– Что но?

– Ну, я уже много месяцев ничего не писала о Лиззи. Даже странно. На прошлой неделе Констанс Лоуренс устраивала благотворительный бал в пользу детской больницы святого Себастьяна, так Лиззи снова не пришла. А ведь она очень любила эти балы. Все последние годы обязательно там появлялась.

Майрон кивнул, стараясь не перепутать постоянно меняющиеся эпохи.

– Значит, Лиззи больше не ходит на приемы?

– Нет, не ходит.

– А почему?

Дебора даже вздрогнула. В глазах появилась подозрение.

– Так как ты сказал тебя зовут?

– Майрон.

– Это я знаю. Ты уже говорил. А фамилия у тебя есть?

– Болитар.

Снова искра в глазах.

– Сын Эллен?

– Да, верно.

– Эллен Болитар, – произнесла она с широкой улыбкой. – Как она поживает?

– Все хорошо.

– Она умная женщина. Скажи-ка мне, Майрон, она все еще раздирает на части свидетелей противной стороны?

– Да, мэм.

– Умница.

– Ей очень нравилась ваша колонка, – сказал Майрон.

– Эллен Болитар, адвокатесса, читает мою колонку, – просияла она.

– Каждую неделю. С нее и начинает читать газету.

Дебора Уиттейкер откинулась в кресле, качая головой.

– Как вам это нравится? Эллен Болитар читает мою колонку. – Она улыбнулась.

Майрон уже совсем запутался. Дебора прыгала во времени. Он лишь старался не отстать от нее.

– У нас такая приятная беседа, правда, Майрон?

– Да, мэм.

Ее улыбка задрожала и погасла.

– Здесь никто уже не помнит мою колонку, – пожаловалась она. – Все такие ласковые и милые. Хорошо со мной обращаются. Но я для них – еще одна старуха. Ты достигаешь определенного возраста и внезапно становишься невидимой. Они не понимают, что твой ум когда-то был острым, что тело это присутствовало на великолепных вечеринках и танцевало с самыми красивыми мужчинами. Они этого не видят. Я не помню, что ела утром, но хорошо помню эти вечеринки. Разве не странно?

– Нет, мэм, не странно, – ответил Майрон.

– Я так хорошо помню последний прием, устроенный Лиззи, словно это происходило вчера. На ней было черное, без бретелек, платье от Хапстона и жемчужное колье. Она была загорелой и прелестной. Я – в летнем платье ярко-розового цвета. Кстати, от Лили Пулицер, доложу я тебе, и все оборачивались мне вслед.

– Что случилось с Лиззи, миссис Уиттейкер? Почему она перестала ходить на вечеринки?

Внезапно Дебора Уиттейкер замерла.

– Я репортер, – сухо сказала она, – а не сплетница.

– Конечно, понимаю. Я не хочу лезть в чужие дела. Но это может быть важно.

– Лиззи – моя подруга.

– Вы ее видели после того последнего приема?

Глаза старушки снова затуманились.

– Мне казалось, она слишком много пьет. Я даже подозревала, что у нее какая-то проблема.

– С выпивкой?

– Я не люблю сплетничать. Это не мой стиль. Я делаю колонку светских новостей. Стараюсь не причинять людям неприятности.

– Я понимаю, миссис Уиттейкер.

– Но я ошибалась.

– Ошибались?

– С выпивкой у Лиззи все в порядке. Она может немного выпить, но никогда не перебирает, всегда на высоте.

Снова эти глаголы в настоящем времени.

– Так вы видели ее после приема?

– Нет, – тихо ответила Дебора. – Никогда.

– Может быть, разговаривали по телефону?

– Я ей дважды звонила. После того, как она не появилась на приеме у Вудмейеров и позднее – у Констанс на балу. Понимаешь, я чувствовала, что что-то не так. Но я с ней не разговаривала. Ее либо не было, либо она не могла подойти к телефону. – Она взглянула на Майрона. – Ты не знаешь, где она? Как ты думаешь, с ней все будет в порядке?

Майрон не знал, что и сказать. Или в каком времени.

– Вы о ней беспокоитесь?

– Разумеется. Она вдруг взяла и исчезла. Я спрашивала ее друзей из клуба, но никто не видел Лиззи. – Старушка нахмурилась. – Хотя какие это друзья. Друзья так не сплетничают.

– О чем сплетничают?

– О Лиззи.

