Элоиз Уильямс начала работать на отца еще до бунтов.

– Пока я жив, – любил говорить отец, – Элоиз без работы не останется. – Она была для него кем-то вроде второй жены. Заботилась о нем в течение рабочего дня. Они ссорились, ругались, обижались друг на друга. Но между ними существовала прочная и глубокая симпатия. Мать это знала.

– Слава Богу, – говаривала она, – что Элоиз страшнее, чем корова из-под Чернобыля. А то бы я беспокоилась.

Когда-то фабрика отца состояла из пяти зданий. Теперь остался лишь этот склад. Отец использовал его для хранения грузов, поступающих из-за рубежа. Офис находился в самом центре почти под потолком. Все четыре стены стеклянные, так что отец мог надзирать над своим товаром, словно часовой на главной тюремной башне.

Майрон поднялся по металлическим ступенькам. Элоиз широко улыбнулась и ущипнула его за щеку. Ему даже показалось, что она откроет ящик стола и достанет оттуда игрушку. Когда он был мальчишкой, у нее всегда было что-нибудь припасено для него: водяной пистолет, модель самолета, которую надо склеить, или книжка комиксов. Но на этот раз Элоиз ограничилась объятием, и Майрон не слишком расстроился.

– Заходи, – сказала она. Никаких предварительных звонков. Никаких предварительных проверок, не занят ли отец.

Через стекло Майрон видел, что отец оживленно говорит по телефону. Как обычно. Майрон вошел. Отец поднял руку.

– Ирв, я сказал – завтра. Никаких извинений. Завтра, ты слышишь? – Он повесил трубку. Взглянул на Майрона и просиял.

Майрон обошел стол и поцеловал отца в щеку. Как обычно, на ощупь кожа казалось шершавой и слегка пахла одеколоном «Олд Спайс». Так и должно было быть.

Манерой одеваться отец напоминал члена израильского Кнессета: черные-пречерные брюки, расстегнутая у шеи белая рубашка, под ней футболка. Из-за ворота футболки выбивались седые волосы. Отец был натуральным семитом – темнооливковая кожа и нос, которые вежливый человек назвал бы выдающимся.

– Помнишь ресторан «У Дона Рико»? – спросил отец.

– То португальское заведение, куда мы частенько заходили?

– Да. Так вот, оно закрылось. В прошлом месяце. Мануэль прекрасно там управлялся тридцать шесть лет. Но теперь пришлось сдаться.

– Мне очень жаль.

Отец презрительно фыркнул и отмахнулся.

– Кому какое дело, черт побери? Я болтаю, потому что немного волнуюсь. Элоиз сказала, что ты как-то странно говорил по телефону. – Он смягчил тон. – Все в порядке?

– Нормально.

– Тебе нужны деньги или что?

– Нет, папа, мне не нужны деньги.

– Но что-то случилось, да?

Майрон решил идти напролом.

– Ты знаешь Артура Брэдфорда?

Отец побледнел, не постепенно, а разом. Начал что-то искать на столе. Передвинул на другое место семейную фотографию, поправил другую, где был запечатлен Майрон с кубком, выигранным в соревнованиях. Потом взял пустую коробку из-под орехов и швырнул ее в мусорную корзину.

– Зачем тебе это знать? – спросил он наконец.

– Я тут кое во что влез.

– И там замешан Артур Брэдфорд?

– Да, – признался Майрон.

– Тогда вылезай. И побыстрее. – Отец взял кофейную чашку со стола и поднел к губам. Чашка оказалось пустой.

– Брэдфорд посоветовал мне спросить тебя о нем, – сказал Майрон. – Он и тот парень, что на него работает.

Отец резко повернулся.

– Сэм Ричардс? – Голос тихий, полный благоговейного страха. – Он все еще жив?

– Да.

– Бог ты мой!

Молчание. Потом Майрон спросил:

– Откуда ты его знаешь?

Отец открыл ящик стола и начал там копаться. Потом крикнул Элоиз. Она подошла к двери.

– Где «Тайленол»? – спросил он. – Голова раскалывается.

– Нижний ящик справа. Ближе к задней стенке. Под коробкой со скрепками. – Элоиз повернулась к Майрону. – Хочешь «Йо-хо»?

– Да, пожалуйста. – Они держат его любимый напиток. Майрон не был в офисе отца больше десяти лет, а они все равно покупают его.

