— Пора, пожалуй, прекратить это занятие, — сказал я на третий день. — Слишком много беспорядка.
— Это естественно для мира, из которого вы пришли, — ответила она. — Но, действительно, опасно продолжать эксперименты на борту корабля. Океан глубок.
Итак, я усмирил свой магнетизм и мы вернулись к прежним методам. Как раз на следующий день Вальдемар сообщил, что поле возможных поисков сузилось. Нашей целью должен стать Париж.
… И обстоятельства его смерти были столь же загадочны, как события в одном из его рассказов, где дело этим не закончилось. Он был похоронен на пресвитерианском кладбище в Балтиморе на участке семьи По. На его могиле не было имени, стоял только номер 80, которым ее пометил кладбищенский сторож. Несколькими годами позднее двоюродный брат Эдгара, Нельсон По, заказал для него могильный камень. Но камень был уничтожен товарным поездом, который въехал в мраморную мастерскую, где выполнялась гравировка. С тех пор никто этим не занимался, пока не стало слишком поздно что-либо сделать. Номер 80 был утерян, а потом время и превратности судьбы сделали с участком семьи свое дело.
В то время как, никто точно не знает, где же все-таки находится его тело, существует памятник Эдгару Алану По; и, как правило, накануне дня рождения о нем вспоминают. У подножия может появиться бутылка виски, а также цветы и прочие случайные мелочи. Некоторые его земляки считали По другом дьявола. Джеймс был с этим не согласен, но он всегда был немножко паршивой овцой. Как говорили некоторые, По — это один из тех писателей, которые занимают особое место в литературе, а не главное место.
Это произошло в том же году. Но больше он не брал в рот ни капли.
Часть V
Наконец настала ночь, которая потревожила мой сон. Я беспокойно ворочался, вскакивал в полузабытьи и, казалось, даже в какой-то момент услышал звуки ноябрьского шторма. Мои сны были болезненным набором людей и мест, уходящих в никуда. Незаметно для меня буря затихла. На время я впал в забытье и оно было сладким…
Я обнаружил себя уже сидящим; прислушивался, искал призраков, ожидал, когда неведение рассеется, не понимая что за странный зов заставил меня проснуться. Казалось, будто я чувствую чье-то присутствие. Но мои глаза уже совершенно привыкли к темноте, и лунный свет струился сквозь иллюминатор, однако, я не видел никого.
— Кто здесь? — спросил я, спуская одну ногу с кровати. Встав на колено, я вытащил лежавшую внизу саблю. Никто не ответил.
Тогда я заметил блик на стене около предметного столика. Я поднялся, приблизился и остановился, когда понял, что это было всего лишь небольшое зеркало в металлической оправе, которое висело там. Должно быть, угол падения лунного света был как раз такой, что зеркало его усиливало.
Я решил обследовать свой гардероб. Убедившись, что злые силы не притаились в складках моей одежды, я вновь приблизился к зеркалу, чтобы посмотреть получше.
Однако, это не был эффект отражения лунного света. В зеркале был виден туманный полуденный пляж, на фоне которого отражение моего лица было бледным призраком. Юная Энни, какой я увидел ее впервые, стояла возле одного из наших песочных замков. Теперь я понял, что зов, который разбудил меня, исходил от нее — Эдгар! — казалось, эхом повисло под туманными сводами памяти.
— Энни! — сказал я. — Я здесь!
Но она не обратила внимания. Я продолжал вглядываться, но не мог придумать ничего, чтобы дать ей знать о моем присутствии. Потом справа от нее сквозь туман, который плотно окутывал берег, я увидел фигуру приближающегося человека. Это был мужчина, который медленно, нетвердой походкой двигался к ней.
Она повернулась в направлении к нему. Еще перед тем, как он показался в поле зрения, я был уверен, что это — По. Но его необычного внешнего вида я предвидеть не мог. На нем была тонкая не по плечу рубашка и брюки большого размера. Он запинался и покачивался, тяжело опираясь на коричневую трость. Его лицо выглядело гораздо старше, чем мое сейчас, черты поблекли, глаза блуждали. Вначале я решил, что он пьян. При более тщательном изучении, однако, изменил свое мнение. Он был, очевидно, болен.
