– Пожалуйста, расскажите мне, миссис Эдвардс, что произошло.

– Я уже сказала. Пришли и стали спрашивать, где Хорас. Когда ответила им, что не знаю, высокий ударил меня в глаз. Маленький его оттащил.

– Вы в полицию позвонили?

– Нет. Но не потому, что испугалась. Таких типов я не боюсь. Но Хорас не велел.

– Миссис Эдвардс, – снова спросил Майрон, – где Хорас?

– Я и так наговорила лишнего, Майрон. Хочу, чтобы ты понял. Эти люди опасны. Откуда мне знать, может, ты на них работаешь. Может, они через тебя пытаются теперь узнать, где Хорас.

Майрон не знал, что и сказать. Если он будет доказывать свою непричастность, то только усугубит ее страхи. Он решил сменить пластинку.

– А что вы можете мне рассказать о матери Бренды?

Миссис Эдвардс оцепенела. Вязание упало на колени, очки свалились на грудь.

– С чего ты вдруг про это спрашиваешь?

– Вы помните, несколько минут назад я сказал вам, что в квартиру Хораса залезли?

– Я помню.

– Пропали только письма Бренде от матери. И Бренде постоянно звонят с угрозами. Однажды ей велели позвонить матери.

Лицо Мейбел Эдвардс побледнело. Глаза начали подозрительно блестеть.

Через минуту Майрон попытался снова.

– Вы помните, когда она сбежала?

Женщина пристально уставилась на него.

– Нельзя забыть день, когда умирает твой брат. – Голос ее упал до шепота. Она покачала головой. – Не понимаю, какое все это имеет значение. Аниты нет уже двадцать лет.

– Пожалуйста, миссис Эдвардс, расскажите мне, что вы помните.

– Что тут рассказывать, – промолвила Мейбел. – Она оставила брату записку и сбежала.

– Вы помните, что было в записке?

– Что-то насчет того, что, дескать, она его больше не любит и хочет начать новую жизнь. – Мейбел замолчала и взмахнула рукой, будто ей не хватало воздуха. Вынула из сумки платок и крепко сжала его в кулаке.

– Вы можете мне рассказать, какая она была?

– Анита? – Мейбел уже улыбалась, но платок все еще держала наготове. – Знаешь, это ведь я их познакомила. Мы с Анитой вместе работали.

– Где?

– В поместье Брэдфордов. Горничными. Молодые были, лет по двадцать. Я там всего лишь полгода проработала, а Анита целых шесть лет гнула спину на этих людей.

– Вы сказали, поместье Брэдфордов…

– Да, тех самых Брэдфордов. Анита была там служанкой. Больше прислуживала старой леди. Ей уж, верно, теперь за восемьдесят. Они все тогда там жили. Дети, внуки, братья, сестры. Как в «Далласе». Мне кажется, это неправильно. А ты как думаешь?

Майрон не нашелся, что ответить.

– Вот там я и познакомилась с Анитой. Мне она показалась приятной молодой женщиной, вот только… – Она подняла глаза в поисках подходящих слов и, так и не найдя их, тряхнула головой. – Словом, очень уж она была красивой. Не знаю, как еще и сказать. Такая красота, Майрон, выворачивает мужчинам мозги наизнанку. Вот Бренда, она, конечно, привлекательна. Экзотична, так это вроде теперь называют. Но Анита… Постой, я сейчас принесу фотографию. – Она легко поднялась и выплыла из комнаты. Несмотря на габариты, движения Мейбел отличались свободной грацией прирожденной спортсменки. Хорас тоже так двигался, сочетая вес с отточенной легкостью, казавшейся почти поэтичной. Ее не было с минуту. Вернувшись, она протянула ему снимок.

Майрон взглянул на него и обомлел. Потрясающе! От такой красоты коленки подгибаются и дух захватывает. Майрон понимал, какой властью над мужчинами могла обладать такая женщина. Джессика отличалась красотой того же свойства. Завораживающей и слегка пугающей.

Он повнимательнее присмотрелся к фотографии. Маленькая Бренда, лет четырех-пяти, держалась за руку матери и радостно улыбалась. Майрон попытался представить себе такую же улыбку на лице Бренды сегодня, но ничего не вышло. Мать и дочь были похожи, но, как правильно сказала Мейбел, Анита была куда красивее. Во всяком случае, с позиции классических канонов – черты лица правильные, чёткие, тогда как у Бренды – более крупные и расплывчатые.

