Брискин кивнул и стал просматривать сообщения. "Найти бы, — подумал он, — какой-нибудь необычайный трогательный случай, который, как правило, безотказно действует на массового зрителя, — вроде той истории с голубой сойкой из Бисмарка, Северная Дакота, что научилась шить". Однажды апрельским утром съемочной группе Брискина удалось снять имевший успех сюжет, как сойка шила гнездо своему потомству.

Повезло ему и на сей раз — только он увидел это сообщение, сразу понял: именно оно смягчит пугающую тональность последних известий. Он успокоился. Жизнь шла своим чередом, несмотря на ошеломляющие события, что произошли за восемь астрономических единиц отсюда.

— Смотри-ка, — обрадованно сообщил он. — Старина Гэс Шварц помер. Скрипел-скрипел и помер.

— Шварц, Шварц… — задумалась Пегги, — что-то очень знакомое…

— Дублер президента, — подсказал Брискин. — Профсоюзы посадили его в Вашингтоне двадцать два года назад. Он умер, и сейчас… — Джим перекинул ей листок с сообщением. — Сейчас они ищут взамен нового дублера. Вот у кого, пожалуй, я возьму интервью. Если, разумеется, на этот раз он окажется нормальным человеком, с которым можно разговаривать.

— Ну конечно, — вспомнила Пегги. — Просто вылетело из головы. Ведь в Белом доме все еще находится человек — на случай, если Юнисефалон выйдет из строя. А когда-нибудь такое случалось?

— Ни разу, — ответил Эд Файнберг. — И никогда не произойдет. Вот вам еще пример политики профсоюзов: искусственно раздувать штаты, уверяя, что так они борются с безработицей.

— Может получиться неплохая передача, — продолжал Джим Брискин. — Семейная жизнь дублера, дублер на отдыхе, почему профсоюзы выбрали именно его, есть ли у него хобби, что он вообще за человек, чем собирается заниматься, чтобы не рехнуться от скуки. Старина Гэс, например, научился переплетному делу — он собирал старые автомобильные журналы и переплетал их в веленевую бумагу с золотым тиснением.

Эд кивнул в знак одобрения.

— Отличная идея, — поддержала и Пегги. — У тебя здорово получится, Джим-Джем, ты из всего можешь сделать конфетку. Я прямо сейчас закажу разговор с Белым домом. Интересно, этот парень уже там?

— Скорей всего еще в штаб-квартире профсоюзов в Чикаго, — ответил Эд. — Попробуй позвонить туда. Профсоюз государственных гражданских служащих. Восточное отделение.

Пододвинув телефон, Пегги быстро набрала номер.

В семь утра Максимилиана Фишера разбудил шум; он поднял голову с подушки — из кухни доносились пронзительный голос хозяйки и незнакомые мужские голоса. Фишер не спешил вставать — в последнее время что-то пошаливало сердце и врач предупредил, чтобы он избегал резких движений.

Не иначе, пришли по поводу взносов, решил Макс. Хотя что-то чертовски рано. Но все равно необычный визит тревоги не вызывал. "Нет никаких причин для беспокойства", — сказал он себе, старательно застегивая пуговицы своей любимой шелковой рубашки, розовой в зеленую полоску. "Классный у меня видок", — подумал Макс, с пыхтеньем нагнувшись и надевая туфли из искусственной замши. "Не робей, Макс, — подбодрил он себя, приглаживая перед зеркалом редеющие волосы, — шугани их как следует. Пусть только попробуют приставать и требовать денег — сразу позвоню Пэту Ноублу в Нью-Йорк; наглость терпеть я не намерен, не тот у меня профсоюзный стаж…"

Из соседней комнаты кто-то крикнул:

— Фишер, одевайся живей и выходи. Тут работенка для тебя и приступать надо сегодня.

— Вот это да, — ошарашенно пробормотал Макс, не зная, радоваться ему или огорчаться. Больше года он тихо-мирно жил на пособие по безработице из фонда профсоюза, как и большинство его друзей. И всех такое положение устраивало… А если это тяжелая работа, с раздражением подумал он, на которой надо пахать целый день? Он почувствовал, что заводится: да кто они такие, что они себе думают? Открыв дверь, он вызывающе посмотрел на профсоюзных чиновников.