Выражение его лица скорее свидетельствовало о лихорадочном и бредовом состоянии, чем об опьянении. Энни бросилась навстречу ему, но он двигался, как будто не замечая ее присутствия. Когда она взяла его за руку, он упал внезапно на левое колено, ужасным взмахом своей трости разрушив несколько башен и продырявив стену замка. За короткое время он совершенно разрушил их. Потом он встретился взглядом с Энни. Она бросилась поднимать его, но он с трудом поднялся сам. Вновь оказавшись на ногах, он продолжал свой путь, направляясь, казалось, прямо на меня. Энни следовала за ним, и хотя я видел по движению ее губ, что она что-то говорила, но слова не были мне слышны. Он подходил ближе, ближе. Казалось, он смотрит мне прямо в глаза. Я чувствовал его взгляд…
Еще мгновение, и его тело как бы вышло из стены, а лицо — из зеркала, а он продолжал свое движение вперед, без какого-либо беспокойства по поводу своего перемещения. Его взгляд скользнул мимо меня.
— Эдгар! — позвал я. — По! Старый друг! Приди в себя! Постой. Мы хотим помочь тебе.
Он встал, он обернулся, он посмотрел.
— Демон! — воскликнул он. — Наваждение! Зачем ты преследуешь меня все эти годы?
— Я не демон. Я твой друг — Перри. Энни и я хотим помочь тебе…
Он застонал, повернулся и снова пошел. Я сделал шаг к нему как раз в тот момент, когда он достиг отражения лунного света. Свет прошел сквозь него, словно он был сделан из тончайшего стекла. Он поднял руку, глядя на нее, глядя сквозь нее.
— Мертв… и обращен в приведение, — сказал он. — Я уже дух.
Сейчас я позову Лиги и…
— Мертв, — повторил он, не обращая на меня внимания. — Но разве может дух так скверно чувствовать себя? Я болен.
Я сделал еще шаг к нему.
— Позволь мне попробовать… — начал я.
Но он опустил руку и исчез, как задутая свеча.
— По! — крикнул я.
Пустота. Я повернулся спиной к зеркалу; теперь оно было черным.
— По…
Утром я спросил себя, какая часть ночных событий была сном. Потом заметил, что моя правая рука сжимала саблю. Я подошел к зеркалу и посмотрелся: мое удивленное лицо — вот и все, что я там увидел. Интересно, не это ли зеркало Элисон использовал в своих алхимических опытах; а если это так, то не это ли делало его подходящим проводником для сил, вызвавших ночные события.
Позднее, во время обычного сеанса с Вольдемаром, я спросил его, в каком состоянии находились в настоящее время связи между Энни, По и мной.
— В таком же, в таком же, как всегда, — ответил он.
— Тогда я не понимаю, — сказал я. — Сейчас происходит не так, как раньше. Должно быть, что-то случилось.
— Да, — ответил он. — Но связь осталась прежней. Изменился характер происходящего.
— Тогда, что является причиной этого? — Энни погружена в наркотический дурман и месмеризм. Они вмешиваются в ее восприятие, искажают направление ее импульсов.
— Как я могу помочь ей?
— Сейчас — никак.
Я отвернулся, сцепив зубы, произнося проклятия.
— Так значит, я ничего не могу сделать?
— Я не могу решать за вас моральные проблемы.
— Черт возьми! Я просто хочу знать, как помочь ей!
— Тоща вы должны защитить себя. Вы должны сохранить свою жизнь и не быть покалеченным, когда появится возможность повлиять на ее избавление.
— А такая возможность появится?
— Это возможно.
— Где и когда это будет наиболее вероятно?
— Я не могу сказать.
— Черт, — сказал я. — Черт побери! Неужели вы не можете сказать хоть что-то, что было бы полезно мне?
— Да, — сказал он наконец. — Когда факты становятся ужасающе правдивыми, не всему можно верить.
— Вы совсем запутали меня, — сказал я. — Я ничего не понимаю.
— Уже сейчас, — отвечал он, — Темплтон и Грисуолд ищут способы, чтобы превратить Энни в оружие.