Нет, Сергей не злился на отца за такое отношение. Отец все-таки, хочет как лучше. Но глотка свободы, независимости, самостоятельности ему хотелось с каждым годом все больше и больше. Привело это все к тому, что буквально после месяца службы вдали от Москвы и соответственно отца Сергей почти перестал бояться свободного плавания и ощутил внутреннюю готовность к резким переменам. Подсознательная борьба конформизма и желания стать самостоятельной личностью закончилась победой последнего, и немалый вклад в эту победу внесла хорошо развитая самокритичность. Сергей мужественно признался самому себе, что до последнего момента был типичным недорослем и что таким можно остаться навсегда, если не вырваться из порочного круга «папиных связей», после чего поклялся в ближайшее время предпринять некий демарш, закрепляющий победу самостоятельности над мажорством. Надо было только выбрать, с чего начать.
Логично было начать с чего-то простого, общепринятого. Например, завести семью. При полном отсутствии гонора, адекватном отношении к окружающему миру и его соблазнам немного наивный, но искренний Аншаков твердо верил, что самостоятельность заключается не в ломке привитых отцом стереотипов, а как раз в их дальнейшем развитии, но без подсказок свыше. Потому и планы на будущее он строил предельно простые и внятные: семья, дети, дом, машина, дача… В общем и целом, как у всех нормальных людей, и больше ничего не надо. Да такому парню, как Сергей, больше ничего и не светило. Никакого особого богатства или популярности. Все равно ни одного лишнего гроша к рукам не прилипнет. Сухие руки, честные. А что карьера едет, как прицепной вагон к поезду отца-генерала, так это вина не Сергея, а его малодушия. С которым покончено!
Сказано – сделано. В течение месяца Аншаков присматривался к симпатичным киевлянкам, даже закрутил с одной роман, но… начать трудный самостоятельный путь ему пришлось не с тонкой настройки личной жизни, а с отправки в боевой поход прямиком в Зону. Впрочем, такое изменение в генеральном плане новой жизни Сергея не смутило. Главное, он принял решение без цеу от папы и, что еще важнее, сумел свое решение отстоять.
Начальство упорно не желало включать Аншакова в инспекторскую группу, хотя все признавали, что подполковник самый грамотный эксперт в российской группировке МИС. Что уж скромничать, Сергей действительно знал о Зоне почти все, что можно узнать из сети, отчетов, рапортов и научных докладов. Но для действительно эффективной работы ему отчаянно не хватало практических знаний, личного опыта, и это стало его главным аргументом. На третий день начальство сломалось и включило подполковника в группу Остапенко с условием, что Сергей предоставит письменное разрешение от генерала Аншакова. Подполковник скрипнул зубами от такой ремарки, но согласился и… впервые в жизни совершил должностное преступление, а конкретно – подлог. Поскольку в сетевых делах Сергей разбирался гораздо лучше военных чиновников из канцелярии группировки, ему не составило труда состряпать служебную записку от имени отца, завизировать ее отсканированной подписью и отправить как бы с сервера Генштаба.
Вот так, правдами и неправдами, все и срослось. То, что самостоятельная жизнь началась с подлога, Аншакова несколько огорчало, но, будучи далеко не мальчиком, он прекрасно понимал, что жизнь состоит из вранья больше чем наполовину. Так что раскаиваться было можно, даже нужно, а сожалеть – нет. Пусть это и звучит почти как парадокс. Иногда свобода обретается и худшими методами.
Аншаков остановился у очередного оврага и поискал взглядом тропинку. Она резко уходила влево, предлагая путнику сделать приличный крюк. Сергей раздвинул кусты и оценил ширину и глубину земляного шрама. Если бы не кустарник, можно было просто разбежаться и перепрыгнуть. Подполковник пару секунд постоял в замешательстве и все-таки побрел в обход.
А вот это была еще одна сформировавшаяся за годы жизни в золотой клетке привычка – всегда искать обходные пути. И все опять же из-за малодушия – производного незрелости. Но что самое противное, жизненным маневрам всегда находилось убедительное оправдание. Всегда удавалось сослаться на какие-нибудь непроходимые «кусты», мешающие разбежаться и перепрыгнуть проблему, вместо того чтобы долго и нудно ее обходить.