Отец нашел лекарство и принялся возиться с крышкой. Элоиз вышла и прикрыла дверь.

– Я никогда тебе не врал, – сказала отец.

– Знаю.

– Я пытался тебя защитить. Все родители так делают. Когда они видят опасность, то загораживают детей своим телом и принимают удар на себя.

– Этот удар ты не сможешь принять, – произнес Майрон.

– От этого не легче.

– Со мной все будет в порядке, – уверил его Майрон. – Мне лишь надо знать, с чем я столкнулся.

– Ты столкнулся со злом в чистом виде. – Он вынул две таблетки и проглотил их, не запивая водой. – Ты столкнулся с обнаженной жестокостью, с людьми без совести.

Вернулась Элоиз и протянула Майрону банку. Посмотрев на их лица, поспешно вышла. Раздалось отдаленное бибиканье погрузчика, прокладывающего себе дорогу.

– Это случилось через год или два после бунтов, – начал отец. – Ты, по молодости, скорее всего не помнишь, но эти бунты разодрали город на части. Эти раны до сих пор не зажили. Скорее наоборот. Подобно моим товарам. – Он показал на коробки внизу. – Вещь начинает рваться по шву, никто ничего не делает, и она в конце концов разваливается на части. Так и Ньюарк. Разорван на части.

– Так или иначе, мои рабочие вернулись, но они стали уже другими людьми. Они стали злыми. Я был уже не работодателем, а эксплуататором. Они смотрели на меня так, будто это я тащил их предков в цепях через океан. Разные смутьяны начали их подзуживать. К тому времени все уже стало ясно, Майрон. Производство катилось в тартарары. Труд стоил слишком дорого. В городе начались беспорядки. И тогда эти смутьяны начали агитировать рабочих за профсоюз. Требовали, чтобы он был создан. Я, разумеется, выступал против. – Он посмотрел сквозь стеклянную стену на длинный ряд коробок.

Майрон прикинул, сколько раз отец смотрел сквозь эту стену и видел всегда одно и же. Интересно, что он при этом думал, о чем мечтал все годы на этом пыльном складе. Майрон потряс банку и открыл.

При этом звуке отец слегка вздрогнул. Он повернулся к сыну и через силу улыбнулся.

– Старик Брэдфорд был связан с бандитами, которые хотели организовать профсоюз. Ведь кто здесь был замешан? Бандиты, хулиганье, панки, которые занимались всем, от проституции до букмекерства. И все они внезапно стали великими специалистами по рабочей силе. Но я боролся с ними. И брал верх. Так вот однажды старик Брэдфорд прислал своего сыночка Артура сюда, в это здание. Чтобы поболтать со мной. С ним был Сэм Ричардс, сукин сын, который стоял, прислонившись к стене и молчал. Артур сел и задрал ноги на мой стол. Я должен согласиться на профсоюз, заявил он. Более того, поддержать с финансовой точки зрения. Щедрыми пожертвованиями. Я сказал маленькому паршивцу, что это называется вымогательством. И велел ему убираться из моего офиса к чертям собачьим.

На лбу отца выступили капельки пота. Он достал платок и несколько раз промокнул лоб. В углу офиса стоял вентилятор. Он лениво вращался, поворачиваясь из стороны в сторону, дразня их моментами относительной прохлады, тут же сменявшимися духотой. Майрон взглянул на семейные фотографии, задержавшись на снимке, сделанном во время поездки на Карибское море. Лет десять назад. На родителях были яркие рубашки, они выглядели загорелыми, здоровыми и значительно моложе. Это его испугало.

– И что случилось? – спросил Майрон.

Отец проглотил какую-то таблетку и снова заговорил.

– Тут вмешался Сэм. Он подошел в столу и посмотрел на фотографии. Улыбнулся так, будто он старый друг нашей семьи. Потом бросил на мой стол секатор.

Майрон внезапно похолодел.

Отец продолжал говорить, бессмысленно глядя в пространство.

– И Сэм тогда сказал: «Представь себе, что он может сделать с человеком. Представь себе, как отрезаешь по кусочку. Подумай не о том, сколько времени надо, чтобы умереть, а о том, как долго можно жить и мучиться». Вот так. А потом Артур Брэдфорд заржал, и они ушли.

Отец снова схватился за чашку, но она как была пустой, так пустой и осталась. Майрон предложил ему свою банку, но отец отрицательно покачал головой.