Его спокойствие только подогревает мое раздражение.

— Зачем ты это делаешь? — спрашиваю, понимая, что мне нужно выплеснуть это сдерживаемое отчаяние и злость прежде, чем взорвусь. Одиночное посещение зала приносило гораздо больше удовлетворения, даже если рядом не было крепкого тела Миллера, чтобы сконцентрироваться.

— Я уже говорил, что мне нравится видеть, как ты из-за меня раздражаешься.

— Ты всегда меня раздражаешь, — бормочу, выбрасывая руку и, в который раз, заканчиваю тем, что ощущаю разгоряченное тело Миллера. — Проклятье!

— Отчаялась, Оливия? — шепчет он, языком проводя вдоль моего уха. Мои глаза закрыты, дыхание замедляется до резких вдохов, что никак не помогает снять напряжение. Его зубы несильно прикусывает мочку моего уха, и искры желания взрываются внизу живота, заставляя меня сжимать бедра.

— Какой в этом смысл? — выдыхаю.

— Ты моя, а я дорожу тем, что принадлежит мне. В том числе, я делаю все возможное, чтобы защитить свое.

Слова довольно безличны, но их произнес мой эмоционально разрушенный мужчина, и хотя это странный способ выражать свои чувства, я принимаю этот его способ.

— Тебе это помогает? — я обретаю способность задать вопрос в своем лихорадочном состоянии, которое быстро разбавляется тревогой. У него есть обозленные недоброжелатели.

— Чрезвычайно, — подтверждает он, но не объясняет, вместо этого, обостряя мою дрожь, поднимает меня и несет к стене. Я хмурюсь, но не потому, что хотела бы получить объяснения, хоть он подтвердил мои подозрения, а потому, что смотрю на разноцветные наросты, хаотично разбросанные по поверхности стены — начиная снизу и уходя под самый потолок.

— Для чего они? — спрашиваю, когда он толкает меня к той части стены, где нет этих странных глыб.

— Это, — он тянется ко мне, берет за руки, снимает перчатки и медленно распутывает бинты, — скалодром. Держись, — Миллер кладет мои руки на два выступа. Цепляюсь крепко, а потом выдыхаю, когда он, взяв меня за бедра, делает шаг назад. — Удобно?

Я не могу говорить. Весь затаенный, полученный от тренировки стресс разжигает во мне чувство предвкушения. Так что я просто киваю.

— Вежливо отвечать тому, кто задал тебе вопрос, Ливи. Ты ведь знаешь, — он отодвигает в сторону мои шорты, вместе с трусиками.

— Миллер, — выдыхаю, слегка взволнованная нашим местоположением, чувствую, как его пальцы скользят вдоль внутренней стороны бедер. — Мы не можем, не здесь.

— Этот зал забронирован мною ежедневно с шести до восьми. Никто нас не побеспокоит.

— Но стекло…

— Нас не видно, — он проталкивает в меня палец, и я на срывающемся вдохе лбом прижимаюсь к стене. — Я задал тебе вопрос.

— Мне удобно, — отвечаю я неохотно. Мне удобно в таком положении, но не в таком месте.

— Готов поклясться в обратном, — он погружает палец глубоко в меня, отчего мы оба стонем. — Ты напряжена.

Толчок.

— Боже.

— Расслабься, — он осторожно скользит в меня, на этот раз уже двумя пальцами, и его ласковые движения забирают мою скованность, смягчая каждую клеточку тела. — Лучше.

Это и есть лучше. Непрекращающиеся движения его пальцев во мне толкают меня в состояние восторга, в голове уже нет беспокойства относительно нашего местоположения. Слишком сильно меня переполняет желание. Меня накрывает мелкая дрожь. Я… я… я…

— Миллер!

— Шшш, — шепчет он ласково и убирает пальцы, осторожно, но крепко удерживая меня за бедра. Эта пустота приводит меня к безумию, и я, освободив одну руку, ударяю стену.

— Нет, прошу!

— Я ведь говорил, что доведу тебя до безумия от желания в наших рутинных занятиях?

— Да!

— И довел?

— Да!

— И ты знаешь, что мне это нравится, так?

— Черт побери! Да!

Он утвердительно рычит и проводит головкой по моей плоти. А потом с долгим шипением входит в меня.

— Ооо, — тело плавится, и мне нужно, чтобы Миллер меня держал.

