Но вскоре мы выяснили, что на заводе нет никого, кроме призрака Сталина, который летал по разгромленным цехам и стонал: «Такую страну развалили, такую страну…»
Тогда Бульдог позвонил Профессору и обнаружил, что и его телефон выключен. Тут уж у нас не осталось никаких сомнений. Горгульи засели в церкви, прямо в самом центре города. И нам не оставалось ничего иного, кроме как броситься на помощь товарищам. Я даже не допускал мысли, что мы можем тупо сбежать. Хотя мне и было так страшно, что аж футболка стала влажной от пота, а руки дрожали, как у заправского алкоголика с похмелья.
А вот рыжий охотник вроде бы и не боялся вовсе. Он скорее был взбешён, отчего его глаза метали молнии, а вспучившиеся желваки чуть ли не протыкали кожу. И вот эти негативные эмоции словно добавили сил его ногам. Мы добежали до церкви едва ли не быстрее, чем это сделал бы ямайский спринтер. Но вот уже возле самого строения наша парочка сбросила скорость и Валерон, хрипло отдуваясь, проговорил, увидев «буханку» припаркованную возле крыльца:
— Они точно здесь, где-то внутри.
— Угу. Но мы же не пойдём с парадного входа? — проговорил я, стараясь, чтобы мой голос не дрожал от волнения.
— Нет, конечно, — проронил охотник и двинулся вокруг церкви, но вдруг остановился и предупреждающе поднял руку.
Через секунду я услышал нарастающий шум мотора, а потом увидел милицейский «уазик», после чего наша парочка мигом спрятала «макары» и когда из машины выскочил давешний лейтенант, похожий на крысу, оружия он не увидел. Но одно наше присутствие в такое время возле церкви вызвало его закономерные подозрения.
— А чего это вы тут делаете? — спросил он, прищурив глаза.
— У нас люди пропали! — выдохнул Валерон, имитируя панику. — Кто-то утащил их в эту церковь!
— Чего-о? — недоумённо протянул милиционер и потянул носом. — Вы пьяные, что ли?
— Нет. Мы серьёзно! — протараторил я, задыхаясь воздухом.
— Они в церкви пропали? — переспросил лейтенант и после наших синхронных кивков сказал: — Пойду гляну, раз так. Но если вы мне голову морочите…Простым штрафом не отделаетесь.
— Хорошо, хорошо, — зачастил Бульдог, двинувшись за милиционером.
Но стоило нам сделать всего пару шагов, как Валерон опустил на голову лейтенанта свою правую «кувалду» и тот приуныл. Его ноги сразу же подогнулись, и он упал на землю, бесчувственно вытянувшись на ней.
Бульдог же склонился над ним и прошипел:
— Как ты, сука, вовремя тут появился. В ловушку завести нас хотел? Вот хрен тебе. Стажёр, этот чёрт, скорее всего, посвящённый.
— А если нет?
— Ну, тогда вышлю ему ящик пива по почте, чтобы холодненькое к шишке прикладывал, — прорычал рыжий охотник и снова стал обходить церковь, вытащив пистолет и карманный фонарик.
Я опять пошёл за ним, хрустя разбитым стеклом под ногами, а потом помог ему отодрать от окна фанеру, которая закрывала его. Бульдог подтянулся на руках и заглянул в окно, принявшись глядеть внутрь церкви.
Он повисел так секунд пять, а затем неуверенно сказал:
— Вроде никого. Сейчас точно проверю, — охотник забрался на подоконник и посветил фонариком во тьму церкви. — Точно никого. Залезай.
Бульдог протянул мне руку и я, ухватившись за неё, оказался на подоконнике, а затем и в самой церкви, где царила почти кромешная тьма, которую пронизывали лишь немногочисленные лучи лунного света, проникавшего внутрь через различные щели, включая и парадный вход, где дверь висела на одной петле.
— А где же наши? — прошептал я, достав свой фонарик и поводя им по сторонам. Весь пол был покрыт каким-то мусором, сломанными стульями, изорванной одеждой и гнилыми досками.
— Вон, видишь? — сказал Валерон, направив луч света на небольшой люк в полу. Возле него отсутствовала пыль. — Кажись, их туда уволокли.
