в кабинете Короля и слушая, как все его родные и близкие бурлят от агрессии, он был не рад вызванной им тревогой.

Видите? Симпаты не такие уж плохие.

По большому счету. А он был наполовину вампиром, благодаря своей мамэн.

Конечно, первое собрание по поводу Книги и той женщины прошло вполне мирно. Прошлой ночью народ сохранил хладнокровие. Они слушали. Были готовы к дополнительной информации. Однако в их распоряжении было почти двадцать четыре часа, чтобы обмозговать вероятные последствия, так что эта простая информационная встреча превратилось в Драма–ггедон.