А у Перфи? Тоже в крови?

Да! Только не в его крови, а в крови Силя. Он же брал её на анализ, мог что-нибудь с ней сотворить, химик долбанный!

Но что?

— Что не так с Силем? — Алина спросила это вслух, не особо веря, что узнает ответ. Но голос внезапно откликнулся:

— Он моё дитя.

— «Дитя» — это как любой житель Истока, или вот как она? — Алина кивнула на принцессу.

— Истинное дитя. Как она.

Наверное, стоило удивиться или задуматься, как так вышло, но Алина настолько устала, что просто приняла к сведению очередной факт. И факт этот отлично лёг в череду прочих.

— Значит, её кровь тоже подойдёт. Прости, но мне придётся немножко порезать твою дочку.

Источник никак не среагировал. Видимо, разрешил. Или хотя бы не запретил.

Но сделать это оказалось куда сложнее, чем сказать.

Сначала к принцессе надо было подползти, потом найти что-то острое. Под руку попался обломок пластика, но на ледяной коже Яны он даже царапины не оставил. И со второй попытки тоже.

— Да чтоб вас! Мне что, зубами её грызть, как карамельку?

Бестелесная сущность Истока выдала нечто, похожее не смешок.

Надо же, у него ещё и чувство юмора есть!

— Один раз, — шепнул голос.

— Один раз грызть? — уточнила Алина, хотя фраза явно означала что-то другое. И очень скоро стало понятно, что именно.

Сияние слегка поутихло. Самую малость, ровно настолько, чтоб не слепить совсем уж до боли. А потом принцесса моргнула. Медленно, с натугой, но моргнула.

Раз, другой.

Из её глаз покатились слёзы. Не слишком много, всего несколько капель — крупных и почему-то красных. Как кровь.

Или это и была кровь?

— И что мне делать? — Алина кое-как приподнялась на здоровой ноге. Пришлось ухватиться за Яну, чтоб не упасть. Та никак не реагировала. Голос тоже молчал. Выдохся.

Его было неожиданно жалко.

Алина привыкла воспринимать магию Истока как физическое явление. Как электричество, которое питает механизмы, но убьёт тебя, если схватиться за оголённый провод.

Сначала она использовала эту силу неумело и бездумно, потом боялась и ненавидела…

Но никогда не думала о том, что электрическая розетка вдруг начнёт разговаривать, давать советы и даже помогать. Никогда не думала, что магия окажется такой живой.

Алые слёзы потихоньку подсыхали, темнели. С ними явно надо было сделать хоть что-то, пока не стало совсем уж поздно. Втереть в кожу, нарисовать на лбу эльфийские руны, смешать со своей кровью…

Последний вариант казался самым простым и даже почти логичным, но они же тут не братаются, а зелье от магической отдачи изобретают. А зелья положено принимать внутрь.

Алина постаралась не думать, как это выглядит со стороны (да как бы ни выглядело? Никто же не смотрит!), крепче вцепилась в принцессу и осторожно слизнула капли с её щеки. Сначала с правой, затем с левой.

Кровь была на вкус как кровь.

Ничего необычного, как будто язык прикусила. Не мерзко, не противно, и никакого ощущения посторонней магии.

— Ладно, я должна была хотя бы попытаться, — пробормотала Алина, оседая обратно на пол пещеры.

Будильник лежал неподалёку, рукой подать.

Тикал.

Или тикало то, что внутри него.

— Я должна попытаться, — повторила Алина.

И призвала силу Устья.

А за ней бежали все её тридцать три кошки.

Темнота окружала со всех сторон. Ракун прижался затылком к стене, закрыл глаза.

Обычно он предпочитал держать их открытыми, хотя разницы не было никакой, арфактумы передавали картинку напрямую в голову, а мозг уже достраивал остальное.

То есть сейчас не достраивал.

Неоткуда было достраивать.

Магия отключилась несколько минут назад. За это время Ракун успел пересесть на пол (потому что стул внезапно показался слишком высоким и неустойчивым), встать с пола (ну глупость же — в пыли сидеть), переложить рацию из одного кармана в другой (только бы не уронить, не разбить, не потерять), выхлебать полбутылки воды (в горле совершенно пересохло), разлить остатки (главное — чтоб не на рацию), обозвать себя беспомощным идиотом и снова сесть. На стул.