— Вы что это, ребята, надумали, — начал он, но один из прибывших перебил его:

— Собирай барахло, Фишер. Гэс Шварц загнулся, и тебе надо ехать в Вашингтон принимать должность дублера президента. Доставить тебя ведено поскорей, а то еще должность ликвидируют или выкинут какой другой фортель и нам потом придется объявлять забастовку или обращаться в суд. А главное — мы хотим посадить туда своего человека, обштопать все по-тихому, чтобы комар носу не подточил, понял? Макс быстро спросил:

— Сколько там платят?

В голосе профсоюзного чиновника прозвучало презрение:

— Здесь не ты выбираешь — это тебя выбрали. Или, парень, тебе надоело жить на халяву и захотелось оказаться на улице, в твои-то годы?

— Да иди ты, — возмутился Макс. — Я вот сейчас позвоню Пэту Ноублу…

Профсоюзные чиновники собирали вещи, разбросанные по комнате.

— Мы поможем тебе упаковаться. Пэт ждет тебя в десять часов утра в Белом доме.

— Пэт?! — изумленно повторил Макс. Он был сражен.

Профсоюзные чиновники, вытаскивая из стенного шкафа чемоданы, весело переглянулись.

Вскоре они мчались по монорельсовой дороге над равнинами Среднего Запада. Максимилиан Фишер сосредоточенно смотрел в окно. Он ничего не отвечал чиновникам, которые подтрунивали над ним, решив еще раз все хорошенько обдумать. Что он знал о работе дублера президента США? Вроде бы рабочий день начинается в восемь утра. И еще: в Белом доме всегда полным-полно туристов, которые приходят, чтобы поглазеть на Юнисефалон 40-Д. Особенно много, говорят, там школьников, а их он терпеть не мог — чертова малышня всегда смеялась над его полнотой. Теперь, небось, эти проклятые детишки валом повалят…

По инструкции, от Юнисефалона нельзя отходить дальше чем на сто ярдов. Или на пятьдесят? В любом варианте отлучаться он не имеет права: должен сидеть безвылазно — вдруг авария. Надо мне подготовиться, решил Макс, прослушать на всякий случай телевизионный курс по государственному управлению.

Повернувшись к сидящему справа профсоюзному чиновнику, Фишер спросил:

— Слушай, приятель, на этой работе, что вы мне подсунули, у меня будет хоть какая-то власть? Могу ли я…

— Это такая же профсоюзная работа, как и всякая другая, — скучающе ответил чиновник. — Ты что, так давно ходишь в безработных, что все забыл? — Он засмеялся, локтем подтолкнув в бок компаньона. — Слышал, Фишеру захотелось узнать о своих полномочиях. — Оба расхохотались.

— Я тебе вот что посоветую, Фишер, — издевательски растягивая слова, произнес чиновник. — Когда ты окончательно обоснуешься в Белом доме, разберешься с тем, где есть, куда отдавать рубашки в стирку и когда смотреть телевизор, почему бы тебе не подкатиться к Юнисефалону 40-Д и не поплакаться ему, этак, знаешь, поныть, похныкать, чтобы он обратил на тебя внимание?

— Ладно тебе, — буркнул Макс.

— А потом, — давясь от смеха, продолжал чиновник, — ты скажешь ему что-нибудь вроде: "Слушай, Юнисефалон, мы с тобой повязаны одной веревочкой. Давай дружить. Издай для меня специальный приказ…"

— А Фишер что может сделать для него взамен? — спросил другой чиновник.

— Будет его развлекать. Расскажет ему про свою жизнь: как выбился из бедности и безвестности, упорно работал над собой, просиживая по семь дней в неделю перед телевизором, пока наконец, представь себе, такое трудолюбие не было вознаграждено и он не получил работу, — чиновник хихикнул, — дублера президента. Макс покраснел, отвернулся' и уставился в окно. Когда они прибыли в Белый дом, Максимилиана Фишера отвели в маленькую комнатенку. Раньше в ней жил Гэс Шварц; старые журналы были убраны, но на стене оставалось несколько приколотых кнопками выцветших картинок: "Вольво С-122" 1963 года, «Пежо-403» 1957 года — прославленные модели ушедшей эпохи. На книжном шкафу Макс увидел крошечную модель «Студебекерастарлайта» 1950 года — каждая деталь самодельного двухместного закрытого автомобиля была выполнена безупречно.

— Эту машинку Гэс и делал, когда его хватила кондрашка, — заметил один из профсоюзных чиновников, ставя чемодан Максимилиана на пол. — Старикан знал все о допотопных авто, прямо не человек был, а ходячая автомобильная энциклопедия.