— Держись, — выдыхает он, обвивая рукой мою талию и поддерживая обмякшее тело. Голова безвольно опускается. — Мы, кажется, сбились с курса, — он толкается в меня бедрами. Чем глубже он входит, тем больше я хочу, пока он не прижимается ко мне и не замирает. В своей темноте я ничего не вижу, но потеря одного из чувств не проходит бесследно. Я чувствую его запах, слышу его рваное дыхание, чувствую его, а когда его рука движется по мне, останавливаясь на моих губах, я еще могу и лизнуть его, пробуя на вкус. — Хочешь, чтобы я двигался? — его голос звучит дико, переполненный горячим желанием.

Мой рот занят, исследуя его пальцы, так что я нахожу в себе силы прочно встать на ноги и попой толкаюсь к его бедрам. Он делает резкий вдох. Кусаю его за палец.

— Оливия? — он хочет получить ответ.

Ослабляю укус и с трудом произношу:

— Двигайся. Прошу, двигайся.

— Боже, — его рука на моих волосах, он оттягивает мой хвост, прежде чем пропустить локоны сквозь сильные пальцы, позволяя им свободно струиться. А потом его ладонь накрывает мою шею и тянет до тех пор, пока я затылком не прижимаюсь к его плечу. Приоткрываю губы и крепко зажмуриваю глаза, лицо направлено в потолок. Он все еще не двигается, а мое тело уже непрестанно содрогается от лавины всеобъемлющих ощущений, сходя с ума от наслаждения, когда он начинает входить в меня. Я уже балансирую на грани, а твердый, уверенный член Миллера вызывает спазм внутренних мышц. Тяжелое дыхание заполняет мои уши.

— Я так счастлив, что ты моя кто-то, Оливия Тейлор.

— А я счастлива быть твоей привычкой, — бормочу, легко найдя слова среди тумана в голове.

— Рад, что мы это выяснили, — он опускает лицо в изгиб моей шеи и начинает плавно двигать бедрами, с удовлетворенным вздохом высасывая из моих легких весь воздух.

Улыбаюсь сквозь переполняющее меня наслаждение и чувствую, как он улыбается мне в шею, ласково целуя и продолжая двигаться во мне, ладонью удерживая мою шею.

— Божественна на вкус, — шепчет он резко.

— Божественен на ощущения.

— Ты сжимаешь меня, сладкая девочка.

— Я уже близко, — чувствую, как обостряются все мои ощущения — напряженность, пульсация, тяжесть. — Боже!

— Шшш, Ливи, — успокаивает он, его бедра как будто живут собственной жизнью, делая резкие движения, прежде чем он зубами впивается мне в шею и глубоко вдыхает. Замирает.

У меня на лбу выступают капельки пота. Жар от губ Миллера на коже разливается по моему покрытому испариной телу, обжигая самое естество.

— Насколько? — задыхаясь, произносит он. — Насколько ты близко, Ливи?

— Близко!

Его бедра, кажется, начинают вибрировать, явный признак того, что он пытается сдерживать желание и дальше резко входить в меня.

— Блин! — стону, когда он толкается в меня быстро, но осторожно, костяшки моих пальцев побелели от отчаянной хватки. Он снова отодвигается, прежде чем осторожно толкнуться. В легких не осталось воздуха, а частота сердцебиения приближается к опасной. Я чувствую слабость. — Миллер, — задыхаюсь, руками упираясь в стену. Я дрожу, не в силах себя контролировать, от такой степени наслаждения мысли плавятся. Я не знаю, что сделать, чтобы совладать с этим. Ничто не меняется, и я надеюсь, не изменится. — Миллер, прошу, пожалуйста, пожалуйста, — я уже готова сорваться с края, но он сдерживает меня, мучая. Он абсолютно точно знает, что делает.

— Проси, — рычит он, мучая меня еще одним резким толчком. — Умоляй об этом.

— Ты специально это делаешь! — кричу, двигаясь навстречу ему в попытке поймать его давление и дать волю взрыву, и получаю дикий рык Миллера и собственный шокированный вскрик. Поворачиваю к нему лицо, а он поглощает меня, и этот наш поцелуй приближает надвигающийся оргазм.

— Умоляй, — повторяет он мне в рот. — Умоляй меня посвятить тебе остаток жизни, Оливия. Дай мне увидеть, что ты хочешь нас так же сильно, как хочу я.

— Хочу.

— Умоляй, — он прикусывает мою губу и позволяет ей осторожно проскользнуть сквозь зубы, прежде чем его синие глаза впиваются в меня, прожигая душу. — Не отвергай меня.