– О чем именно?

– Я полагала, – заговорила Дебора таинственным шепотом, – что она так странно себя ведет, поскольку слишком много пила. Но дело было не в этом.

Майрон наклонился и спросил, подделываясь под ее тон:

– А в чем же?

Дебора Уиттейкер уставилась на Майрона. Глаза были мутными, молочно-белыми, и Майрон не мог понять, что они сейчас видят.

– Нервное расстройство, – наконец произнесла она. – Женщины из клуба говорили между собой, что у Лиззи – нервное расстройство. Что Артур отправил ее в больницу, где стены обиты толстой тканью.

Майрон похолодел.

– Сплетни, – сердито возразила Дебора. – Отвратительные сплетни.

– Вы в них не верили?

– Вот что мне скажи. – Дебора Уиттейкер облизала губы, которые были настолько сухими, что, казалось, вот-вот начнут осыпаться хлопьями. Она слегка выпрямилась. – Если Элизабет Брэдфорд упрятали в дурдом, то как вышло, что она свалилась с балкона собственного дома?

Майрон кивнул. Есть над чем подумать.

Он еще немного посидел, беседуя с Деборой Уиттейкер о людях и временах, о которых он и понятия не имел. Пока, наконец, Бекки не положила конец визиту. Майрон пообещал зайти еще и попытаться привести с собой мать. Он намеревался выполнить свое обещание. Дебора Уиттейкер, шаркая ногами, удалилась. Майрон подумал, а будет ли она помнить о его посещении к тому времени, когда доберется до своей комнаты. Хотя какое это имеет значение.

Майрон направился к машине и оттуда позвонил в офис Артура Брэдфорда. Его «исполнительный секретарь» сообщила, что будущий губернатор в Беллевидле. Майрон ее поблагодарил и отключился. Посмотрел на часы и завел двигатель. Если не попадет в пробку, то приедет вовремя.

Выехав на Гарден-Стейт-паркуэй, он позвонил в офис отцу. Элоиз, с давних пор работавшая у отца секретаршей, сказала ему то, что повторяла каждый раз за последние двадцать пять лет, когда он звонил.

– Я немедленно тебя соединяю, Майрон. – Не имело значения, занят отец иди нет. Разговаривал ли он по телефону или принимал посетителя. Отец давно приказал: если позвонит сын, соединять его с ним тотчас же.

– Не надо, – сказал Майрон, – Скажите ему, что я заеду через пару часов.

– Сюда? Бог мой, Майрон, ты же столько лет здесь не был.

– Да, я знаю.

– Что-нибудь случилось?

– Все в порядке, Элоиз. Мне просто надо с ним поговорить. Скажите ему, что беспокоиться не о чем.

– Твой отец будет счастлив.

Майрон, однако, не был в этом уверен.

Автобус, на котором разъезжал Артур Брэдфорд со своим предвыборным штабом, был выкрашен в красную и синюю полоску с белыми звездами. По ребру шли огромные буквы: «БРЭДФОРДА В ГУБЕРНАТОРЫ». Окна темные, тонированные, чтобы никто из неумытых случайно не увидел своего вождя. Трогательная деталь.

Артур Брэдфорд стоял в дверях автобуса с микрофоном в руке. Братец Чанс ошивался сзади, улыбаясь (на случай возможных камер) заученной улыбкой политического прихвостня, говорящей: ну не прелесть ли наш кандидат? Справа стоял Теренс Эдвардс, двоюродный брат Бренды. Он тоже сиял улыбкой, естественности в которой было не больше, чем в парике лысого. На обоих напялены эти специальные идиотские шляпы, которые неплохо бы смотрелись на членах квартета парикмахеров.

Людей собралось совсем немного, в основном старики. Они озирались вокруг и выглядели так, будто кто-то заманил их сюда, пообещав накормить. Прохожие замедляли шаг и останавливались, чтобы посмотреть, не затеет ли кто-нибудь драку. Брэдфордские подставные смешались с толпой, раздавая плакаты, значки и даже эти идиотские шляпы с той же надписью «БРЭДФОРДА В ГУБЕРНАТОРЫ». Время от времени подставные люди в толпе начинали хлопать, и остальные лениво к ним присоединялись. Присутствовали несколько репортеров и журналистов с кабельных станций, которым явно не нравилось то, что они делали.

Майрон пробрался сквозь толпу в первый ряд.