Сергей покосился на кустарник, принял немного вправо и снова раздвинул ветки. В этом месте овраг был еще уже, и, если без тяжелого снаряжения за плечами, перескочить его удалось бы без разбега. К тому же метрах в двадцати по ту сторону канавы виднелось продолжение тропы. Один прыжок мог сэкономить уйму времени и сил.
«Но я-то со снаряжением… – Аншаков вдруг ощутил прилив злости на самого себя. – Ну и какого черта?! Снова ищешь оправдания, подполковник?! Сними этот проклятый вещмешок, перекинь, а потом прыгни сам!»
Не откладывая дело в долгий ящик, Аншаков так и поступил. Не сказать, что, очутившись на другой стороне, он резко вырос в собственных глазах, но настроение значительно улучшилось, а подкравшаяся усталость отступила. Хотя это могло быть действием тоника.
«Все равно хорошо, все равно полезный опыт, – мысленно приободрил себя Аншаков. – Не ищи оправданий своей лени, не пытайся обмануть самого себя, принимай рискованные решения, тогда чего-нибудь добьешься. А попытаешься снова выехать на компромиссах и комбинациях, так и останешься папенькиным сынком!»
Своеобразным восклицательным знаком в финале размышлений Аншакова стал одиночный выстрел, прозвучавший примерно в полукилометре прямо по курсу. Судя по звуку, стреляли не из автомата, но и не из дробовика. Секундой позже прозвучали еще два выстрела, и Аншаков наконец сообразил. Стрелок использовал что-то импортное. Например… навороченную бельгийскую винтовку!
«Паркер! Черт побери, вляпался все-таки!»
После небольшой паузы знакомо затрещали «калаши», и Сергей оставил все колебания. Он бросился на звук, уже без лишних раздумий перепрыгивая мелкие канавы и огибая только совсем уж непомерные овраги. Скороговорка штурмовой винтовки повторилась, и треск автоматов стал еще отчаяннее, хотя теперь в трескучем хоре стало явно меньше голосов.
Аншаков уже почти добежал до места боя, когда впереди и немного правее прогремели подряд три взрыва. Сергей бросился на звук, споткнулся и съехал в глубокий овраг с очень крутыми и скользкими склонами. Вел он примерно туда, откуда доносились звуки боя, но только примерно. Сергей попытался выбраться наверх, но у него не получилось. Тогда он двинулся по дну как можно быстрее, не забывая при этом осматривать склоны природной траншеи.
Брести по колено в вязкой грязи пришлось долго и нудно. Сергей несколько раз пытался штурмовать обрыв, но каждый раз скатывался вниз и продолжал путь по дну, вновь и вновь проклиная себя за малодушие, которое мешает собрать все силы и вскрабкаться-таки на нереально скользкий склон.
На самом деле малодушие тут было ни при чем. Выбраться без веревки Аншакову не светило. Но Сергей зациклился на борьбе со своими комплексами и теперь готов был списать на собственную слабость все на свете, от обложных дождей над Зоной до неурожая где-нибудь в Эфиопии.
Когда он нашел место для подъема, а случилось это минут через двадцать, впереди уже никто не стрелял, зато далеко позади зазвучала довольно бодрая канонада. Аншаков остановился и прислушался. Импортных ноток в новой какофонии вроде бы не звучало. Значит, Паркер все же прорвался и продолжил движение по маршруту. Это было хорошо. А вот что было плохо, так это весьма вероятный факт: позади с неизвестным противником столкнулись Дорогин и проводники. Получается, к волнению за Паркера присоединялось беспокойство за группу.
Аншаков снова встал перед выбором: продолжить преследование полковника или вернуться к группе. Альтернатива была непростой, но на выручку пришли логика и арифметика.
«Двое сталкеров и боевой полковник – вполне опытная и самодостаточная команда, – решил Сергей, – а вот один Паркер в поле не воин. Да и я сам рискую, оставаясь без напарника. Значит, надо идти вперед».