Нет, лучше всё-таки на пол.

Темнота казалась плотной, почти осязаемой. Она клубилась вокруг, прижималась теснее, запускала холодные когти под рубашку, как грубоватая, но умелая любовница.

Магос выдержал ещё немного, спел сам себе песенку. Хотел что-нибудь весёлое, но вспомнилась только детская колыбельная, тягучая и заунывная. К последнему куплету Ракун понял, что открывает рот, но ничего не произносит. Горло сдавило спазмом. Снова захотелось пить.

Ещё больше захотелось открыть глаза и увидеть. Что угодно. Хоть лучик света.

А лучше — живого человека рядом. Увидеть, почувствовать, услышать.

Но не дёргать же Нину из-за такой мелочи? У неё сейчас других дел хватает. Вот выждет немножко и…

Рация ожила сама.

— Ты как там? — осторожно спросила прозорливая выхухоль.

Ракун хотел ответить «Нормально», но вместо этого прошептал:

— Поговори со мной. Пожалуйста.

— Всё будет хорошо. Потерпи немножко. Мы справимся.

«Мы», как же.

Она справится, а он всё это время будет сидеть медленно умирать от страха.

От страха за неё.

Темноты Ракун не боялся. Раньше не боялся. Говорил, что может управлять лодкой вслепую — и управлял. На спор дрался с завязанными глазами — и выигрывал. Ловил хихикающих девиц в тёмной комнате без окон — и различал их по шагам или наощупь.

Темнота не несла в себе опасности, разве что служила поводом немного пощекотать нервы. Всегда можно было открыть глаза и убедиться, что мир на месте, и лодка причалила к нужному берегу, и девица попалась именно та, на которую нацелился.

Темнота казалась короткой и временной, как летняя ночь, вслед за которой неизменно приходит рассвет.

Ракун скучал по рассветам. А ещё по закатам, по театральным афишам, по ярким цветочным клумбам, по смазанным газетным фотографиям, по смешным гримасам Нины, когда она смущалась, или удивлялась, или посреди разговора вдруг отвлекалась на случайную мысль, обрывала фразу на полуслове и бросалась записывать очередную идею огрызком карандаша на клочке бумаги.

Магос почувствовал, как губы сами по себе расплываются в улыбке, и даже дышать стало легче. Как будто воображаемая Нина одним только своим присутствием разогнала все тёмные мысли.

А реальная тем временем помолчала немного, а потом заявила в рацию:

— Я тут подумала… про Кирилла…

— Нашла про кого думать, — фыркнул Ракун.

— Ты дослушай сначала. Он ведь умную вещь сказал. Про то, что если в событиях не видно логики, то, может, мы просто ищем её не в том месте.

— Это ты сейчас о чём вообще?

— Да о взрывах же! Точнее, о втором взрыве. Все решили, что рвануть должно было во время похоронной процессии. А если нет? Если взрыв произошёл именно в тот момент, когда и было задумано?

— Тогда в нём просто нет смысла. Принцесса же не пострадала.

— Значит, она и не должна была пострадать. Цель была не в этом.

— А в чём тогда?

— Не знаю. Пока не поняла. Думаю вот… Вслух лучше думается.

— Блокнот с собой не взяла, что ли? — сообразил Ракун. — Ты со своими гипотезами батарейку не посадишь?

С одной стороны, слышать в динамике сбивчивый голос Нины было приятно, с другой — нашла время о взрывах болтать! Сейчас о другом надо думать.

— Там аккумулятора на несколько суток хватит. А нам всё равно пока что делать нечего, только ждать. Да и…

— Что? — переспросил магос, не расслышав в треске рации окончание фразы.

— Страшно, — тихо повторила Нина. — А так можно представить, что ты рядом — и уже не так страшно.

— Я рядом, — подтвердил Ракун. Потому что «страшно» — это аргумент куда важнее батарейки. — Ладно, давай про взрывы. В чём тогда смысл? Никто не будет взрывать здание просто так, чтоб развлечься.