Второе интересное событие недели произошло днем позже: по почте пришел бланк банковского уведомления. На мой счет были переведены три суммы. Первая — обычный чек из Управления по делам ветеранов войны на 487 долларов. Вторая сумма в 392 доллара 54 цента — проценты на деньги, оставленные мне моими родителями пятнадцать лет назад.

Третий вклад был переведен двадцатого, в тот день, когда умер Клюг, — 700.083 доллара 04 цента.

Через несколько дней ко мне заглянул Хэл Ланьер.

— Ну, неделька!.. — произнес он, плюхнувшись на диван, и начал рассказывать.

Оказалось, что в нашем квартале зарегистрирована еще одна смерть. Письма вызвали немало неприятностей, особенно после того, как полиция начала ходить по домам и допрашивать всех подряд. Кое-кто, почувствовав, что круг сжимается, покаялся в своих грехах сам. Женщина, «развлекавшая» коммивояжеров, пока ее муж находился на работе, призналась ему в неверности, и тот ее застрелил. Теперь он сидел в тюрьме округа. Это, пожалуй, самое плохое из того, что произошло, но случались инциденты и помельче: от драк до выбитых камнями стекол. По словам Хэла, налоговое управление планировало временно открыть в нашем районе специальное отделение, поскольку сведения о доходах слишком большого числа людей требовали проверки.

Я подумал о семистах тысячах восьмидесяти трех долларах.

И четырех центах.

Промолчал, но почувствовал, как у меня начинают холодеть ноги.

— Ты, наверно, хочешь знать, что там у нас с Бетти, — сказал он наконец.

Я не хотел. Не хотел знать вообще ничего об этом, но попытался изобразить на лице соответствующее выражение сочувствия.

— Все кончено, — сказал он, удовлетворенно вздыхая. — Я имею в виду — между мной и Тони. Я все рассказал Бетти. Несколько дней было очень плохо, но, думаю, теперь наш брак стал еще крепче. — Он замолчал на некоторое время, наслаждаясь теплом происшедших перемен.

Мне удавалось сохранять серьезное выражение лица и в более провоцирующих ситуациях, так что, кажется, я выслушал его вполне достойным образом.

Он хотел рассказать мне, что они узнали о Клюге, хотел пригласить меня домой пообедать, но я вежливо отказался от обоих предложений, сославщись на то, что старые раны совсем меня замучали. И я уже почти выпроводил его, когда в дверь постучал Осборн. Ничего не оставалось, кроме как впустить его. Хэл тоже остался.

Я предложил Осборну кофе, что было с благодарностью принято. Выглядел он теперь как-то иначе, и сначала я никак не мог понять, в чем дело: то же самое усталое выражение лица… Впрочем, нет. Раньше мне казалось, что это маска или цинизм, присущий полицейским. Но в тот день в его лице читалась подлинная усталость. Она как бы перетекала с лица на плечи, руки, передавалась походке и манере сидеть согнувшись. Над ним словно повисло тяжелое ощущение поражения.

— Я все еще на подозрении? — спросил я.

— Хотите спросить, не нужно ли вам пригласить адвоката? Думаю, не стоит беспокоиться. Я достаточно тщательно проверил вас. Завещание Клюга едва ли будет стоить чего-то в суде, так что даже ваши мотивы выглядят не очень убедительно. На мой взгляд, у любого из местных торговцев кокаином было гораздо больше причин убрать Клюга, чем у вас. — Он вздохнул. — Я просто хотел эадать пару вопросов. Можете не отвечать, если не хотите.

— Давайте попробуем.

— Вам не запомнились какие-либо необычные его посетители? Люди, приходившие или уходившие ночью?

— Единственное, что я помню, это служебные машины. Почта, "Федерал Экспресс", компании по доставке грузов и прочие… Надо полагать, наркотики могли прибывать со всеми этими людьми.

— Мы тоже так решили. Едва ли он работал по мелочам. Возможно, он служил посредником. Получил, передал… — Осборн на какое-то время задумался и отхлебнул кофе.

— Есть какие-нибудь успехи в расследовании? — спросил я.

— Хотите знать правду? Дело заходит в тупик. У нас слишком много мотивов, но ни один из них не работает. Насколько мы поняли, никто в округе и понятия не имел, что Клюг располагает всей этой информацией. Мы проверили банковские счета и нигде не обнаружили доказательств шантажа. Так что соседи явно в картину не вписываются. Хотя, если бы Клюг остался в живых, сейчас его с удовольствием прихлопнул бы почти любой из тех, кто живет по соседству.

