Вагончик внезапно дернулся, заходил ходуном. Малыша Уилли скинуло с сиденья.
Боль в груди ослабла; неожиданно открылись двери.
Я полувыпал, полувыкатился на платформу и пополз прочь. Единственное спасение от атак Мэтьюса — расстояние. Если удастся отойти на расстояние броска камнем, убить меня он уже не сможет.
Заставив себя подняться на ноги, я, качаясь, сделал шаг и едва не упал, когда накатила новая волна слабости. На лице того, кто ждал на платформе, отразилось удивление — от Мэтьюса никто еще не уходил. Вагончик позади все еще дергался и скрежетал, когда телохранитель опомнился и кинулся ко мне.
Он занес ногу для удара, и мое тело среагировало раньше, чем память. Я и представления не имел, что у меня в этом деле были какие-то навыки.
Рука со сжатым кулаком успела поставить блок. Телохранитель потерял равновесие, опрокинулся назад, покатился к краю платформы и упал на путь, где над узким дорожным полотном проходил монорельс.
Обернувшись, я увидел, что Мэтьюс не удержался на ногах в дергающемся вагончике. Алкоголь и возраст замедлили его реакции. Он пытался подняться, но вновь упал, на этот раз ближе к двери. Тогда он начал ползти и уже почти выбрался наружу…
Со злобным ударом двери захлопнулись, прочно сдавив Мэтьюса. В тот же миг вагончик тронулся с места, и с полотна, куда упал телохранитель, раздался крик. Я не стал смотреть вниз. Хрустящий звук, резко оборвавшийся крик, характерный запах…
А меж дверей удаляющегося вагончика виднелась голова Мэтьюса, сведенное судорогой, налившееся кровью лицо, беззвучно шевелящийся рот.
Волна тошноты нахлынула и отошла. Я огляделся по сторонам. Монорельсовое полотно казалось самым лучшим путем бегства. Не глядя на бесформенную груду внизу, я спрыгнул и побежал в сторону, противоположную той, куда ушел вагончик.
Не знаю, долго ли я бежал, может быть, несколько минут. Затем я почувствовал дрожь под ногами и решил, что где-то поблизости, за окрестными строениями, взлетает или садится самолет. Но дрожь усилилась, и вскоре к ней добавился звук — на меня несся вагончик.
Я уже собрался отпрыгнуть в сторону, но вагон вдруг стал тормозить. Никакой платформы рядом не было, но он остановился и открыл двери. Я подбежал и вскарабкался в салон.
Двери за мной захлопнулись, и вагон вновь набрал скорость, помчавшись в том направлении, откуда появился.
Я ухватился рукой за одну из свисающих петель и стоял, переводя дух. Пассажиры, конечно, не могли не обратить на меня внимания, и я почувствовал безрассудное желание рассмеяться.
— Контрольные испытания, — пробормотал я. — К предстоящему визиту папы римского.
На меня продолжали смотреть, но вскоре показалась запруженная людьми платформа. Вагон остановился, как и положено; двери открылись. Я вышел, сразу затерявшись в толпе, пригладил волосы, поправил одежду, отряхнул пыль и тут только понял, что меня трясет. Мною овладело желание повалиться на ближайшую скамейку. Однако только что позади захлопнулся смертельный капкан — шестерни все еще вращаются, рычаги пляшут, противовесы ходят, но кто-то вмешался, поменял передаточное число, баланс стал в мою пользу, и неприятное отступило: ведь я остался жить… Было бы глупо и нелогично, свалившись сейчас на месте, свести все это за нет. И я устоял.
7
Я взял первое же такси у станции и велел водителю ехать в город. Вышел у ничем не примечательного оживленного перекрестка я дошел до автобусной остановки, сел в первый попавшийся автобус и долго ехал приблизительно в северо-западном направлении.
Прежде чем добраться до окраины, я еще дважды менял автобусы и порядком отмахал на своих двоих, а там уж, вытянув руку, попытался привлечь внимание автомобилистов. У меня возникло ощущение, что такое уже было — давным-давно, еще в студенческие годы. Да, после первого семестра я собирался домой и хотел сэкономить. Надо улыбаться. Иногда это помогает.
И вот рядом остановился автомобиль. За рулем сидел мужчина в светлом деловом костюме.
— Вам куда? — спросил он.
