Пока мы обсуждали визуальные характеристики воды, Петерс со смехом зачерпнул пригоршню и проглотил. Он объявил, что это отличный прохладительный напиток. И поскольку с ним не произошло ничего непредвиденного, некоторые из нас тоже отважились попробовать его и остались довольны. Петерс потом объяснил, что все дело в запахе, а эта вода пахла хорошо. Нюхать воду он научился в прериях.
Между тем, течение несло нас все быстрее и быстрее, пока мы не оказались совершенно беспомощными в его власти.
Спустя два дня мы проснулись от того, что я вначале принял за снегопад, но сходив наверх, понял, что это был вулканический пепел, от которого палуба стала серой. Мы оказались поблизости от легендарной горы Лапек, выбрасывающие серые облака, словно капустные листья, прорезаемые ярким свечением огня, — случайные импульсы горячего сердца, бьющегося внутри. Отдаленные шумы вулкана доносились как раскаты грома. Когда мы проходили мимо, активность вулкана была умеренной, ничего, кроме пепла, нам не угрожало.
Некоторое время я избегал посещать Вальдемара, так как это косвенным образом напоминало мне о ночи торжества Красной смерти в аббатстве Просперо.
Однако становилось все более очевидным, что мы неуклонно приближались к воронке Симмеса, поэтому, не зная что делать дальше, я решил, что маленький совет из потустороннего мира вовсе не будет лишним. Температура становилась выше, океан был почти горячим, исчезли все признаки плавающих льдов и снега. Все это вселяло в меня уверенность, что настало время действовать.
Лиги, кажется, еще спала, но поскольку у меня был второй ключ от каюты Вальдемара, я просто вошел, прихватив с собой горящую масляную лампу.
Я сделал необходимые пассы и опять начались сопутствующие шумы, сам гроб медленно поднялся. При этом Вальдемар сел и подался вперед, открыв и нижнюю половину ящика. Не остановившись на этом, он свесил ноги, усевшись на краю, как жуткого вида пугало.
— О, Эдди! — сказал он. — Опять? Вы подарили мне в этот раз еще больше жизни, чем в прошлый, дитя земли!
— Извините, — сказал я. — Срочное дело. Я думаю, мы приближаемся к воронке Симмеса на Южном полюсе.
— И нельзя сказать, что вы ошибаетесь! — согласился он. — В какое славное место мы отправимся! Я недооценивал вас. Спасибо, за то, что вы принесли мне это известие. Это почти единственное, что может доставить мне нечто вроде удовольствия.
— Вынужден разочаровать вас, — сказал я, — но мне бы хотелось найти способ избежать этого.
— Нет! — Он встал и весь затрясся. — Я отказываюсь помогать вам избежать такой прекрасной и благородной смерти!
— Не хотелось бы нарушать правила, — сказал я, — но я могу заставить вас сделать это.
Я начал приготовления к применению большего количества месмерической энергии.
— Остановитесь! Вы не можете быть таким бессердечным!
Он склонился ко мне, вытянув руки вперед.
— Вы скажете, что вам известно об этом, — сказал я, — или я приступлю к более глубокой анимации.
— Спросите меня о чем-нибудь другом, — ответил он.
— Секреты столетий для меня — открытая книга. Какие подробности вам нужны? Неизвестные трагедии Софокла? Доказательство последней теоремы Ферма? Точное археологическое местоположение Трои?…
— Вы тянете время, — сказал я. — Ну что ж, тогда приступим. Что же делать?
Он опустил руки.
— Хорошо, — сказал он.
— У насесть шанс избежать этого не так ли? Ведь мы приближаемся и уже так близко, что минуты могут решать, какой путь нам выбрать.
— Вы проницательнее, Перри, чем я о вас думал.
— Не надо мне льстить, лучше — факты. Воздушный шар может быть нашим единственным спасением. Сколько времени потребуется, чтобы надуть его?
— Около двух часов, — ответил он.
— Сколько времени осталось до того, как мы начнем погружаться в воронку?
— Может часа три.
— Скольких человек он может поднять?
— Четверых.
— Это не годится. Ведь нас двенадцать.
— Это годится, — ответил он, показывая все свои зубы.
— Я не понимаю.
— Объяснить?
— Уверен, что вы сделали бы это с удовольствием, но у меня нет времени. До свидания.
