— А это нельзя… ну, как-то исправить? Омолаживающим зельем, например? Я знаю, что оно дорогое, но если у вашего покровителя денег много…

— Денег хватает. Но мне нельзя зелье. Индивидуальная непереносимость.

— А по-другому? Пластическую операцию какую-нибудь сделать? Умеют же у вас такое?

— Здесь — умеют. В Викене — нет. А мой, как ты выразилась, покровитель, живёт там и меня туда же забрал. Так что сначала не было возможности, а сейчас… Не знаю, можно ли что-то изменить спустя столько лет. Да и необходимости нет, привыкла уже. Может, когда-нибудь в будущем, если у нас всё получится, а в больницах достаточно освоятся, чтоб делать такие вещи без магии.

— То есть если разбить источник, всякие зелья и медикаменты тоже перестанут действовать? — Мысль была очевидная, но Алина почему-то осознала её с опозданием.

— Я не специалист, но вроде бы должны. Обратно никто не постареет, конечно, и швы на ранах не разойдутся, и сведённые родинки заново не вылезут, потому что действие той магии уже кончилось, дальше организм сам по себе живёт. А вот свежие зелья, в которых магия ещё активна, станут бесполезными. И новые изготовить тоже не получится. А что? Беспокоишься за больных? Это правильно. Я тебя понимаю, и мне тоже жаль всех, кто пострадает, но подумай о другом: ведь и магических болезней не будет, и проклятий. И травм. Когда мне лечили ожоги… ты не представляешь, сколько там было людей, пострадавших от взрывов камней и арфактумов. Магия опаснее, чем кажется.

— Я в курсе.

Опасность магии Алина знала как никто. Опасность любой магии. Но всё же об одной из разновидностей она думала с ненавистью, а о второй — с тоской и ностальгией. И думала часто. Вспоминала зелёные искры, слетающие с кончиков пальцев, ощущение силы и свободы, безграничный, оглушительный восторг.

Ракун говорил, что магия Устья как наркотик. Чувствуешь себя всемогущим, хочется ещё и ещё, а потом ломка и отходняк. Он был, пожалуй, единственным, кто понимал чувства Алины. Понимал — но не разделял. Он не любил эту силу, боялся её и пользовался только в крайнем случае. Возможно, именно поэтому она так больно била его в ответ.

Пожалуй, Алина могла бы излечить его. И руки Марины. И ещё что-нибудь полезное сделать. Много полезного.

Если бы средство, которое вколол ей Долан, не сидело до сих пор в крови, не глушило силы, не заставляло чувствовать себя пустой и беспомощной.

И если для того, чтоб избавиться от этой гадости, требуется уничтожить источник…

— У меня ещё один вопрос: какую роль в вашем плане играю я?

— Какую роль? О чём ты? — Марина попыталась казаться удивлённой, но актриса из неё была не слишком хорошая.

Алина помолчала, дожидаясь, пока мимо процокает официантка. Подумала мимоходом, не заказать ли ещё кофе, потому что в горле внезапно пересохло от волнения, но решила сначала закончить с беседой.

И будь что будет.

— Марина, вы только совсем за дуру меня не считайте, ладно? Вы подкараулили меня после сходки заговорщиков, рассказали про настоящий заговор, раскрыли все свои планы в подробностях. Да, я сама попросила, но ведь и вы не отказали. И не надо делать вид, что всему виной приступ ностальгии. Если бы причина была в нём, мы сейчас говорили бы про моих родителей и про то, какая я в детстве была лапочка. Но сейчас я совсем не лапочка, а вы не знаете обо мне ничего. По крайней мере, не должны знать. Так чем я заслужила такую откровенность?

— Ты права, — после небольшой паузы выдавила Марина. — Я знаю о тебе немножко больше. И мой наниматель тоже. Мы давно тебя заметили и знаем, что у тебя есть доступ к разведке. Ты спокойно перемещаешься по зданию, тебя везде пускают без сопровождения.

Алина даже не удивилась. Если об этом знают Фелтингеры, то чего ждать от людей, которые планируют перевернуть мир с ног на голову?

Обидно, конечно, что тайна давно уже никакая не тайна. С другой стороны, если бы этот секрет Полишинеля не был известен всем и каждому, никто не предложил бы Алине участие в заговоре. Так может оно и к лучшему?