— Вообще-то в Питтсбург.
— Я возвращаюсь домой в Норристаун. Если устроит, могу подбросить до Турнпайка.
— Великолепно.
Я сел в машину.
Водитель оказался не из разговорчивых; я откинулся на спинку и попытался продолжить свои воспоминания, однако в голову ничего не шло. Ладно. Я уже не чувствовал того напряжения, как в такси, я мог бы, пожалуй, призадуматься над сложившейся ситуацией. Тогда, возможно, от примитивной реакции — бегства — удалось бы перейти к действиям.
Барбье определенно намерен меня убить. Сомнений нет. И Мэтьюс до сих пор работает на него, как и другие члены группы…
Группа… Вот ключ. Когда-то в нее входил и я, хоть сейчас даже думать об этом противно. Малыш Уилли, Мари Мэлстренд… Кора? Нет, она тут ни при чем — случайная встреча во время ее отпуска во Флориде. Энн Стронг? Очень похоже. Нас было четверо. Да. Четверо, наделенных…
Все мы были наделены необычайными психическими возможностями. Я общался с машинами — этакая телепатия между человеком и компьютером. Я мог читать их программы на расстоянии. Мари? Мари способна была воздействовать на предметы. ТК, телекинез. Но, способная физически уничтожить компьютер, она не могла узнать его содержимое, как это мог сделать я. Энн? «Обычный» телепат: читала мысли людей и внушала им что угодно, включая очень реалистические образы. Малыш Уилли?.. Он мог оказывать физиологическое воздействие, манипулировать веществом и энергией лишь внутри живых организмов.
Насколько сильны эти способности? Где их пределы? Память подсказывала… Как-то раз Мари на спор подняла Энн на несколько футов от пола и держала с полминуты, но вспотела, тяжело дышала и отпустила ее довольно резко.
Малыш Уилли… Чем ближе вы к нему, тем скорее он сделает свое дело. Внезапная смерть в десяти футах, в двадцати — уже медленнее. Тридцать-сорок давались ему с трудом. Пожалуй, его предел — пятьдесят футов, и минут пятнадцать понадобится ему, чтобы добиться результата.
Энн… Ее способности не зависели от расстояния. Она вполне могла сидеть в гостинице Флорида-кис и внушать мне образ того змея, когда самолет шел на посадку в Филадельфии. Слабость ее заключалась в другом, но в чем именно, вспомнить я не мог. Энн была неравнодушна к цветам. Их примитивные эманации неизменно успокаивали ее в минуты душевных тревог. Такое важное место занимали цветы в ее жизни, что часто окрашивали или, вернее, ароматизировали внушаемые ею образы. И еще — Энн могла заставить не видеть то, что действительно существовало.
Итого четверо — группа, комплект инструментов для Барбье. Благодаря нам «Ангро» несколько лет назад обошла всех своих конкурентов. Я мог выкрасть информацию из любого компьютера, Энн добывала ее прямо из человеческого мозга. Мари срывала эксперименты, вызывала несчастные случаи, тормозила исследовательскую работу. А если кто-нибудь причинял особое беспокойство, Малыш Уилли мог пройти мимо на улице, сесть рядом в театре, пообедать в ресторане…
…Машина сбросила скорость, и я поднял голову. Вечерело, видимость ухудшилась… Затор. Наверное, авария.
Но нет, это не авария. Впереди, у узкой полоски зелени, разделяющей встречные полосы, я увидел полицейские машины. Останавливали всех подряд: очевидно, проверяли документы.
Несмотря на протесты борцов за гражданские свободы, каждый, по-прежнему должен иметь при себе регистрационную карточку. Их ввели в конце 80-х, с единым номерок для воинского учета, социального обеспечения, водительских прав… Теперь уже было видно, как полицейский вводит номера в небольшое устройство.
Я понимал, что меня начнут искать. Но не думал, что так быстро и эффективно. Показательно, однако, что полицейского интересует регистрационный номер, а не лицо человека. Очевидно, Барбье не хочет, чтобы стало известно, кто именно ему нужен. Полицейский компьютер, вероятно, настроен просто на поиск определенной карточки. Возможно, в него ввели мой номер и еще ряд вымышленных, чтобы затруднить установление моей личности. Да, скорее всего Барбье поступил именно так.