— Это точно, — сказал Хэл.

Осборн хлопнул себя ладонью по ляжке.

— Если бы мерзавец остался в живых, я сам бы его убил! — воскликнул он. — Но теперь я начинаю думать, что он никогда не был жив.

— Не понимаю…

— Если бы я своими глазами не видел труп… — Осборн сел чуть прямее. — Он писал, что не существует. И на практике это действительно почти так. В электрогазовой компании о нем никогда не слышали. Клюг подключен к их линиям, сотрудник компании каждый месяц снимал показания счетчиков, но компания никогда не выставляла ему никаких счетов. То же самое и с телефоном. У него дома целый коммутатор, который изготовлен телефонной компанией, доставлен и установлен ими же, но у них нет об этом никаких сведений. Мы разговаривали с рабочим, установившим его. Он сказал, что сдал все сведения о работе и компьютер их принял. Клюг не открывал счета ни в одном из банков Калифорнии, и, похоже, он ему просто не был нужен. Мы обнаружили около сотни компаний, которые продали ему то или иное оборудование, доставили, а затем либо отметили его счет как оплаченный, либо напрочь «забыли», что вообще имели с ним дело. В некоторых из них зафиксированы номера чеков и счетов, но ни эти счета, ни даже банки никогда не существовали.

Он откинулся в кресле, и я почувствовал, что все эти факты его просто бесят.

— Единственный, кто вообще имел представление о Клюге, это человек, доставлявший ему раз в месяц продукты из бакалейной лавки. Маленький магазинчик неподалеку отсюда. У них нет компьютера, все расчеты по квитанциям. Клюг платил чеками "Уэллс Фарго".[20] Там эти чеки принимали к оплате, и никогда никаких проблем не возникало. Хотя о Клюге там даже не слышали.

Я задумался. Похоже, Осборн ожидал от меня какой-то реакции, и я высказал свое предположение:

— Он делал все это с помощью компьютеров?

— Верно. То, что он проворачивал с бакалейной лавкой, я еще понимаю. Но по большей части Клюг проникал прямо в базовое программное обеспечение и затирал все сведения о себе. Энергокомпания никогда не получала платежей ни чеками, ни каким-либо другим образом именно потому, что, по их мнению, они никогда и ничего Клюгу не продавали. Ни одно из правительственных учреждений также никогда ничего о Клюге не знало. Мы проверили все: от почтового управления до ЦРУ.

— Но, возможно, Клюг — это не настоящая его фамилия? — предположил я.

— Да. Но в ФБР нет его отпечатков пальцев. Мы в конце концов узнаем, кто он такой, но это ни на миллиметр не приближает нас к ответу на вопрос о том, произошло убийство или нет.

Осборн признал, что на него в определенном смысле давят с тем, чтобы он закрыл дело — по крайней мере ту часть, которая касалась смерти Клюга, — списав все на самоубийство, и забыл о нем. Однако он в самоубийство не верил. Разумеется, расследование второй половины истории, то есть попытки раскрыть махинации Клюга, никто пока прекращать не собирался.

— Теперь все зависит от этой стрекозы, — сказал Осборн.

— Жди, — ответил Хэл, фыркнув, и пробормотал что-то про "азиатов в лодках".

— Эта девушка? Она все еще здесь? Кто она такая?

— Какая-то "компьютерная звезда" из Калифорнийского технологического. Мы связались с ними, сообщили, что у нас за проблемы, и вот кого они нам прислали. — По лицу Осборна было понятно, что ни на какую помощь с ее стороны он на самом деле не рассчитывает.

В конце концов мне удалось от них избавиться. Когда они уходили по садовой дорожке, я взглянул в сторону дома Клюга: на его участке действительно стоял серебристый «Феррари» Лизы Фу.

Ходить мне туда было совершенно незачем. Я прекрасно это знал и потому занялся приготовлением ужина. Сделал запеканку из тунца — когда я готовлю ее по своему собственному рецепту, она гораздо лучше, чем предполагает название, — потом вышел во двор набрать зелени для салата. Я срывал помидоры и думал о том, что надо бы охладить бутылку белого вина, и тут мне в голову пришло, что наготовил я вполне достаточно на двоих.