Я повернулся и побежал к двери.
— Эдди, подождите!
Я остановился, услышав нотки тревоги в его голосе, которых раньше никогда не слышал.
— Что? — спросил я.
— Возьмите с собой оружие.
— Почему?
— Ничего особенного. Просто наденьте свою саблю и не расставайтесь с ней.
— Хорошо, — сказал я. — Спасибо.
Я выскочил из двери и побежал.
Я вышел из своей каюты, пристегнув на место саблю, когда услышал крики, доносившиеся сверху, и лязганье металла о металл. Вместо того, чтобы направиться в грузовое отделение, где лежал воздушный шар, я стал подниматься вверх по лестнице, чтобы узнать, что происходит.
Когда мои плечи и голова оказались на уровне палубы, матрос, который очевидно руководил всем этим, ткнул в меня палкой. Я отклонился назад, вынул саблю и ударив по палке, выбил ее у него из рук. Он снова поднял ее, тогда я выполнил простой удар в грудную клетку, рассекающий ребра. Он вскрикнул. Тоща я трезво оценил ситуацию.
Капитан Гай, Петерс и Ганс Поль были на корме, их окружили члены команды, которые, очевидно, решили, что настало время для мятежа. Я заметил кучу припасов рядом с одной из лодок, пятна крови на палубе неподалеку. Грудь капитана Гая тоже была в крови и он стоял, облокотившись на перила, словно слегка оглушенный. У меня возникло подозрение, что он застал команду в тот момент, когда она собиралась покинуть корабль, это и послужило толчком к бунту.
Петерс в каждой руке держал по фут-штоку. У Поля была сабля, похожая на мою. Пятеро оставшихся матросов повернулись назад и смотрели на того, которого я только что сразил. Мое присутствие в тылу, очевидно повлияло на их решение броситься в атаку. С боевым криком они бросились на троих человек, стоявших перед ними.
Петерс бросил одну из жердей в того, который с ножом нападал на капитана. Он ударил нападавшего по голове, и он упал. Другой, подняв саблю, бросился на самого Петерса. В это время Поль поднял саблю в защитную позицию и широко раскрыв глаза смотрел на атаковавшего его дородного парня со стилетом в одной руке и дубинкой — в другой.
Я издал отчаянный крик, когда преодолел последние ступеньки, и направился к ним, размахивая саблей. В это время я скорее почувствовал, чем услышал низкий грохочущий звук, похожий на затихающий шторм, идущий откуда-то издалека по ходу движения судна. Это было больше, чем настойчивое напоминание, так как сопровождалось вибрацией, которая была ощутима физически и пробирала до корней волос. К своему ужасу я понял, что это могло означать. Я снова испустил клич и один из матросов повернулся, приготовившись принять бой. Это был высокий сухощавый человек с бельмом на глазу. Он размахивал дубинкой, утыканной гвоздями, которая вполне могла противостоять моей сабле.
Я видел, как Петерсу удалось избежать удара саблей, отступив назад, а потом ударить атаковавшего по запястью. Потом он дал волю своим мощным кулакам. На какое-то время его заслонила от меня фигура его соперника. Но вдруг соперник оказался в воздухе. Он согнулся пополам, когда Петерс держал его, изо рта его текла кровь. С другой стороны от меня я увидел, как упал Поль с окровавленным плечом.
Потом мне уже некогда было обращать внимание на что-либо, кроме своих собственных проблем. Я приостановился, когда дубинка моего противника, раскачиваясь, нацелилась на меня. Я опустил свое оружие и отступил, решив не рисковать своей сталью против такой сокрушительной силы. Он опять размахнулся, я снова отступил, наблюдая за его движениями и ожидая, когда он раскроется.
Я услышал, как вскрикнул Ганс Поль, с очень сильным акцентом, и его сабля загремела по палубе.
Стая птиц пролетела над нами с северо-западной стороны, крича «э-теке-лили!»
Мой противник поднял дубинку к правому плечу и обеими руками опустил ее по диагонали, нацелившись мне в грудь. Он рассмеялся, когда я опять увернулся, и выкрикнул: — Ну прислонись к чему-нибудь! Хватит бегать! Тогда я тебя достану! — На это я мог только вежливо кивнуть и улыбнуться, так как заметил, что после удара вниз от плеча он медленнее группируется, чем после горизонтальных взмахов.