— То есть вам нужен свой человек в управлении? Но почему именно я? Других не нашлось?

— Во-первых, все сотрудники управления при вступлении в должность дают клятву. Теоретически, обойти её можно, но на практике мало кому удавалось. А во-вторых, был один человек. Сотрудник архива. Раздобыл для нас очень важную карту и ещё в нескольких делах помог. Но, к сожалению, он погиб во время второго теракта. Вот тебе, кстати, доказательство, что не мы организовали взрыв. Зачем нам избавляться от своих же людей, если на них держится основная часть плана?

Звучало логично.

— Про меня он же рассказал?

— Нет, про тебя… — Марина замешкалась, метнула быстрый взгляд в сторону. Алина покосилась туда же, но ничего не увидела. Вернее, ничего особенного. Те же люди, те же стены. У которых, несомненно, есть уши. — Про тебя упомянул другой человек и совсем в другом контексте. Они просто общались с моим хозяином и его женой, в разговоре всплыло твоё имя… ну и вот…

— Что за человек?

— Сейчас это не имеет значения. Он всё равно уже умер.

— Что-то часто ваши сподвижники умирают.

— Это была случайность, никак не связанная с нашим планом.

— Хорошо, ваши сподвижники часто умирают по случайным причинам, не связанным с планом. Честно говоря, вербовщик из вас так себе.

Марина поджала губы. Не то обиделась, не то просто размышляла, не сболтнула ли лишнего.

Наверняка сболтнула, но Алина никак не могла сообразить, какую часть рассказа ей знать не следовало. Кроме череды случайных смертей.

Ладно, об этом можно и позже подумать.

— Так что я должна сделать?

— Уничтожить источник.

— Ну да, как же я сама не догадалась! — волнение прорвалось наружу нервным смешком. — Больше некому, что ли?

— Больше некому, — спокойно подтвердила Марина. — Существует два способа попасть в церемониальный зал: главный вход, через который пойдёт принцесса, и запасной — через катакомбы под зданием управления. У нас есть карта. Есть ключи и пароли. И нет возможности добраться до двери. А у тебя есть. Понимаешь?

Ага! Чего ж тут непонятного! Хочешь вернуть свою магию — уничтожь чужую. Своими собственными руками. Потому что больше ни один идиот на такое не согласится. А если согласится… Ну, значит, он ещё более идиот, чем Алина. И значит, доверять ему такие вещи никак нельзя.

— У меня нет выбора, верно?

— Верно. — Марина кивнула. — Поэтому, пожалуйста, не дёргайся и держи руки на виду. Ради твоей же безопасности.

Алина обвела взглядом кафе уже не скрываясь. Парочка в масках по-прежнему ворковала, красотка скучала, студенты галдели, девушка-официантка глазела по сторонам, чтоб не пропустить заказ.

— И кто из них всадит в меня пулю, если я откажусь?

— Алина!

— Да-да, помню, вы не убийцы. Тогда не пулю? А что? Заклинание? Или просто свяжете меня и запихаете в какой-нибудь подвал до дня коронации? А там уже либо переворот свершится, либо вас поймают и посадят. И, если повезёт, выпустят меня из подвала. Не повезёт — не выпустят, и я умру там голодная и холодная.

— Я прослежу, чтоб это был тёплый подвал. — Марина неловко улыбнулась.

— Да расслабьтесь, не собираюсь я орать на всё кафе о ваших планах. И сдавать вас тоже не побегу. Я не соврала ни единым словом, и хочу уничтожить источник не меньше вашего, уж поверьте. Считайте, что нам по пути. Верите?

— Поверю, если объяснишь причину. Я просто не понимаю… ведь если у нас всё получится, ты станешь бессильной.

— Нет. Это я сейчас бессильна. А если всё получится — стану всемогущей.

Алина не планировала улыбаться. По крайней мере, не здесь, и не сейчас. Но уголки губ нестерпимо ползли в стороны, так, что мышцам лица сделалось больно.

Она видела отражение своей улыбки в чайной ложечке, на боку блестящего кофейника, в глазах Марины. Понимала, что выглядит сейчас неуместно и даже немного безумно, хотела прекратить — и не могла.