– Анита поразила Хораса в самое сердце, когда убежала, – продолжила Мейбел Эдвардс. – Он так и не оправился. Бренда тоже. Она была совсем маленькой, когда мама исчезла. Три года кряду плакала каждую ночь. Даже когда уже заканчивала школу, рассказывал Хорас, иногда во сне она звала свою мать.

Майрон наконец оторвался от фотографии.

– Может быть, она и не сбежала, – сказал он.

Глаза Мейбел сузились.

– Что ты этим хочешь сказать?

– Может быть, она попала в беду.

На лице женщины появилась печальная улыбка.

– Я понимаю, – мягко произнесла она. – Ты посмотрел на снимок и не смог с этим смириться. Не хочешь поверить, что мать способна бросить такое милое дитя. Я знаю. Это тяжело. Но она поступила именно так.

– Записка могла быть подделкой, – заметил Майрон. – Чтобы сбить Хораса со следа.

Она покачала головой.

– Нет.

– Вы не можете знать наверняка…

– Анита мне звонит.

Майрон замер.

– Что?

– Не часто. Может, раз в два года. Спрашивает про Бренду. Я умоляю ее вернуться. Но она вешает трубку.

– А вы не догадываетесь, откуда она звонит?

Мейбел покачала головой.

– Сначала мне казалось, как будто из другого города. Знаешь, всякие шумы на линии. Но потом я решила, что она уехала в другую страну.

– Когда она в последний раз вам звонила?

– Три года назад, – с ходу ответила Мейбел. – Я рассказала ей, что Бренду приняли в медицинский институт.

– И ничего после?

– Ни словечка.

– А вы уверены, что это была она? – Майрон понимал, что ему не хочется терять надежды.

– Да, – ответила Мейбел. – Это была Анита.

– Хорас про звонки знал?

– Сначала я ему рассказывала. Но это напоминало копание в незажившей ране. И я перестала. Но мне кажется, она и ему звонила.

– Почему вы так думаете?

– Он что-то такое сказал однажды, когда слишком много выпил. Я позже пыталась его расспросить, но он все отрицал. Я и не стала настаивать. Ты пойми, Майрон. Мы про Аниту никогда не разговариваем. Но она всегда здесь. С нами в одной комнате. Ты понимаешь, что я хочу сказать?

Молчание тяжелым облаком нависло над ними. Майрон ждал, когда оно рассеется, но оно все висело, тяжелое и душное.

– Я очень устала, Майрон. Давай поговорим об этом в другой раз?

– Разумеется. – Он встал. – Если брат снова позвонит…

– Не позвонит. Он считает, что они прослушивают мой телефон. Хорас уже почти неделю не звонит.

– Вы знаете, где он, миссис Эдвардс?

– Нет. Хорас сказал, что так безопаснее.

Майрон достал визитную карточку и написал на ней номер своего сотового.

– Меня можно найти по этому телефону круглосуточно.

Она устало кивнула, и ему показалось, что ей было тяжело просто протянуть руку и взять карточку.

– Я тебе маленько приврал вчера.

Норм Цукерман с Майроном сидели одни на верхней скамейке трибуны. На площадке играли «Нью-йоркские дельфины», разделившись на две команды. Майрон вынужден был признать: впечатление они производили отменное. Женщины двигались с грациозной силой. Майрон ожидал, что они будут передвигаться несколько неуклюже и чисто по-женски бросать мяч.

– Хочешь позабавиться? – спросил Норм. – Я ненавижу спорт. Я, хозяин «Зума», признанный король спорта, терпеть не могу все, что связано с мячом, битой, обручем и прочим. Знаешь почему?

Майрон покачал головой.

– У меня никогда ничего уже не получалось. Полный привет, как говорят сегодня детки. Вот мой старший брат, Герш, он таки был спортсменом. – Норм помолчал. Когда он снова заговорил, в голосе слышалась хрипотца: – Такой одаренный, такой славный Герши. Ты мне его напоминаешь, Майрон. Я не просто так говорю. Я все еще по нему тоскую. Умер в пятнадцать лет.

Майрону не надо было спрашивать, как он умер. Вся семья Норма погибла в Аушвице. Они все туда попали, вышел один Норм. Сегодня было тепло, и Норм одел рубашку с короткими рукавами. Майрон мог разглядеть сделанную в концлагере татуировку. Сколько бы раз он ее ни видел, он всегда терял дар речи.