Мы двинулись к люку, пытаясь ступать мягко, чтобы не потрескивали доски пола. Но нам можно было и не прибегать к таким ухищрениям, потому что некоторые груды мусора неожиданно завозились и из них выскочили крепкие мужики с блестящими глазами. Их оказалось одиннадцать перекорёженных рож и всё они бросились на нас.
Я тут же заорал, начав пятиться к окну:
— Что за херня?! Мужики, вы чего?! Я, конечно, слышал, что в провинции не любят москвичей, но чтобы настолько…
Но те будто не слышали меня. И тогда Бульдог выстрелил, спровоцировав и мой указательный палец. Я от неожиданности дёрнулся и нажал на спусковой крючок, посылая пулю в гнома, который был в синем комбинезоне, заляпанном машинным маслом. Пуля ударила его в левую сторону груди, и гном сбился с шага, но не упал и даже не закричал от боли. Он так же молча, с перекошенным от злости лицом продолжил бежать в мою сторону, как бы намекая, что мне писец.
Я же в этот миг почувствовал, как у меня на голове волосы встали дыбом, и услышал яростный вопль Валерона:
— Бежим, Стажёр! Это не горгульи! Валим!
Но отступать уже было поздно. Злобные твари взяли нас в кольцо, постепенно стягивая его вокруг наших шей. Конечно, мы отстреливались, но мужиков останавливали лишь попадания в голову. А в таких условиях, когда свет фонарей метался во все стороны, тяжело было попасть в небольшой овальный объект, который ещё и приближался с большой скоростью. Поэтому нам удалось убить лишь четырёх противников, а остальные семеро повалили нас на пол и стали метелить так, будто мы задолжали им по десять мешков пшеницы и стог сена.
Мой рот мигом наполнился кровью, перед глазами всё поплыло, а рёбра весело затрещали. И я уже готовится отойти в Рай, где меня ждали гурии и десять тысяч долларов, но мужики вдруг перестали мутузить наш дуэт и куда-то нас потащили, бесцеремонно взяв за ноги.
Как оказалось, наш вынужденный путь лежал к тому самому люку в полу. А уже за ним обнаружились каменные ступени, кои я пересчитал своей спиной. Потом меня потащили по подземному коридору, где до моих ушей стали доноситься звуки заунывного пения и перед глазами заплясали отсветы живого пламени. Неужели опять вампиры? Что же происходит?
Моё недоумение стало ещё больше, когда мужики притащили меня и избитого Валерона в овальный подземный зал, где на стенах висели факелы. В их свете блестели потные обнажённые женские тела. Женщины пели и извивались в диковинном танце вокруг продолговатого камня, на котором лежал распятый Испанец с кляпом во рту. Над головой охотника покоился перевёрнутый крест. Но я лишь мельком взглянул на него, больше увлечённый разглядыванием женских фигур. Все они оказались красивыми, подтянутыми и у них даже не имелось жирка на боках или целлюлита на задницах, хотя среди женщин наличествовали и те, кому было хорошо за тридцать. Заметил я среди них и ту метёлку из столовой.
А ещё здесь находились местные мужики, которых было десятка два и все они влюблённо таращились на женщин. В их глазах царило лишь неистребимое желание идти за этими дамами хоть на край света.
И даже когда на пол замертво рухнул один из мужиков, в груди которого зияли два пулевых отверстия, полученные в церкви, никто из местных не двинулся, чтобы помочь ему.
Я же вздрогнул от звука упавшего тела, сплюнул кровь, а потом угрюмо покосился на двух человек, которые крепко держали меня за руки и не давали встать. Мне можно было лишь сидеть, вытянув ноги.
Остальные охотники находились примерно в таких же условиях, как и я, ну, кроме Испанца. Тот лежал на камне. А вот в Бульдога, Молчуна и Профессора тоже вцепились грабли мужчин.
Тем временем лишившийся очков гном, близоруко щурясь, посмотрел на меня печальными глазами, шмыгнул разбитым носом и сухо, без страха, спросил у женщин:
— Что вы хотите сделать с нами?
Одна из них, выглядящая постарше прочих, визгливо захохотала, после чего остальные перестали танцевать и петь. Кажись, дискотека закончилась, и теперь настало время разговора. Так и вышло. Всё та же хохотунья с крупной грудью, нисколько не стесняясь своей наготы, грациозно подошла к гному и ласково пропела бархатистым голосом, проведя пальцем по его носу: